«Мой несчастный мертвый город» 

Дина Тройно. Письма Нюте. Київ: Друкарський двір Олега Федорова, 2024.

Книга Дины Тройно построена как собрание писем, обращенных к подруге детства Нюте, давно уже поселившейся в Кёльне. Писем — из самого сердца войны, выстраивающих горестную хронологию: гибель дома, выживание под бомбами, бегство в Бердянск, жизнь в оккупации и напряженное ожидание победы Украины. Это попытка ретравматизирующего, но при том терапевтического письма, позволяющего вернуться в кромешные февральские и мартовские дни 2022 года, когда на Мариуполь летели тонны железа, а по улицам ползли российские танки. 

Семья Дины недолго оставалась в собственной, только что обустроенной квартире: 28 февраля отключили свет, 6 марта — газ, в тот же день снаряд попал в соседний поезд, выбило стекла, начался пожар. Решили перебраться в дом к младшему сыну — там были печь и подвал. В доме разместилось восемь человек: кроме Дины и мужа, там были мать и свекровь, сын и его жена, ее сестра, их ребенок. Плюс кот Мурзик. Однако обстрелы продолжились и здесь: дом в скором времени остался без стекол. Спали в подвале, в одежде. 

В марте начались проблемы с едой. Магазины, до которых удавалось дойти, стояли разбитые и пустые. 

И город, который сложно было узнать:

«На улицах тут и там лежат трупы — завернутые в простыни и завязанные, чтоб собаки не тронули, их никто не убирает неделями: власти нет, менты удрали еще в первых числах марта, следом за военкоматом… Возле домов, на газонах, возле остановок, перед магазинами, стали появляться первые могилы: у кого сил хватало, люди сами рыли ямы и хоронили своих, или чужих, соседей… Палочка, на ней табличка — имя, дата. Весь парк возле ресторана «Коралл», в Приморском районе, на Кронштадтской, в таких могилках… Мародеры из разбомбленных квартир забирают всё, добытое продают или меняют».

10 марта прилетели самолеты, с этого дня к снарядам добавились авиабомбы. 

22 марта детям удалось уехать — через Бердянск они добрались до Винницы. Дина с мужем продолжали выживать в подвале, занимались тяжелой физической работой: рубили дрова, убирали мусор, возили на тележке воду из источника, заботились о своих престарелых матерях, которые не понимали, что происходит, и повторяли, как заведенные: «Россия не может напасть, этого просто не может быть!» 

7 апреля взрыв оставил дом без крыши и одной из стен. Три недели Дина, ее муж и мать со свекровью жили у соседей. 

Тем временем приходили страшные новости: в заводских районах, где, по словам автора, больше всего ждунов «русского мира», зверствуют кадыровцы; семнадцатилетнему соседу, вышедшему на порог дома, осколок снес полголовы.

Только в конце апреля удалось привести в порядок старую машину, долгие годы стоявшую в гаражах. 1 мая семья выехала в Бердянск, где началась новая жизнь — беженцев.

Книга Дины Тройно детально рассказывает об увиденном и пережитом. Однако формат писем позволяет включать сюда также истории людей и — в бердянской части книги — городов, рассуждать о войне и политике и даже цитировать стихи. Причем самые разные: от Твардовского до Веры Полозковой и неизвестных авторов. Видно, что Тройно любит русский язык, русскую литературу и свою страну — Украину.

Тем однозначнее в этой книге выглядит картина мариупольской мясорубки: россияне пришли убивать русскоязычных.

«Дневник Анны Франк, ленинградские дневники Тани Савичевой, Веры Инбер и Ольги Берггольц, дневник киевлянки Нины Герасимовой — это о той войне. Мы думали — больше никогда… Теперь вот — об этой. Так получилось. Я пишу, а война идет. Мы каждый день следим за новостями и ждем победы. Мы ждем, а я пишу…»

Сергiй Духно. Маріуполь. Вихід з Пекла. Харькiв: Фолiо, 2024.

«Росiйськомовний украинец» Сергей Духно написал автодокументальную повесть, представляющую собой дневник выживающего в Мариуполе. Правда, прочитать ее можно только на украинском. 

Дневник под обстрелами автор не вел, но ему удалось восстановить по памяти события тридцати двух дней с начала войны: от первых обстрелов, которых не боялись (думали, что будет, как в 2014 году), до выезда из разрушенного города и эвакуации за линию фронта. «Я помню каждый день. Каждый час. Каждую минуту», — пишет Духно в предисловии. Забыть не удается ничего. «Мариупольцев я сразу видел по глазам — невыносимая тоска и боль, которую невозможно скрыть даже улыбками…»

