Восток для Запада и Запад для Востока

Красный, синий, голубой

«А это правда, что в Черногории русские с украинцами чуть ли не в обнимку ходят и песни хором поют?» — спрашивали меня друзья и коллеги.

Проведя здесь много времени, могу сказать: чистая правда. А еще в том же хоре поют и белорусы, и хотя их в Черногории намного меньше, но голос звучит, не заглушается. Если в других странах диаспоры существуют отдельно друг от друга, не пересекаясь, то в Черногории они волшебным образом перемешиваются и взаимодействуют.

В культурном центре «Аудитория» в Будве над барной стойкой висит объявление: «5-го числа каждого месяца — день взаимопомощи. Ваш кофе порадует не только вас. Один евро с каждой проданной чашки будет перечислен в поддержку беженцев из Украины и вынужденных переселенцев из России и Беларуси». Эту акцию «Аудитория» проводит вместе с фондом «Пристаниште», о котором уже не раз писала «Новая-Европа». Созданный россиянами для помощи украинцам, теперь этот фонд помогает всем: и уехавшим от войны, и спасающимся от репрессий. И волонтеры фонда, как и его подопечные, — обладатели паспортов разных цветов. Но ни для кого не имеет значения, российский красный, белорусский синий или украинский голубой паспорт у тебя в кармане, — ведь ты в Черногории.

Те, кто только оказался здесь, не сразу погружаются в эту объединяющую всех атмосферу. Наташа, преподаватель из Москвы, осенью приехала с мужем на зимовку — провести три зимних месяца в лучшем, чем московский, климате, насладиться прогулками по опустевшей набережной и неторопливостью местной жизни. (Потом они задержатся еще на месяц, и еще, и на два, и уедут только в июне с твердым намерением вернуться уже в сентябре.) Однажды Наташа попросила поделиться контактами парикмахера. Я поделилась. Увидев номер, начинающийся на +380, Наташа сказала:

— Украинка? Я к ней не пойду. Я не смогу, просто не смогу. То есть мы, россияне, выселили ее из дома, заставили бежать из-под бомбежек, а теперь я заявлюсь к ней и скажу: «Здрасьте, а сделайте-ка мне красивую прическу»? Да ни за что! Я каяться перед ней должна, а не в кресле сидеть.

Парикмахер Надя из Николаева не считает, что перед ней должны каяться те, кто уехал от войны, чтобы не стать соучастниками или убийцами. У Нади муж россиянин. Соседка по рабочему месту — россиянка. Клиентки — и те, и другие, и третьи. Помню, как перед Новым годом украинки, россиянки и белоруски, оказавшись в одном месте, поздравляли друг друга и желали друг другу хором одного и того же. Правда, оно пока не сбылось. Но наверняка сбудется.

В центре Reforum Space в Будве продаются желто-голубые «фенечки», бижутерия, сувениры.

— Мы сотрудничаем с украинскими мастерицами, — говорит Наталья Севец-Ермолина, координатор Reforum Space. — Мы продаем здесь их изделия. Вообще, на наши мероприятия всегда приходят украинцы. Конечно, здесь есть и те, кто не придет никогда просто потому, что «Рефорум» связан с Россией, и неважно, что наши пространства открыты именно для людей с антивоенной позицией. Но очень многие приходят и участвуют в наших мероприятиях. Например, недавно у нас был борщ. Вечер украинской культуры с показом фильма «Борщ. Секретный ингредиент» и, разумеется, с дегустацией борща. Мы не хотим сейчас проводить дискуссии, чтобы никого не травмировать. У нас небольшие проекты поддержки Украины, и надеюсь, всё это не зря.

Конечно, не зря. Reforum Space, где колдуют харизматичная Наташа и утонченный Артем, — эпистолярный центр. Сегодня сюда приходят писать письма российским политзаключенным. Завтра — белорусам, воюющим в ВСУ за свободу Украины. Послезавтра — украинским военнопленным. В пятницу — украинский спектакль с российскими зонгами. И здесь, в Черногории, всё настолько естественно, что ни одной фальшивой ноты, ни одного неискреннего жеста, ни одного искусственного слова.

