Виды насилия 

***

«Бруталист» идет три часа тридцать пять минут (почти столько же, как половина одного сезона, например, сериала «Дисклеймер» Альфонсо Куарона). И в нем есть то, чего нет ни у одного другого фильма фестиваля, — перерыв в 15 минут в середине. Идея снять фильм об архитекторе баухауса (Bauhaus — немецкая архитектурная школа, утвердившая доктрину функционализма. — Прим. авт.) пришла к режиссеру Брэйди Корбету («Вокс Люкс», «Детство лидера») после чтения книги историка Жана-Луи Коэна «Архитектура в униформе» о дизайне и архитектуре во время Второй мировой войны. Фильм — это физическая манифестация травмы ХХ века, сказал Корбет на пресс-конференции. Корбет спросил у Жан-Луи Коэна, есть ли примеры архитекторов баухауса, кого затянула трясина войны, кто потом сумел построить свою жизнь заново в Америке. Коэн ответил, что таких примеров нет. Тогда Корбет решил придумать такого архитектора — пережившего концлагерь эмигранта, который пытается воплотить свои идеи о красоте функциональности и о функциональности красоты в мире капитализма. Ласло Тот, главный герой «Бруталиста», — это воображаемый коллективный портрет всех людей, кто в реальности не получил возможности реализовать свои идеи после войны. 

Фильм снят в формате VistaVision, позволяющем получить широкоформатное изображение на 35 мм пленке. Последний фильм с использованием этой киносистемы в Америке был снят в 1963 году («Шесть моих возлюбленных» с Дебби Рейнольдс), но в следующем, 2025-м году выйдет еще одна картина, снятая на VistaVision, — новый фильм Пола Томаса Андерсона. Корбет выбрал такой формат съемки, потому что она была придумана в 50-е на студии «Парамаунт» и соответствовала духу послевоенного времени. 

Сын беженки, уехавшей из социалистической Венгрии в США после восстания в 1956 году, Эдриан Броуди играет Ласло Тота, архитектора-звезду. Оказываясь в Америке, он начинает работать в мебельном магазине Аттилы (Алессандро Нивола), родственника его жены, Эржбет (Фелисити Джонс), но первая неудача, и Ласло оказывается на улице — он вынужден жить в ночлежке, а работать на стройке. Там его найдет Гаррисон Ли Ван Бюрен (Гай Пирс), богач и меценат: именно по его вине провалился первый американский проект Ласло — новая домашняя библиотека, которая должна была стать сюрпризом, не понравилась Ван Бюрену, и заказчик, его сын Гарри Ван Бюрен, отказался выплатить Ласло и Аттиле причитающийся им гонорар. Но фотографии библиотеки напечатали в модном архитектурном журнале, вкус Ван Бюрена похвалили, и он сменил гнев на милость — и теперь предлагает Ласло работу, заказывает ему проект мультиздания — общественного центра, спортзала, библиотеки и часовни. Ласло принимает предложение, параллельно начиная принимать героин и дожидаясь приезда родственников из Европы.

Корбет сказал на пресс-конференции, что его фильм о герое, который бежит от фашизма, а в результате встречает капитализм. Он написал сценарий вместе с своей женой Моной Фастволд («Мир грядущий»), и им удалось преодолеть гравитацию жанра исторического фильма о жизни замечательного человека (пусть и выдуманного). «Бруталист» ощущается как мощный поток времени и людей, и неясно, куда вынесет это течение. Архитектор одновременно тверд и хрупок в роли человека, которому в этом потоке времени не за что зацепиться. С его хрупкостью контрастирует мегаломания и непробиваемость мецената — почти неизбежная оскаровская номинация для Гая Пирса, который никогда не был на экране столь омерзительным, смешным, мощным и жалким одновременно.

«Бруталист» — это фильм-восхождение. Как строители поднимаются на холм, где должно появиться грандиозное здание (и о да! оно появится), так Ласло и Ван Бюрен поднимаются в каррарские каменоломни, чтобы в горном тумане выбрать мрамор для часовни. Корбета сравнивают с Копполой и Кубриком, и эти сравнения кажутся оправданными, таков размах и масштаб «Бруталиста». Но самое ценное здесь — фильм делает всё то, что (это слова самого Корбета) «нам», режиссерам, «не позволяют делать». Снимать трехчасовые фильмы о бруталисткой архитектуре. В сюрреальной Карраре, в темных коридорах и на гигантских ступенях каменоломни становится окончательно понятно, что Корбет не хочет просто рассказывать историю, нажимая на рычаги и кнопки, которые дают известный результат. Он тоже бродит в тумане и заворожен великолепием и ужасом гор, людей, их поступков. И это освобождающее чувство. 

*** 

«Апрель» Деи Кулумбегашвили открывает сцена родов. Ребенок, красно-белый от крови и первородной смазки, выходит из чрева матери, и девушка в соседнем со мной кресле резким движением закрывает лицо руками. Нетерпеливые критики массово покидают зал. 

Дальше: долгие, близкие к статичным планы, сцены, снятые издалека. Кулумбегашвили показывает дождь, наполняющий грязевую лужу, буквально несколько минут (для кино это примерно вечность), а главная героиня столько же ездит по ночным дорогам между деревнями. Кулумбегашвили на пресс-конференции назвала свое кино ультранатуралистичным. Она не только снимает природу так, чтобы зритель почувствовал, как сгущается ночь и как героиня месит грязь размытых дорог, этим же ультранатуралистичным взглядом Кулумбегашвили рассматривает ультранасилие. В воздухе разлито ожидание, что сейчас, когда облако меняет свою форму, а дерево стонет под порывом ветра, случится что-то чудовищное. 

Нина (Ия Сухиташвили) — гинеколог. Она работает в сельской больнице и делает нелегальные аборты женщинам, которые не хотят регистрировать беременность. Муж молодой женщины, чей ребенок умер при родах, доносит на Нину, больница проводит расследование, одна из деревенских жительниц просит Нину сделать аборт ее младшей (возможно, несовершеннолетней) сестре, та глухонемая, а предполагаемый отец неизвестен. Женщина говорит Нине — если не сделать аборт, то ее муж убьет беременную. У Нины нет ни семьи, ни друзей, только работа и одержимость — ночами она ездит на машине и ищет случайных сексуальных связей.

Деа Кулумбегашвили рассказала, что толчком к созданию образа Нины послужила ее бабушка, та похожим образом ездила по деревням (фильм снят в родных местах постановщицы) и учила местных женщин читать и писать. Хотя некоторые называют фильм Кулумбегашвили «гинекологическим», он не об абортах, он о мире, где женщины обязаны подчиняться мужчине, и что происходит, если они перестанут. 

Для того чтобы понять, на кого похожа Кулумбегашвили и ее кино, надо назвать три имени: Лука Гуаданьино — продюсер «Апреля», влюбился в стиль Деа, когда возглавлял жюри кинофестиваля в Локарно, и отдал ей четыре приза из пяти; Михаэль Ханеке — с ним сравнивают изображаемый ею мир, наполненный холодной опасностью; Джонатан Глейзер — в «Апреле» появляется странная деформированная фигура голого человека. Этот образ отсылает к «Побудь в моей шкуре» Глейзера, заставляет зрителя гадать, с чем же он имеет дело. С драмой об абортах? Нет. С магическим реализмом? Тоже нет. Кулумбегашвили трудно поместить в существующую рамку. Деформированный человек, вспышки ультражестокости, долгие сверхкрупные планы тел с самых неожиданных ракурсов — все это инструменты для высечения эмоции из зрителя. Но вот что это за эмоция?