Книга поминутно воссоздает происходившее с семьей Духно: хаос первых дней войны и решение остаться в городе (никто не верит, что снаряды могут полететь в жилые кварталы), первые взрывы около дома, идея переселиться в бомбоубежище завода «Азовсталь», на котором долгие годы работали автор и его сын, обустройство на новом месте, в бункере, рядом с другими семьями (есть свет, тепло, одна женщина варит на всех супы, ее теперь называют «Тетушка Суп»), массивные обстрелы завода, выбивающие коммуникации, стирающие здания в пыль, решение о выходе из города любой ценой. Среди важнейших событий этих мучительных дней — встреча с Волыной, командиром 36-ой отдельной бригады морской пехоты, обороняющей «Азовсталь». Духно как старый заводчанин знает некоторые фрагменты сети подземных коммуникаций завода: тоннели, бункеры и т. д., и обозначает их на карте. Он убеждает командира: нужно найти архив в заводоуправлении, там есть полные схемы этой сети. 

Вообще, чем больше стреляют и засыпают бомбами, тем больше желание победы и яростнее ненависть к тем, кто пришел убивать Мариуполь.

Обстрелы, недостаток сна, скудный быт отступают, когда автор пытается разобраться в самом себе, оказавшемся в невозможной, непредставимой ранее ситуации потери всех ориентиров: «Две недели в бункере. Раньше такого опыта у меня никогда не было. Передать словами сложно — это нужно пережить, тогда придет понимание. И этого «понимания» я никому не пожелаю». 

«Любые мои сравнения только могут начертить контурный рисунок происходящего вокруг меня: психологическая обнаженность людей, мое восприятие взглядов и лиц, соприкосновение мыслей — своих и окружающих, и многое, многое другое, для чего не могу подобрать правильные слова. 

Книга совмещает два сюжета. Один из них — сюжет огромной, роковой потери, кардинально перевернувшей жизнь автора. Из обеспеченного, уверенного в себе шестидесятилетнего мужчины Духно превратился в человека без всего: дома, малой родины, планов на будущее, себя самого. «Мое любимое море — я родился с его соленым вкусом на губах, вырос на его песчаных пляжах. И если море умрет, я умру вместе с ним. В который раз проклял всех, кто принес нам войну и заставил меня ненавидеть людей, которые называют себя россиянами». 

В ситуации хождения на грани смерти и постоянной тревоги за близких некогда заново пересобирать себя, остается только тотальная усталость, особенно остро проявившаяся на выходе из города, на российском блокпосте:

«— Пристрели меня — я хочу элементарно умереть, я устал… — равнодушно попросил я. 

— Я не «фашист», батя… — невразумительный взгляд ордынца. 

— А кто ты??? Я уже умер… Еще в Мариуполе… Перед тобой только мое тело».

Правда, у Духно есть писательство, и он думает о книге, которую обязательно напишет, и о том, что единственной его благодарностью тем, кто помогает беженцам, могут быть слова в этой книге. 

Однако главный сюжет, обозначенный самим автором, — выход из Пекла, в которое превратился город. 

На двадцать пятый день пребывания в бункере Духно собирает группу, чтобы выйти из обстреливаемой территории завода. В планах — 85 километров пешком до Бердянска. Других вариантов у обитателей «Азовстали» просто нет. И у них, ведомых своим Моисеем (так называют Духно те, кто присоединился к выходящим из пекла), получается почти всё — только из переносок сбегают кошки и в один особо суровых обстрелов погибает женщина, раненная в живот. 

Украинские военные, которые встретились на пути, показывают безопасный выход. 

Находятся и люди, которые помогают уже в Мариуполе, и те, кто подвозит до Бердянска, и те, кто принимает их на временное поселение в новом городе. 

А затем, на тридцать второй день, — эвакуационный автобус до Запорожья. «Открылись двери, и мы начали выходить. Описывать свое состояние мне тяжело — переполняли эмоции. Всё тело пульсировало радостной дрожью». Невероятный холод Пекла сменяется ощущением райского тепла: 

«Было тепло — это тоже очень трудно описать, потому что это не то тепло, которое мы чувствуем, попав в теплое помещение. Это было нечто большее, всеобъемлющее, всепроницаемое. Это тепло сердец людей… Своим теплом они лечили наши души… Этот мир превращался в «рай», которого мы все хотели… Улыбки чужих, и в то же время уже своих людей — это лишь малая толика того, что ты чувствуешь, возвращаясь в «потерянную обыденность»…»

«Слава Украине! Мы обязательно победим!» — книга заканчивается именно этими словами, потому что надеяться пережившим Пекло больше не на что.

Александра Крашевская. Колыбельная по Мариуполю. Тридцать снов без пробуждения. Лондон: Freedom Letters, 2024 (серия «Слова Украïни»)

У авторов и по совместительству героев трех книг много общего. Они не ожидали того ада, в который моментально превратилась их жизнь в феврале 2022 года. Они оказались перед острой необходимостью заботиться о семье. Они не могли до конца поверить в то, что это происходит именно с ними. Грани между явью и бредом, реальностью и воспоминанием оказались тонкими. А потом еще вечное недосыпание из-за обстрелов и состояние, когда не понимаешь, спишь ли ты или бодрствуешь.