Мусульмане с большой буквы

Черногорцы объясняют эту удивительную особенность своей страны, объединяющей всех, очень просто. В Конституции Черногории нет этнической составляющей. К примеру, первая статья Конституции Сербии гласит: «Республика Сербия — это государство сербского народа и всех проживающих в нем граждан». В преамбуле к Конституции Хорватии написано: «Республика Хорватия создается как национальное государство хорватского народа и как государство представителей иных народов и национальных меньшинств, являющихся ее гражданами». А в Конституции Черногории первая статья звучит так: «Черногория — независимое и суверенное государство с республиканской формой правления. Черногория — гражданское, демократическое, экологическое государство и государство социальной справедливости, основанное на верховенстве права».

И многие черногорцы очень гордятся тем, что их государство гражданское. Там нет титульной нации, этнического большинства. Результаты прошлогодней переписи населения еще не объявлены, но если исходить из итогов предыдущей переписи, то черногорцы составляют около 45 процентов населения страны. 29 процентов — сербы. Остальные — албанцы, босняки, хорваты, Мусульмане (именно так — с большой буквы — в Черногории называют тех, кто не идентифицирует себя с Боснией или Албанией, но исповедует ислам) и другие. 

— Католики живут на севере Албании, на границе с Черногорией, — объясняет черногорский политолог Любомир Филипович рецепт этого сложного этнического коктейля. — Кстати, на Балканах только в Черногории и Северной Албании сохранилась память о племенной идентичности: каждый из нас знает, к какому племени он принадлежит. Именно племенная идентичность черногорцев и северных албанцев породила миф об их общем происхождении. А большинство черногорских мусульман не албанцы, а босняки и Мусульмане. По идентичности они различаются. Одна часть черногорских мусульман приняла босняцкую идентичность, другая часть говорит на черногорском языке и считает, что не имеет никакой связи с Боснией. На самом деле у них славянское происхождение: это черногорцы, которые когда-то приняли ислам. У южных славян на просторах бывшей Югославии этническая идентичность вообще очень связана с религией. Хорваты — католики. Очень трудно отыскать хорвата-мусульманина или православного. Они есть, но на уровне статистической погрешности. То же самое с сербами: найти серба-католика или серба-мусульманина трудно. Босняки — мусульмане. А черногорская нация совсем другая: мы в большинстве своем православные, но не разделяемся по религиозному признаку. Все этнические войны на территории бывшей Югославии были религиозными, ведь религия — важнейшая часть национальной идентичности. Возможно, в том числе благодаря нашей мультиэтничности мы смогли сохранить мир и избежать войны. Хотя нам пришлось ждать независимости дольше, чем остальным: Черногория вышла из состава Югославии только в 2006 году, последней.

Ты прости нас, Дубровник!

На территории Черногории, действительно, не было войн. Но вокруг в девяностые бушевали войны, и одно черное пятно в новейшей истории этой удивительной земли всё-таки есть. Это осада хорватского Дубровника в 1991–1992 годах, в которой участвовали черногорцы в составе Югославской народной армии. Черногорцы вспоминают тогдашний нарратив: «Мы сохраняем Югославию», «Черногория — это сербская Спарта». И многие верили, что идут спасать Югославию.

Осада началась в октябре 1991 года и продолжалась 240 дней. Город оставался без воды и электричества. Потом, когда в Гааге будет заседать Международный трибунал по бывшей Югославии, осаду Дубровника назовут попыткой сербских сил отделить город от Хорватии и присоединить его к Черногории.

Мобилизация черногорцев началась в сентябре 1991 года. Горан, владелец гостевого дома в Будве, где любят останавливаться на отдых и украинцы, и россияне, и турки, и албанцы, и сербы, вспоминал, как нескольких мужчин из его семьи призвали в армию. На побережье тогда был бархатный сезон и отличный заработок. И мужчины недоумевали, как можно идти в армию, когда сезон не закончен. Тем не менее их никто не спрашивал. Горан рассказывал, как потом, уже через несколько лет после окончания всех войн на территории бывшей Югославии, его родственники признавались, что там, в Дубровнике, они грабили валютные магазины.

