После февраля

В центре сюжета группа подростков и молодых людей (до тридцати лет), практически не знакомых друг с другом. Их объединяет участие в интеллектуальном чатике. Ребята отыскивают подозрительные явления, вроде сомнительных сайтов с мутными финансовыми схемами, не отрываясь от экрана проводят расследования и вполне успешно разгадывают загадки. И вот несколько казанских участников сообщества должны встретиться вживую. Их пригласили на модную базу отдыха «Тынлык», чтобы провести закрытое бета-тестирование новой версии культовой и весьма таинственной игры. В планах также вкусные шашлыки, веселье на свежем воздухе, «развиртуализация» и офлайн-общение, от которого, быть может, всего несколько шагов до настоящей дружбы или даже любви.

Начинается все вполне за здравие. Персонажи с индивидуальными, пусть и не слишком подробными характерами притираются друг к другу. Есть странноватый и забавный (хотя в компании скорее вызывающий сочувствие) «школоло» Марк, располагающий к себе студент Карим, властная демиургиня чатика Тинатин, услужливый и ответственный Володя, слегка язвительная Алина, открытая Алиса и ее лучшая подруга Аля — напротив, недоверчивая и не слишком уверенная в себя. Именно Аля — главное действующее лицо. Идиатуллин умело работает с подростковой речью и атмосферу рисует убедительно. Веселого в подобных мероприятиях не много:

Игра с погружением в виртуальную реальность окажется действительно необычной. Аля обнаружит, что, погибнув внутри экрана, она не может попросту закрыть ноутбук и пойти угощаться шашлыками. Проигрыш вновь и вновь будет забрасывать ее в электричку, по дороге на базу отдыха, и Аля, похоже, обречена бесконечно проживать этот «день сурка», заново знакомиться с онлайн-друзьями и пытаться объяснить им ужас положения.

Судя по всему, пока ребята были внутри игры, в офлайне они странным образом погибли — или, по меньшей мере, очень близки к тому. Единственный шанс вырваться — разобраться в произошедшем, распознать злоумышленника в одном из соратников и совместными усилиями одолеть затаившихся противников. Перед читателем — самое драматичное расследование в истории «детективного чатика» и настоящая спасательная операция. А еще — любопытный образ постфевральской России: по мере развития сюжета в романе появится недавно расформированная ЧВК «Гендель». Похоже, своими безобидными играми «независимые расследователи» случайно перешли «музыкантам» дорогу, и теперь им придется иметь дело с профессиональными убийцами.

Плотность тумана

«Бояться поздно» — весьма достоверная книга. Из этого достоинства, однако, вырастают и недостатки. Точно показать подростковые диалоги, сбивчивые и наполненные шутками средней руки, едва ли возможно, не пожертвовав ясностью изложения. Оттого в романе — много «ненужных» слов, в которых читателю легко завязнуть. В этом смысле особенно досадно в финале обнаружить краткое саммари того, как именно ребята сконструировали ловушку для оппонентов. А ведь как интересно было бы проследить изобретательные ходы их мыслей, прожить экстремальные ситуации, наконец, ближе познакомиться с противниками. Но блок оказывается сжатым чуть ли не до схемы, тогда как в других местах текст выглядит избыточным.

Легко увязнуть и внутри самого сюжета. Стремясь к динамичности, Идиатуллин считает излишними разъяснения подробностей. Вероятно, это умышленный прием, радикально размывающий границу между реальным и виртуальным пространствами, дезориентирующий читателя. Но последний в результате вынужден целиком концентрироваться на истории, мучительно разбираясь — а что вообще здесь происходит?

«Затуманенность» текста мешает сосредоточиться на концептуальной стороне: сгущенное повествование не пускает в глубину. 

Чтобы поразмышлять о «Бояться поздно», нужно отложить книгу и собрать в голове бесконечно рассыпающиеся элементы сюжета. Читать и параллельно думать едва ли получится, а значит, велик риск проскользнуть сквозь историю, вовсе ни за что не зацепившись (впрочем, Галине Юзефович эта особенность текста оказалась мила — она увидела в ней приглашение к сотворчеству).

Действительно, текст ощущается психологически соответствующим моменту. Вроде как происходит очень много, но что именно — непонятно, а потом оказывается, что глобально ничего не произошло. Напоминает плотную реальность 2022–2024. То одно, то другое, то третье — вспыхивает, гаснет, забывается на фоне новой вспышки, а в целом — страшная и мутная возня, где все остаются в более-менее прежнем положении или, во всяком случае, живут в пространстве-времени, определяемом произошедшим 24 февраля.

Сбивчивость изложения работает и как метафора депрессивного тумана в голове. К такому ходу мысли подталкивает, например, это место: «Самым адским днищем стало постепенное размывание памяти. (…) на каждом витке твой безграничный массив памяти как будто немного стесывается или высыпается сквозь невидимые щели, а вместе с ним чуть меньше делается весь мир, который для каждого равен тому, что человек ощущает, знает и помнит. Аля помнила все меньше, знала, что выхода нет, и ощущала глухое безнадежное отчаяние».