Автофикшен Александры Крашевской именно об этом: о сбитых ориентирах, об отказе воспринимать реальность, о невозможности ее осмыслить и принять и о том, что во что бы то ни стало нужно это сделать. 

«Ты резко и отчетливо проваливаешься в глубокий безвыходный сон. От которого больше не проснуться. Всё, что происходит с тобой здесь, — навсегда в твоей голове, в твоих мыслях, в твоей кипящей крови. Больше нет никакого «холодного ума», нет никакой возможности понимать ситуацию, нет никаких ожиданий». 

«Всё время чувствовала нереальность происходящего — будто в мою тихую квартиру проникал тонкий запах густой человеческой крови. Я дышала им и травилась темным ужасом паники, я словно уже тогда ловила эти первые проявления необратимости, но боялась признаться в этом».

И еще одна из интроспекций, которыми наполнена эта страшная книга: 

Мариуполь. Мой несчастный мертвый город».

И снова хроника событий: 3 марта в микрорайоне отключают свет, 4 марта — «дождь из стекол», девятиэтажка попала под взрывную волну, в соседнем доме пылает квартира, 6 марта вокруг дома едут танки: «Теперь я знаю, как дрожат руки от страха смерти. С обеих сторон дома остановились два танка. Они неприятно стрекочут двигателями и ноют. Так проходит около часа». Вечером отключают газ. В квартире холод. Семья из четырех человек — Александра, ее муж и двое маленьких детей (дочка — с аутическим расстройством) — принимает решение перебраться к знакомому в дом, где есть печь и дрова.

«По пути встречаем людей у подъездов: все измученные, зареванные дети, старички сидят тихо, некоторые спрашивают нас, куда идем, словно ищут спасения и хотят получить ответ, который даст им надежду».

Так начинаются трудовые будни, построенные вокруг базовых потребностей: еды и тепла. Сопровождаемые непременным переосмыслением всей жизни. Из сильной самостоятельной женщины, попавшей в 25 лет под машину, но не сломавшейся, заново построившей жизнь, родившей детей, верящей в свою силу, работавшей в тот самом разбомбленном Драмтеатре, Александра превращается в человека без настроек, сомневающегося во всём. «Война — это такая глубокая, адская чистка людей… Говорю сейчас о выживших. Все, кто выжил тогда, весной 2022-го в Мариуполе, живут без масок и ролей». 

Если говорить про отличия, то именно в этой книге основным мотивом становится резкое, тотальное неприятие войны как таковой. И если с российскими военными и так всё понятно, то украинским военным автор не может простить, например, того, что они устраивали артиллерийские позиции прямо во дворах жилых домов, детсадов, больниц и школ. 

«Через переулок от дома, где мы живем, на территории детского сада солдаты крепко вкопали в землю пушку. Оттуда бьют, и периодически прилетает ответ от противника, не точечно, естественно, а с погрешностями. Погрешности — это жилые дома с людьми, теперь живущими в подвалах. Некоторых заваливает, кто-то с осколками в ребрах перебирается в соседние уцелевшие дома…»

В этом кошмаре нужно во что бы то ни стало выжить, и самое невыносимое — столкновение повседневности и смерти. Как пишет Линор Горалик в предисловии к этой книге: «В аду есть жизнь. В аду пытаются мыть посуду. В аду ходят в туалет. В аду играют дети. В аду делают чай для бабушки. От этого ад становится гораздо страшнее ада».

Возможность выехать из города у семьи появляется только в мае. Им удается пройти фильтрацию на блокпосте, попасть в Россию, а через какое-то время через Грузию улететь в Германию.

Но Мариуполь не уходит из мыслей и ощущений выживших, обреченных на ПТСР. Александра признается: в России сложно было ходить даже в супермаркет: 

В ней перетираются кости солдат, детей, стариков, сгоревшие остатки чужой жизни — под крики выживших… Я вышла из сверкающего супермаркета и, толкая тележку, внезапно вспомнила, как люди вывозили маленьких детей из Мариуполя тогда, в конце марта. Часто их везли в тележках от супермаркетов, а они сидели, замотанные в одеяла, перепачканные сажей или кровью, чумазые, усталые, спокойные от монотонной безысходности. В тележке были, видимо, все вещи, которые удалось спасти, и дети сидели там тихо и неподвижно, придерживая маленькими ручками свои покрывала на морозном ветру. Я взяла пакеты, вдохнула сладкий запах майского вечера и всё-таки заплакала. Стояла возле своих покупок и ревела».

Эта книга написана через год после начала вторжения. Автор, всё еще видящая сны о Мариуполе, горестно констатирует: города больше нет. Тот город, который теперь «отстраивает» Россия, к Мариуполю не имеет никакого отношения.