Депкульт слезам не верит

Значение событий 2011 года в РФ сложно осмыслить из 2024-го, когда вся новейшая история страны представляется необратимым «движением вниз» — в 24.02.2022. Но уникальность 2011-го в том и состоит, что это был один из последних периодов, которому не был присущ мрак исторической обреченности. Напротив.

Это был четвертый год «медведевской оттепели» — короткой эпохи ограниченного либерализма, тем не менее дозволявшего, например, олигархам Мамуту и Прохорову финансировать сугубо оппозиционный проект «Гражданин поэт», Медведеву публично критиковать Путина, а Парфенову с Познером всерьез обсуждать запуск в России общественного телевещания. Больше того, европейские дипломаты рассуждали о безвизовом режиме между РФ и ЕС, журнал «Большой город» с обложки призывал к «отставке обоих», а сотни тысяч граждан делали то же самое с Болотной площади и проспекта Сахарова. В начале 2010-х Россия, обогатившаяся и распробовавшая западную модель потребления в «тучные нулевые», потянулась на Запад и политически (по крайней мере в риторике администрации Медведева), и культурно-общественно. Особенно это было заметно в жизни Москвы.

Культурная революция сверху

В 2011-м столица всё еще прочно ассоциировалась с наследием Юрия Лужкова. «Думаешь, парк Горького… Придешь туда в марте — снег по колено: непонятно где, это точно не Москва, света нет, ничего нет, ужас какой-то, какие-то кафе, люди продолжают жарить шашлыки — ощущение, что это какая-то трасса», — вспоминал лужковский парк Горького Сергей Капков, которому, как выразился журнал GQ, предстояло превратить «выдающуюся гоп-дыру в центре Москвы» в один из самых комфортных парков Европы.

Из 2024-го, опять же, кажется странным, что депутат Госдумы от «Единой России» и «правая рука Абрамовича» вдруг решает сложить парламентский мандат и предпочесть ему пост директора столичного парка. Но не из 2011-го, когда тот же Абрамович принимал участие не в переговорах между Россией и Украиной, а в реконструкции острова Новая Голландия, открытии музея современного искусства «Гараж» и вечеринках в клубе «Солянка».

— Вообще, вся эта «культурная революция сверху» началась еще в 2010-м, сразу после назначения Собянина, и была вполне в духе тогдашней «медведевской оттепели» с ее лозунгами модернизации. Нужно, чтоб Москва была современным, продвинутым городом, на уровне крупнейших мегаполисов мира. Тут требования власти совпали с интересами крупного бизнеса — уже был открыт «Гараж», и мы видели, что людям с большими деньгами тоже хотелось «как в Европе». Капков, собственно, пришел в мэрию из команды Абрамовича. Быстро стало заметно, что у всего этого еще есть аудитория: в старом парке Горького никого не было, в новом яблоку негде упасть, — считает собеседник «Новой-Европа», в то время близкий к московским культурным кругам.

Благодаря аудитории проектов Капкова к нему приклеились ярлыки вроде «министра хипстеров», «городского Медведева» и «реформатора культурной Москвы». 

Как рассказывал «Афише-Daily» сооснователь архитектурного бюро Wowhaus Олег Шапиро, в 2000-х московский депкульт «был какой-то заплесневевшей институцией, которая непонятно чем занималась». Лишь с приходом Капкова он проявился как департамент со своими задачами и ответственностью. «При Капкове стало видно, что у Москвы есть культурная политика… что есть культура, которая может преобразовываться и менять людей».

Как именно эту культуру смогла преобразовать команда Капкова? Если грубо суммировать ее деятельность за неполные четыре года, стоит выделить:

• появление в Москве велодорожек как феномена;
• благоустройство и модернизацию крупнейших московских парков, которые ранее были «гоп-дырами» с шаурмой и шашлыками (в частности, Филей, Сокольников или Музеона, посреди которого, например, до 2011 года стоял бюст директора автосервиса);
• возникновение сети столичных библиотек в их современном виде — удобных мультимедийных центров и коворкингов (часто с кофейнями), работающих по единому читательскому билету;
• появление полноценной пешеходной карты: закрытие многих улиц для автомобильного движения, объединение в сплошную пешеходную зону, в частности, Рождественки, Кузнецкого моста и Камергерского переулка;
• начало проведения (либо же полное переосмысление) масштабных городских фестивалей вроде «Ночь в парке», «Лучший город земли», «Круг света» и «Черешневый лес»;
• европеизацию столичного стритфуда — традиционные лужковские символы вроде палаток с шаурмой и самсой начали конкурировать с фалафельными и митбольными (кульминация случилась уже после ухода Капкова в феврале 2016 года, когда мэрия инициировала снос около 100 лужковских торговых павильонов у станций метро)
• и, конечно, коренное реформирование ключевых культурных институтов Москвы — музеев и театров.

Последний пункт в свое время произвел наибольший общественный резонанс, и через него проще всего понять стиль «капковщины» как явления и управленческого подхода. Характерен скандал вокруг Московского драматического театра им. Н. В. Гоголя — пропагандист (в прошлом театральный критик) Антон Красовский называл его «худшим, что случалось с московскими театрами за всю их историю».

