Интервью · Экономика

Абсолютно конкурентный базар

Откуда возьмется курс рубля к доллару, когда нет валютной биржи? Объясняет экономист Рубен Ениколопов

Ирина Гарина, специально для «Новой газеты Европа»

Московская биржа. Фото: Максим Шеметов / Reuters / Scanpix / LETA

В четверг, 13 июня, на Московской бирже, существующей с 1992 года, прекратились торги долларами и евро. Днем раньше Министерство финансов США объявило об очередном пакете санкций, и Мосбиржа попала в новый перечень.

Как теперь будет формироваться курс рубля по отношению к основным валютам, как это повлияет на экономику — в интервью «Новой газете Европа» объясняет профессор университета Помпеу Фабра (Испания), экономист Рубен Ениколопов.

Рубен Ениколопов

экономист, профессор университета Помпеу Фабра


— Какие цели преследовали США, вводя санкции против Мосбиржи? Что это дает именно в смысле санкций, связанных с войной в Украине?

— Цель прежняя, та же, что и у других санкций: сделать сложнее любые внешнеторговые операции России, увеличить издержки, связанные с ними. Основное, что произойдет, — это рост издержек, связанных с валютными операциями. Конечно, внешнеторговая деятельность продолжаться будет. Но биржа — это самый эффективный способ организации обмена валют, поэтому обмен валют по-прежнему, конечно, сохранится, но происходить это будет через банки. Для тех, кто продает и покупает валюту, это будет связано с большими издержками.

Заработают на этом российские банки. Кстати, я думаю, что крупные российские банки довольны тем, что произошло. Потому что именно они будут теми посредниками, которые станут проводить валютные операции обмена. У них сейчас спрэд, то есть разница между покупкой и продажей, увеличится, и эту разницу будут себе в карман брать посредники, а именно банки.

— Может ли Центробанк это регулировать? Он же может установить какой-то максимальный спрэд, больше которого банки не имеют права брать?

— Раньше с крупными валютными операциями вообще не надо было ходить к банкам, а сразу идти на биржу, так делали все крупные участники внешнеторговых операций. Сейчас им придется платить этот спрэд банкам. Центральный банк может, конечно, регулировать размер этого спрэда. Но раньше его вообще можно было практически избежать, на бирже он был минимальный. А теперь придется банкам платить его полностью.

— То есть, предположим, крупная компания, которой нужна валюта, теперь обращается за ней в банк, как обычный гражданин?

— Ну всё-таки не так же, как гражданин. Если вы крупная компания, вам предложат другой курс. Но это всё равно будет курс банка.

Он будет лучше, чем тот, что предложат гражданам, но всё равно не настолько хороший, как был раньше на бирже.

— Как это скажется на количестве валюты в России? Или, наоборот, как количество валюты в стране будет влиять на этот процесс?

— Это совершенно другие механизмы. То есть количество валюты, скорее всего, уменьшится, потому что всё это окажет негативное влияние в принципе на объем внешней торговли. Но общий объем валюты зависит от экспорта и импорта. Раньше были всякие другие финансовые операции, инвесторы что-то вкладывали, но этого фактически не стало в России. Сейчас весь объем валюты: вот на какие суммы мы продаем, по сути, нефти, газа и другого сырья — столько у нас есть валюты.

— Если общий объем валюты уменьшится, означает ли это, что доллар и евро станут дороже, то есть курс рубля упадет? Это же зависит от спроса и предложения?

— Тут сложно что-то сказать, потому что упадут, скорее всего, и спрос, и предложение. Импортные операции станет проводить сложнее. Если вам надо что-то закупить, это тоже становится дороже, потому что дороже становятся обменные операции. Но я не готов сказать, как это отразится на курсе. Это такая сложная ситуация, в которой падают и спрос, и предложение.

Трёхзначные курсы валют на табло обменного пункта в Москве, 14 августа 2023 года. Фото: Сергей Ильницкий / EPA-EFE

— Сегодня Центробанк уже назвал курс на завтра: евро, например, стоит 94 рубля. Откуда он взял эти цифры и как будет дальше формироваться курс?

— Если я правильно понимаю технические детали, то банки обязаны предоставлять информацию Центральному банку о проводимых валютных операциях (по какому курсу они проводятся), и потом Центробанк усредняет данные.

— Не Центробанк диктует курс, а банки ему говорят?

— Конечно. Центробанк не занимается валютно-обменными операциями. Он идет к банкам и спрашивает: по какому курсу вы сегодня торговали? Раньше Центральный банк шел на биржу и смотрел, как там люди торгуют, и на курс он мог влиять, только если он сам закупал валюту или сам ее продавал. Как покупатель и продавец, а не как регулятор. И его влияние было сильно переоценено: на самом деле он мог влиять лишь немного. В этом смысле Центральный банк, по сути, исключительно собирает информацию, он ее не регулирует.

— Как банки теперь будут понимать, какой курс установить для обмена? Они же фактически могут установить такой, какой захотят, хоть доллар по тысяче?

— Могут. Точно так же, как продавцы на улице могут попытаться продавать товар по любой цене. Но у вас есть конкуренция. Если вы выставите курс, который сильно выше, чем у других банков, к вам просто никто не придет. Здесь работают рыночные законы, конкуренция.

— В первый же день банки так обрадовались, что стали устанавливать курс продажи — 150 рублей за доллар, покупки — 50 рублей. Такая разница может сохраниться?

— Думаю, что нет. Это переходный период, когда конкуренция еще не заработала. Потому что если соседний банк даст нормальный спрэд, все уйдут к нему.

— Как на обычном рынке, в смысле — на базаре?