А в Цетинье, исторической столице Черногории, горожане выходили на антивоенные митинги и пели песню Sa Lovćena vila kliče oprosti nam Dubrovniče («Ловченская фея кричит: прости нас, Дубровник»). Эту песню написал местный житель Марко Попович, сидя в городской кафане, местном питейном заведении, и в тот же день на митинге Либерального союза Черногории десять тысяч человек запели ее. Ловченская фея — это памятник, который находится возле церкви Влашка в Цетинье: женщина с мечом в одной руке и венком — в другой. Ловченская фея — памятник черногорцам, погибшим во время Первой мировой войны. Тогда, в 1915 году, сотни черногорцев, эмигрировавших в начале века в Америку, решили вернуться, чтобы пойти защищать родину от австро-венгерских войск. Один из кораблей, перевозивших черногорцев, напоролся на мину в Адриатическом море у берегов Албании. Погибли 328 черногорцев. В 1939 году в Цетинье открыли памятник погибшим. Через полвека Ловченская фея, как пели на площади, просила прощения у Дубровника. А совсем недавно, в конце мая, на въезде в Цетинье снова появился плакат с теми же словами: «Ловченскя фея кричит: прости нас, Дубровник!»

Кстати, отец Любомира Филиповича тоже был мобилизован осенью 1991 года. Любомир считает, что чувство вины останется с черногорцами до конца жизни:

— То, что тебя простили, не освобождает от чувства вины. Это чувство, конечно, помогло нам выстроить отношения с хорватами, албанцами, босняками, но немного испортило отношения с сербами. Дело в том, что в Сербии по-прежнему, несмотря на смену власти, сохраняется режим, который не считает, что Сербия совершала военные преступления. До сих пор, когда я приезжаю в Дубровник и говорю на черногорском, я чувствую себя неловко, хотя прошло больше 30 лет и новый мэр Дубровника раньше работал в Черногории. Хорваты приезжают сюда, черногорцы ездят в Хорватию. Но нам пришлось пройти этот путь и катарсис. Еще в школе я смотрел документальные фильмы о том, что мы творили в Дубровнике.

Многие украинцы, приехавшие в Черногорию, цитировали потом эту фразу. Украинские актеры Катарина Синчилло и Виктор Кошель рассказывали, что после начала полномасштабного вторжения им написал владелец апартаментов в приморском городе Котор, куда они любили приезжать в отпуск. Он звал их приехать и жить, сколько нужно, бесплатно: «Мы знаем, что такое война». Потом эту же фразу они услышали от директора галереи в Будве, куда зашли предложить провести концерт украинских песен. «Мы знаем, что такое война», — и флаеры с афишами были напечатаны за счет галереи. «Мы знаем, что такое война», — говорили черногорки, приходившие в «Пристаниште», когда оно только открылось. Приносили еду, брали вещи в стирку — помогали, чем могли. И помогают до сих пор.

День независимости не для всех, день государственности для всех

По сей день испытывая вину перед жителями Дубровника, черногорцы гордятся своей историей во время Второй мировой войны. 13 июля 1941 года в оккупированной итальянской армией Черногории началось антифашистское восстание. За три недели повстанцы смогли взять под контроль почти всю территорию Черногории и разгромить крупнейший итальянский гарнизон. Следующие три недели итальянская 70-тысячная армия подавляла это восстание. Повстанцы ушли в подполье и начали партизанскую войну. Теперь в Черногории 13 июля — праздник, день государственности, и его отмечают все. А вот День независимости Черногории 21 мая — не все.

21 мая 2006 года в Черногории прошел референдум, на котором 55,5 процентов проголосовавших высказались за выход из общего с Сербией государства, а 44,5 — за сохранение единого государства. День проведения референдума и стал государственным праздником, Днем независимости. Все те, кто голосовал против независимости Черногории, его, разумеется, не празднуют.

Вот, например, Милица — сербка родом из Косово, она живет в Черногории много лет, но не признает ни существования черногорского языка, ни Дня независимости. Ее сосед Деян, наоборот, всякому, кто назовет черногорский язык сербским, готов если не ноги переломать, то по крайней мере долго и упорно объяснять, что черногорский язык — не диалект, черногорский народ — не субэтнос, а обретение независимости — главное достижение Черногории в нынешнем веке. Но День государственности — годовщину антифашистского восстания 13 июля — празднуют одинаково эмоционально, гордясь историей своей страны.