Растерянность, периодически накрывающее чувство бессилия и безысходности, наконец, одиночество — все это переживает Аля, на каждом новом витке петли пытающаяся объяснить ситуацию остальным, которые раз за разом не принимают всерьез ее убеждения и доказательства. «Это оказалось самым гнусным и тяжким — пофигизм остальных. Их убьют скоро, вот прямо сейчас, а им пофиг. Сперва это бесило, потом вымораживало, потом стало поводом для холодного злорадства: так вам и надо, вроде того. Затем Аля впала в тупое отчаяние».

Потом Алина предположит, что Аля говорит «правду» в своих интересах, так как сама является частью заговора. Другие тоже допускают возможность ее предательства, чем задевают еще сильнее. Но скоро героиня вспомнит: ведь недавно и она подозревала каждого из команды. Как и в предыдущем романе «До февраля», писатель показывает расколотое общество, которое вроде бы ищет пути к сотрудничеству, но постоянно спотыкается о недоверие и подозрительность.

Далекая-близкая война

Образ «бесконечного февраля» с начала войны успел стать общим местом. Идиатуллинская временная петля — то же самое, только увиденное через «фантастическую призму». Провал в черную дыру не-времени, как бы подморозивший естественный ход вещей. Пространство у писателя также подвергается искажению, начиная с того момента, когда Карим загружает онлайн данные базы отдыха. Место действия игры — «панорама нашей базы, небольшого уютного домика, просто пропущенная через какой-то конвертер», «тот же домик, разукрашенный спецэффектами ловко придуманного фильтра».

Иными словами, «декорации игры отражают реальность, причудливо ее искривляя». 

В этой забористой «смеси» можно увидеть метафору современности в принципе. Но искажение вносит война. Модная база отдыха — подчеркнуто миролюбивое пространство, но появление бравых парней из ЧВК напитывает ее милитаристским духом. Далекая-близкая война прорастает в мирную жизнь, неуловимо, но и непоправимо перекодируя привычные вещи.

Слова Идиатуллина о предыдущем романе «До февраля» относятся и к новой книге: «Убийца неинтересен. (…) убийца убивает не потому, что у него какие-то раскольниковские принципы, не потому, что пытается доказать, что он достойный большего высокоактивный социопат. Просто он: А) — может убить, Б) — хочет убить. Всё. По тому же принципу начинаются войны, происходит насилие… Человек может и хочет это сделать. Он это делает и перестает быть человеком, а если он не человек, то он нафиг никому не интересен». Противники детективной команды — скучное зло, движимое мотивациями вроде жажды наживы. Оно полагается на «право сильного» и без особых затруднений подавляет в себе нормы морали.

Куда интереснее юные герои, осуществляющие против зла этакий детский крестовый поход. В отличие от циничных взрослых, у Али и ее соратников есть непоколебимые ценности:

Когда команда вырабатывает стратегию, звучит формулировка «расчеловечивание противника». Этого большая часть ребят настроена избежать:

Ключевая деталь: не сразу, но постепенно, погибая в виртуальной реальности, Аля начинает переживать эту гибель как настоящую, то есть испытывает физические и психологические мучения. Этот специфический опыт переживается параллельно с крепнущим желанием выбраться из временной петли и нейтрализовать убийц, защитив таким образом всех, кому они потенциально угрожают.

Добро пожаловать в ирреальность

Главное, хотя и не самое заметное слово романа — «развиртуализация». Чтобы осознать катастрофичность ситуации и начать искать выход, Аля должна эмоционально понять, прожить нутром, что другой — не абстрактный сетевой юзер и не совокупность аватарки, никнейма, странички, нелепых комментов и лайков под кринжовыми рилсами. Его смерть отнюдь не равна посту о ней в медиа, на смену которому через полчаса выскочит новый.

Известная особенность нынешней войны — ее подавляющее онлайн-присутствие, гиперактивное информационное освещение и, соответственно, изобилие пропаганды и фейков. В сущности, именно это создает гибридное пространство натурального и виртуального, метафору которого лепит Идиатуллин. Нестихающий поток информации порождает своего рода ирреальность, чрезвычайно динамичную, насыщенную, дробную — и одновременно «отвлеченную», потому что касается чужих, незнакомых городов, жизней и смертей.

С одной стороны, давление пугающих новостей подталкивают читателя к тому, чтобы от них оградиться. С другой, они воспринимаются слишком «абстрактно», чтобы удержать его внимание. Сами гиперинформационные условия оказываются очень удобны для пропаганды. Заметная часть общества самоустраняется от военной повестки. Для остальных же довольно легко расчеловечивать противника и отвлечь внимание от гибнущих как бы «понарошку» жертв. Чтобы вырваться из ирреальности (или, если хотите, пробиться через экран), герои Идиатуллина совершают нравственное усилие — очень трудное, особенно в предлагаемых условиях. Роман, конечно, фантастический. Герои — подростки, еще не отрастившие защитный панцирь. Но спустя 400 с лишним страниц у них таки получилось договориться. А тогда и выработать план действий оказалось по силам.