Память заполнена

Писатель Джонатан Литтелл прославился своим романом «Благоволительницы» об эсэсовце Максимилиане Ауэ. Ауэ осмысляет травмы юности, свою идентичность, а еще вспоминает, как совершал военные преступления — в том числе в Бабьем Яре, овраге на окраине Киева, где, по разным подсчетам, было расстреляно от 70 000 до 200 000 человек.

Отсюда замысел Литтелла написать нон-фикшн о Бабьем Яре кажется последовательным: одно дело — описывать преступление от лица персонажа-эсэсовца, и совсем другое — оценить, как выглядит Бабий Яр сейчас и как память о нем менялась с течением времени. Писатель превращается в свидетеля.

Но Литтеллу было суждено превратиться в свидетеля дважды. Он дважды посещает Бабий Яр — в конце 2021-го и в середине 2022-го — и одновременно со вторым визитом наблюдает последствия полномасштабного вторжения России в Украину. Это в планы Литтелла, конечно, не входило. Сам он признается, что поставил точку в первом черновике книги 22 февраля 2022 года, то есть в день, когда Владимир Путин прочел россиянам лекцию о том, как Ленин придумал Украину.

Но потом, как пишет Литтелл, фашисты вновь напали на Украину, и ему показалось странным обойти стороной современную историю военных преступлений в районе Киева.

Это делает книгу «Неудобное место», простите за каламбур, неудобной. Ее сложно охарактеризовать. С одной стороны, Литтелл и его напарник по исследованию фотограф Антуан д’Агата собирают по крупицам картину того, как сейчас выглядит память о Бабьем Яре. Заметки эти по определению фрагментарны, как и сама память о Бабьем Яре — сначала усиленно замалчиваемая в СССР, а затем поделенная на части разными пострадавшими от киевских расстрелов этническими группами. С другой стороны, это записки свидетеля российского вторжения. Литтелл и д’Агата посещают Бучу, киевский городской морг, разговаривают с местными жителями, воспроизводят их монологи. В результате единый сюжет книги не выстраивается: она распадается в памяти читателя на несколько ярких кусков, которые скреплены самим процессом чтения и фотографиями д’Агата. Кажется, что это процессу чтения должно вредить — и скрывать не буду, вредит: приходится всё время останавливаться, чтобы припомнить, о чем Литтелл писал раньше. Но с другой стороны, каждый фрагмент текста запоминается лучше — и такое разбиение эссе на микросюжеты как будто хорошо работает на замысел авторов (о котором ниже).

И эти микросюжеты действительно запоминаются. Вот, например, Литтелл рассматривает трупы в городском морге Киева:

А вот записывает рассказ жительницы Бучи:

Это всего две цитаты из тех. Но ярких и мощных цитат я выписал себе гораздо больше. Осознавая, что стройный сюжет рассказа о Бабьем Яре не получается, Литтелл делает ставку на детальность. Вот здесь опишет то, как выглядит киевская телевышка после российского обстрела; вот здесь — как украинский священник спасался во время оккупации села войсками РФ. А в другой части подробно расскажет, как Еврейский антифашистский комитет боролся за память Бабьего Яра в сталинском СССР. Всё это — с максимальным погружением в тему, вплоть до того, чтобы передать читателю запах заброшенного здания в заросшем Бабьем Яре.

К чести Литтелла, он не боится быть неполиткорректным. И затрагивает весьма проблемные вопросы. Например, ответственность украинских националистов за холокост — и наследие украинского национализма в Украине современной. И выходит без обиняков: да, во львовском погроме 1941 года участвовали украинцы, да, украинцы участвовали в расстрелах в Бабьем Яре, и даже просоветски настроенные украинцы выступали носителями антисемитских взглядов. Вместе с тем настоящих нацистов в Украине Литтеллу обнаружить не удается. Даже бойцы батальона «Азов», носящие татуировки с нацистскими символами, воспринимали их в основном как красивый атрибут прошлого, нисколько не разделяя нацистских идей. В итоге Литтелл приходит к неожиданному выводу:

На этом моменте читатель рецензии может быть совершенно растерян. О чем же тогда книга, если в ней так много разнообразных сюжетов про память? А она как раз о памяти — о ее фрагментарности, о том, что единый нарратив памяти выстроить невозможно в принципе — как не удается выстроить единый нарратив вокруг Бабьего Яра. Всё, что остается, — это сшивать отдельные микросюжеты, пока не сложится некий калейдоскоп и пока не заполнится память в фотоаппарате. «Можно ли существовать без простой версии истории? А почему бы и нет», — говорит историк Тимоти Снайдер в интервью Литтеллу. И этот неожиданный вывод очень сильно контрастирует с попытками путинского режима выстроить единый нарратив о войне с Украиной как о своеобразном крестовом походе России против западного мракобесия (который, заметим, тоже не получается создать и который распадается на фейки из уст соловьевских крикунов).

«Неудобное место» — сложная книга, неудобная. Ее тяжело читать, и о ней тяжело писать. Неслучайно на читательских агрегаторах вроде Goodreads или Livelib о ней почти нет отзывов. Ее нельзя порекомендовать кому-то, кто ищет понятный сюжет о войне. Но в этом как раз ее ценность. Литтелл и д’Агата создали непростое, но честное свидетельство о войне — прошлой и нынешней. И, наверное, в этой честности весь смысл.

Перевод с французского Михаила Цивилева