— Да, абсолютно конкурентный базар.

— Меня учили, что конкуренция — это прекрасно. Чем тогда это плохо для граждан?

— Прекрасная конкуренция раньше и была. Но она была более эффективной, биржа была таким механизмом, который сводил вместе продавцов и покупателей. И было понятно, какой равновесный курс. Сейчас будет больше неэффективности, больше разброда. Я помню, как мы жили в 1990-е годы: существовали разные курсы в обменниках, и надо было пробежать по ним ногами или в газетах прочитать, но это был уже отставший курс. 

В информационную эпоху это будет не настолько неэффективно, но в целом то же самое: вы не знаете точный курс, от недостатка информации падает эффективность.

— Значит, сравнивать надо с временами до 1992 года, когда появилась Московская валютная биржа?

— Примерно так. Но надо понимать, что теперь другие методы, у нас теперь есть интернет, поэтому такого бардака, который был в 1991 году, конечно, не будет. Теперь всё-таки быстро можно будет узнать, какой курс.

— Как всё это скажется на импорте, от которого Россия по-прежнему сильно зависит? Импортные товары еще сильнее подорожают?

— Скорее всего, упадут, как я уже сказал, и экспорт, и импорт, потому что любые внешнеторговые операции становятся дороже. И покупка из-за рубежа, и продажа за рубеж становятся тяжелее. Конечно, на импорт это негативно повлияет.

— А если это торговля за юани, например? Что с ней произойдет?

— Это тоже определяется экспортом и импортом. Но доля операций в юанях увеличится, потому что их проводить будет легче. Больше агентов будут выбирать товар за юани, даже если он хуже, чем тот, что за доллары, потому что обменять проще.

— Я хочу вернуться к вопросу о смысле этой меры. Да, это осложняет для России финансовые операции, экспорт и импорт. А на войну в Украине это как влияет? Или это просто, как и многие другие санкции, наказание?

— Это прежде всего наказание. Это долгосрочная цель: делать российскую экономику менее конкурентоспособной. Прямо в моменте от этого боевые действия не прекратятся, разве что большая доля экономики уйдет на войну. Но долгосрочно экономика России ослабляется, а это означает, что в среднесрочной и долгосрочной перспективе Россию можно меньше бояться, она становится слабее.

И мы забываем еще об одном моменте: это — показательная порка. Это чтобы другим странам неповадно было. Другие страны увидят: всё серьезно, еще и биржи закрывают. И десять раз подумают, прежде чем нападать.

— Но как эти санкции повлияют на количество денег в бюджете? На количество денег, которые можно будет тратить на войну? Для бюджета ведь наоборот: чем ниже курс рубля — тем выгоднее?

— Это не совсем так. И расходы бюджета, и доходы зависят от общей экономики, поэтому курс здесь не так важен, об этом аргументе я бы пока забыл. Основной эффект для бюджета заключается в том, что это всё в принципе оказывает плохое влияние на российскую экономику, ВВП растет не так быстро, налогов меньше и так далее. Но я уверен, что на военные действия это не повлияет.

Фото: Максим Шипенков / EPA-EFE

— О том, что санкции угробят российскую экономику, нам третий год говорят, а ей, экономике, казалось бы, всё нипочем. Денег у государства — залейся, добровольцам дают по полтора миллиона.

— Денег на войну у них действительно достаточно. Но надо сравнивать не с тем, есть деньги на войну или нет, а с тем, что было бы, не будь санкций. В начале 2022 года российская экономика очень хорошо росла. И, скорее всего, она росла бы еще лучше, если бы этого всего не было. Хватает ли денег на войну? Да, хватает. В частности, потому, что повышают налоги, например. Просто большая доля в экономике идет на войну. 

Денег хватает, прежде всего, потому, что сохраняются высокие цены на энергоносители, а санкции не особо работают. Но экономика, конечно, страдает. «Это, сынок, не я буду меньше пить, а ты будешь меньше есть».

— Высокие цены на энергоносители означают, что продавцы получат больше валюты. А бюджетные расходы — это рубли. Поэтому я и спрашивала о том, насколько выгоден бюджету падающий рубль: чем он дешевле — тем больше рублей?

— Да, но для того, чтобы тратить деньги на военные нужды, закупать что-то надо за рубежом и это становится дороже. Так что где-то убыло — где-то прибыло, тут всё сложнее. Растут цены на то, что закупается за границей. И какой фактор окажется важнее — сейчас непонятно.

— Когда обычные граждане в России почувствуют эффект именно от этих санкций?

— Я сейчас не в России, поэтому не могу сказать точно, но посмотрите на спрэд валютного курса. Они его уже чувствуют.

— Но вы же говорите, что это временно, это переходный период?

— Сейчас просто этот спрэд безумный. Но и дальше будет хуже, чем было, так что это уже чувствуется.

— Можно ли делать сейчас какие-то прогнозы относительно динамики рубля, вверх он пойдет или вниз?

— Нельзя, потому что определяться всё будет соотношением импорта и экспорта. Можно только сказать, что упадет объем внешней торговли.

— Помните, в самом начале войны, когда резко упал импорт, упал и курс доллара. Экономисты объясняли это тем, что валюты стало требоваться меньше, на нее покупать нечего, вот она и дешевеет. Возможен ли сейчас такой эффект?

— Нет, потому что тогда упал прежде всего импорт, а экспорт даже вырос, потому что произошел дикий скачок цен на энергоносители. Поэтому взлетел курс рубля. Когда падают и импорт, и экспорт, надо разбираться, что упало сильнее. Я не знаю, что окажется чувствительнее. Пока надо просто наблюдать за происходящим.