1961 год. Весна. Дирекция Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова в крайнем беспокойстве: молодой танцор Рудольф Нуреев, впервые выехавший в составе труппы на зарубежные гастроли во Францию, не соблюдает приписанную КГБ дисциплину: общается с бесконечной вереницей поклонников и новыми знакомыми — «подозрительно политическими людьми», свободно гуляет по улицам Парижа и не вылезает по вечерам из ресторанов, возвращаясь в гостиницу лишь под утро. А еще есть информация, что его сманивает в свою труппу маркиза де Кюэваса. И хотя Кировскому театру после Франции еще предстояли выступления в Англии, советское руководство принимает решение досрочно снять Нуреева с гастролей, отправить обратно в СССР и больше никогда и никуда не выпускать «потерявшего честь и совесть отщепенца», как гласили внутренние партийные документы. Нурееву объявили о досрочном прекращении его гастролей перед самой посадкой на лондонский рейс, заявив, что ему надо возвращаться в Москву, чтобы дать важные концерты. Кроме того, сослались, что тяжело заболела мать. Он понял, что это вранье. Самолет в Лондон улетел без него, а рейс на Москву, которого он дожидался под присмотром гэбиста, был только через два часа. Этого времени Нурееву вполне хватило: он смог прошептать, обнимаясь с парижской знакомой как бы на прощанье, что хочет остаться, та переговорила с полицейскими прямо в аэропорту Ле Бурже. Те попросили, что господин Нуреев сам сказал им фразу про политическое убежище. И тот в окружении друзей подошел к полиции и сообщил о своем желании. Контролировавшие передвижения Нуреева гэбисты насильно посадить танцора в самолет не смогли: не дали полицейские. Уже через неделю Нуреев танцевал в труппе де Кюэваса…