Еще один предмет гордости граждан Черногории — то, что на ее территории не было военных преступлений. Впрочем, во время Второй мировой одно военное преступление всё-таки было — резня в Буковице на севере Черногории, где в 1943 году сербские четники убили около 500 мусульман. Кстати, командовал ими Павле Джуришич — двумя годами раньше он был одним из руководителей антифашистского восстания 13 июля. Но во время войн девяностых годов Черногория смогла уберечь свою территорию.

И именно в Черногории, в суде города Биело-Поле, в 2002 году был вынесен приговор виновному в военных преступлениях на территории Боснии и Герцеговины. Это одна из страшных военных историй 1993 года. Дело в том, что железнодорожный маршрут Белград — Бар, соединяющий столицу Сербии с адриатическим побережьем Черногории, девять километров проходит по территории Боснии и Герцеговины. Остановок там нет. Но 27 февраля 1993 года бойцы подразделения «Мстители» боснийско-сербского ополчения вошли на железнодорожную станцию Штрпци на том самом девятикилометровом участке и потребовали от работников железной дороги остановить поезд.

Когда поезд остановился, вооруженные бойцы устроили проверку документов и вывели из поезда пассажиров с мусульманскими именами. За них вступился хорват, отставной офицер Томо Бузов, который ехал в Черногорию навестить сына, служившего в армии. Томо Бузова тоже вывели из поезда и расстреляли. 20 пассажиров поезда Белград — Бар были убиты, а их тела сброшены в Дрину. Первый судебный процесс прошел в Черногории. Небойша Раниславлевич, один из тех «Мстителей», был арестован в 1996 году и приговорен судом в Биело-Поле к 15 годам тюрьмы. Там же, в Биело-Поле, установлен памятник жертвам преступления, пассажирам поезда.

Хорватский режиссер Небойша Слиепчевич два года назад решил снять короткометражный фильм «Человек, который не смог промолчать» (Čovjek koji nije mogao šutjeti) — о резне в Штрпци и, в частности, о том хорватском офицере Томо Бузове. Государственной поддержки Хорватии не хватало, нужна была копродукция. Но киноцентр Черногории (Filmski Centar Crne Gore) отказал Слиепчевичу: тема, сказали, не представляет интереса. «Человек, который не смог промолчать» всё-таки вышел — в копродукции с Францией, Болгарией и Словенией. И 25 мая получил Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля как лучший короткометражный фильм.

— Черногорский киноцентр сейчас возглавляет сербская националистка Александра Божович, которая была в Белграде частью пророссийского крайне правого движения, — объясняет политолог Любомир Филипович. — Так что ничего удивительного нет в отказе в помощи фильму о военных преступлениях сербов. И я очень боюсь процессов, которые сейчас происходят. Из-за влияния Сербии и России в обществе прорастает культура ресентимента: почему мы извиняемся, что мы такого плохого сделали, все вокруг убивали, не мы виноваты… Если провозглашение независимости было революцией, то сейчас идет какая-то мирная и мягкая контрреволюция, меняющая ценности в Черногории. Сейчас здесь хорошо жить и украинцам, и русским либералам. Но если так пойдет и дальше, то будет как в Сербии, где президент угрожает выслать людей с антивоенной позицией. Зато если Черногория вступит в Евросоюз, то наши ценности будут защищены. 

Ад для Путина и Эрдогана

Сейчас хорошо в Черногории всем: и украинцам, и россиянам, и белорусам, и сербам, и туркам. Кстати, турецкая диаспора в Черногории постоянно увеличивается за счет уезжающих граждан, не желающих жить при Эрдогане.

Выборы президента России продемонстрировали, что именно Черногория — страна с самой оппозиционной российской диаспорой: на избирательном участке в посольстве России в Подгорице Владимир Путин официально набрал 8,4 процента. Это самый низкий результат среди всех избирательных участков за границей. И то же самое — с турецкими избирательными участками за границей. В прошлом году во втором туре президентских выборов Реджеп Тайип Эрдоган набрал 52,18 процента голосов и победил. Но на участке в посольстве Турции в Черногории Эрдоган получил лишь 15,37 процента. Саботаж? Мистическая способность Черногории раскрепощать и открывать шлюзы для жажды свободы?