«В полупустынном зале сидели роты расквартированных в Кубинке срочников и семиклассники из Балашихи. В театр не ходил никто — на сцене шла вечная “Гроза”, начальство в принципе было готово отдать театр под ночной клуб».

С этим мнением, очевидно, был согласен и Капков, по воспоминаниям журналиста Романа Супера, назвавший руководство «руиноподобного» театра подонками при виде неправильно оборудованного туалета для инвалидов. «И всё в этом театре вот так: на… (спустя рукава. — Прим. ред.). Драматический репертуарный театр должен уважать зрителя. И будет уважать».

Так, несмотря на протесты бывшей труппы театра, на пост его нового художественного руководителя решением Сергея Капкова был назначен Кирилл Серебренников — режиссер-нонконформист, «призывавший к свержению принципов системы К. С. Станиславского» и тогда известный своей близостью как к оппозиции, так и к Владиславу Суркову (по книге которого Серебренников даже ставил спектакль).

За театрально-музейную отрасль Капкова больше всего критиковали. В 2015-м, подводя итоги деятельности его команды, критик Григорий Заславский назвал назначение Кирилла Серебренникова худруком театра им. Н. В. Гоголя ее «единственным настоящим достижением». Среди главных провалов он упомянул назначение актрисы Ирины Апексимовой сперва на должность художественного руководителя Театра Романа Виктюка, а затем — Театра на Таганке, куда ранее депкульту не удалось вернуть Юрия Любимова. Как и не удалось вернуть в Москву из Франции основателя театра «Школа драматического искусства» Анатолия Васильева, уволенного в 2006-м предшественником Капкова.

«Центр драматургии и режиссуры, создание вот таких вот театральных холдингов — всё это тоже, к сожалению, наносит огромный ущерб и просто уничтожение сразу нескольким экспериментальным московским театрам. После того как Департамент культуры Москвы соединился с Департаментом молодежной политики, фактически уничтожен единственный сугубо молодежный московский театральный проект “Открытая сцена”», — рассказывал Заславский «Радио Свобода». Что примечательно (и очень не по-чиновничьи), сам Капков многие свои провалы публично признавал.

Министр тыквенного супа

Капкова часто критиковала как провластная, так и оппозиционная публика за (у каждого свое) «заигрывание с фрондой»: член высшего совета «Единой России» до 2016 года, он всегда был аккуратен в заявлениях (иногда — чересчур), но всей своей активностью и характером реформ, очевидно, намекал на симпатии к креативному классу. 

Сам же креативный класс порой конспирологически подозревал Собянина в назначении главой московского депкульта модернизатора-Капкова для «симпатичной упаковки несимпатичных политических решений» — превращения Москвы в «концлагерь с велодорожками». В этой логике парки и музеи европейского уровня будут успешно отвлекать горожан от нарастающих репрессий.

Как писала Наталия Осс для «Коммерсанта», «главный проект, с которым ассоциировался Капков, — это проект будущего, которое могло наступить в 2011 году, году его назначения, но не наступило: Россия как Запад, Москва как идеальный европейский мегаполис». Однако странно винить Капкова в провале протестного движения, «рокировке» и «русской весне» — как, собственно, и подозревать в чрезмерной идеологизированности и симпатиях к оппозиции.

Разумеется, из последнего он по возможности извлекал политические очки, но его первостепенные функции были административными. И как перед менеджером перед ним стояли вполне конкретные задачи по реформированию московского культурного ландшафта. После Лужкова он находился в катастрофическом состоянии: с запущенными парками, полными семиклассников из Балашихи театрами, нафталиновыми музеями, умирающими библиотеками. В 2013-м депкульт совместно с ВШЭ провел исследование, итоги которого показали, что 40% москвичей никогда не ходили в местные театры, а 60% — в музеи. Эта проблема нуждалась в решении.

Оно, очевидно, и лежало в плоскости модернизации и переориентации культуры с государства на публику, что из-за ультрареакционной специфики путинского режима, который «по умолчанию» будет поддерживать пусть неэффективную и закостенелую, но ратующую за «великие традиции русской театральной школы» труппу театра Н. В. Гоголя, а не неблагонадежного Кирилла Серебренникова, уже выглядит как провокация и вызов системе.

Хотя, в сущности, это лишь попытка заинтересовать зрителя и предложить ему что-то новое вполне рыночными методами. 

И из 2024-го «капковщина» начинает казаться своего рода итальянской забастовкой.

— Смысл был в том, чтобы перестать делать вид, что у нас есть такие финансируемые из бюджета учреждения, в которых никогда ничего не меняется, а развернуть их лицом к людям, что значит — научить зарабатывать деньги. Капкова критиковали за то, что при каждом музее теперь обязательно должно быть кафе, а в нем — тыквенный суп. [Но потом] было принято решение, что пусть уж лучше ничего не меняется, от греха подальше. Благоустройство пошло своей дорогой, отдельной от Департамента культуры, и осуществлялось, может быть, менее артистично, но всё более масштабно. А в культуре всё немного заморозилось, — рассказывает анонимный собеседник «Новой-Европа».