Нет, просто туда едут, как показывают результаты выборов, те самые граждане тоталитарных стран, которые ищут доступной свободы. Доступная свобода — это когда не нужно доказывать, что тебе грозят репрессии на родине, что ты не верблюд, что ты уезжаешь либо в знак протеста, либо ради спасения. В Черногории свобода легкая и доступная. Причем для всех. Не имеет никакого значения, россиянин ты или турок, украинец или албанец, с Востока ты или с Запада. Не зря о Черногории говорят, что это Восток для Запада и Запад для Востока. Стык цивилизаций: граница между восточной и западной частями Римской империи после разделения в IV веке проходила ровно по территории Черногории и упиралась в Будву — любимое место нынешних эмигрантов. Равноправие кириллицы и латиницы. Традиция принимать чужеземцев, независимо от религии и этнической идентичности. Идеальное место для изгнанников и беглецов из любой точки мира.

Даже Федор Достоевский в 1862 году опубликовал статью «Славянофилы, черногорцы и западники, самая последняя перепалка». Статья не про черногорцев, а про отношение славянофилов и западников к их борьбе за независимость от Османской империи. Достоевский пишет нечто вроде фельетона, читая газеты «День» и «Современное слово»: оказывается, и те и другие поддерживают борьбу черногорцев за независимость. Только славянофилы видят в этом расширение православного славянского мира, а западники — освобождение черногорского народа от угнетения. То есть Черногория — не только страна на границе цивилизаций, гостеприимная для всех, впитавшая в себя и восточные, и западные ценности, но и с давних времен камень преткновения для западников и славянофилов, повод для раскола среди интеллектуалов.

Ничего, похоже, и не изменилось. Любое государство, которое воюет за независимость или отражает агрессию, становится предметом для раскола. Только ему, государству, это безразлично: заботы совсем другие, а вовсе не «что думает Иванов супротив Петрова».

Ложка дегтя

Если кому-то показалось, что Черногория — это волшебная страна, где розовые пони бродят по набережным в компании таких же розовых единорогов, а местные жители говорят: «Мы так рады, что вы здесь, у нас», — конечно, это иллюзия. Иллюзия эта, несомненно, имеет причины, корни и поводы. Живущая в Черногории уже десять лет россиянка Елена вспоминает, как после полномасштабного вторжения, когда в страну приехали спасающиеся от войны с обеих сторон, местные забеспокоились, не вызовет ли это конфликты. Этот вопрос тогда задали начальнику будванской полиции черногорские журналисты. 

Тем не менее в июне этого года все диаспоры ахнули, когда стало известно, что Черногория отказала белорусу в убежище, причем причиной отказа было: «Беларусь — демократическая страна, которая подписала множество международных конвенций». И второй аргумент после конвенций: Беларусь принимает украинцев и предоставляет им защиту. Правда, следует уточнить, что этому белорусу депортация не грозит: его жена занимается предпринимательством в Черногории, и он может получить вид на жительство по воссоединению семьи. Я разговаривала по телефону с Василием, которому отказали в убежище. Он рассказал, что чиновники восклицали: «Да у тебя всё в порядке, подавайся на воссоединение, зачем тебе вообще вся эта тягомотина с убежищем?!» Но тягомотина нужна затем, чтобы при объявлении в розыск белорусскими спецслужбами не оказаться в тюрьме в ожидании суда, который точно так же может внезапно решить, что Беларусь (или Россия — чем черт не шутит) — демократическое государство. История режиссера Андрея Гнёта, обжалующего сейчас решение об экстрадиции в соседней Сербии, многих эмигрантов заставила задуматься о международной защите.

Возможно, это казус исполнителя. Возможно, следующий белорус получит убежище. А может, и не получит. Любомир Филипович совершенно справедливо утверждает, что за демократию нужно бороться всю жизнь, даже когда демократия уже в кармане и кажется, будто навсегда. Увы, опасность реванша сохраняется на любой территории в любое время.

Но сейчас, когда под звездным небом на будванском пляже поет Борис Гребенщиков, хочется верить, что ничего страшного уже не произойдет. И те, кто пришел на его концерт, уже пережили всё самое чудовищное, а дальше — только жизнь, ничего больше.