Руководить «замороженной» культурой после Капкова в 2015 году принялся Александр Кибовский, который проведет на должности главы депкульта восемь лет. Его назначение в начале «посткрымской эпохи» столь же символично, как и приход Капкова на закате «медведевской оттепели». Кибовский — совершенно системный чиновник, исторический реконструктор, любитель военной формы и анекдотов про гусар. То есть человек, обладающий всеми атрибутами успешного государственного деятеля в РФ после 2014 года.

Чего нельзя сказать о Капкове, чья государственная карьера в марте 2015-го и закончилась. Версий о причинах отставки было много: от прихода на похороны Бориса Немцова до недовольства отсутствием повышения до вице-мэра. Как бы то ни было, сам Капков тогда объяснил, что «повестка теперь другая. А при этой повестке то, что я делаю, — я не знаю, нужно или нет».

Навсегда, пока не кончилось

Восьмилетку Кибовского, ранее занимавшего должность руководителя Департамента культурного наследия Москвы, лучше всего характеризует фраза, сказанная им в день своего назначения: «Каких-либо революций никто не собирается делать».

— На место людей, которых привел с собой Капков, пришли новые, масштабные реформы были приостановлены. Но при этом никакого особого идеологического давления не было. Даже Серебренников, находясь под следствием, формально оставался худруком «Гоголь-центра». Департамент при Кибовском скорее занимался слиянием малоэффективных учреждений и общей финансовой оптимизацией, — считает наш анонимный собеседник.

С наследием Капкова его преемник обращался действительно деликатно. За четыре года оно успело стать ни много ни мало брендовой айдентикой Сергея Собянина. С ней он, например, шел на выборы в 2018 году. Тогда пиарщики мэра повсеместно распространяли агитацию о «красавице Москве», которую таковой сделал Собянин, реконструировав парки, придумав новые праздники для москвичей и сделав город более зеленым (агитация была столь повсеместна, что даже стала интернет-мемом).

Собственно, за всеми этими «как похорошела Москва при Сергее Семеновиче» стоят заслуги команды Капкова. В мэрии это прекрасно понимали, из-за чего контрреформация после 2015-го проводилась в очень локальных масштабах. Разумеется, никаких больше новых серебренниковых и «гоголь-центров» с фильмами о Pussy Riot, чуть больше владимиров машковых в худруках, больше идеологически выверенных акций вроде «Линии памяти». Но урбанистика, например, — почти без изменений: всё те же пешеходные мосты, веломаршруты, хай-тек-кластеры и высотки в узнаваемом собянинском стиле.

— Я думаю, что, когда в Департамент культуры пришел Кибовский, в московском правительстве немножко успокоились, потому что культура перестала быть частью политики, она стала обычной отраслью, частью инфраструктуры города Москвы, — рассказывала «Новой-Европа» продюсер Евгения Шерменева, работавшая заместителем Капкова в 2011–2013 годах.

Обычной инфраструктурной отраслью без самостоятельности или собственной повестки депкульт остается и сейчас: в 2023-м его возглавил Алексей Фурсин, для которого культура Москвы — «первое, это, конечно, сохранение традиций». Но могла ли ситуация в принципе быть иной при другом руководстве депкульта?

По мнению Шерменевой, московская культурная повестка «по умолчанию» зависима от повестки федерального Министерства культуры и руководства мэрии, с которыми она не может вступать в конфликт. Среди прочих системных проблем Шерменева отмечает зацикленность Москвы на самой себе на фоне региональной и международной изоляции:

— Если мы говорим о культурах столичных регионов других стран, они существуют за счет внутреннего и международного туризма: Лондон, Париж, Нью-Йорк… Вся культура этих регионов существует за счет туристов, и институции культурные там работают по совершенно другим принципам. 

В условиях диктатуры другой повестки, кроме «сохранения традиций» и привлекательной городской среды, у Москвы быть не может. Сегодня московская культурная жизнь всецело согласуется с федеральной, и сейчас даже предложение Капкова 2013 года о запрете исполнения песни Олега Газманова «Москва» по прибытии поездов на Ленинградский вокзал кажется невообразимым.

Ассоциирующиеся с эпохой Капкова культурные институты постепенно вытесняются и отмирают. Серебренников покинул Россию в марте 2022 года, сразу после закрытия пятилетнего уголовного процесса по делу «Седьмой студии», и тремя месяцами позже его детище «Гоголь-центр» было заново реорганизовано в театр им. Н. В. Гоголя. ЦДК, по словам его основательницы, бывшей жены Сергея Софьи Капковой, «отжали другие люди… руками директора Музея Москвы» за то, что она отказалась «называть войну войной». А институт «Стрелка», который журнал «Коммерсантъ Власть» называл «интеллектуальным штабом Сергея Капкова», приостановил свою деятельность в феврале 2022 года и с тех пор признаков жизни не подавал. Потому что с 2022 года в Москве интеллектуальному штабу места нет — только существующему при нем одноименному бару.