Донос — дело тонкое

Категория первая: потомки репрессированных

Белорусская правозащитница Татьяна Гацура-Яворская, живущая в Украине, 30 апреля написала на своей странице в фейсбуке: «В базе 40 тысяч “доносов” КГБ, слитых Киберпартизанами, нашла сообщение от имени моей мамы, отправленное с моего почтового ящика:

Прошу помочь в поисках информации о моем близком родственнике. Мой дед Шинкарев Петр Леонтьевич (Леонидович) был арестован в 1937 году по уголовному обвинению. К сожалению, дата рождения неизвестна. На момент ареста работал и проживал на станции Славное, Толочинского района, Витебской области. Ранее проживал: д. Навесы, Соколовического с/с, Крупского района. Жена: Шинкарева Мария Сергеевна (до брака Машкович) 1913 г. р. Прошу сообщить располагает ли ваш архив сведениями о нем, а также порядок ознакомления. Заранее спасибо. С уважением, Галина Гацура.

Вывода два:

1. База реальная.
2. Нет никаких 40 тысяч доносов в КГБ».

Всё верно. Пролистав огромный файл, я обнаружила, что приблизительно каждое десятое обращение — это поиск информации о репрессированных при Сталине родственниках. Пишут, разумеется, не только из Беларуси. Ищут следы сгинувших прабабушек и прадедушек, осужденных «тройками» НКВД БССР.

Категория вторая: «Голоса в голове»

Таких обращений очень много, причем они повторяются: одно и то же сообщение отправляется с завидной регулярностью. «Используют станцию и посылают электрический ток внутри артерий», «облучают и записывают на волны», «внутри тела разговаривают без остановки», «ровенские бандиты ищут янтарную комнату и устроили пытки радиооблучением, светооблучением, электрическими магнитами». Кроме «ровенских бандитов» действуют соседи по подъезду, американцы, «группа русских на территории Беларуси».

А еще пишущие требуют арестовать в Северодонецке банду террористов, которая организовала Чернобыльскую катастрофу и убила Виктора Цоя. Утверждают, что Сергей Тихановский и Константин Эрнст — это один и тот же человек, у которого в Минске есть фирма по укладке полов. И, конечно, предлагают спасение от рака и ковида и требуют запретить вакцинацию. 

В общем, тут всё понятно, и авторов этих посланий, конечно, очень жаль. Думаю, они пишут не только в КГБ.

Категория третья. «Не могу молчать»

Тут всё совсем просто. Это обращения, которые в КГБ попадают, потому что авторы копируют один и тот же текст во все государственные инстанции, начиная с администрации Лукашенко и заканчивая участковым. В списке адресатов — и Совет министров, и Комитет госконтроля, и Генпрокуратура, и КГБ, и исполком по месту жительства, и всевозможные министерства, и редакции государственных газет. Это письма о плохой работе ЖКХ, требования вернуть прежнюю окраску домов, потому что раньше веселенькая была, жалобы на скверное качество белорусских лекарств и на маленькие зарплаты, предложения уберечь Лукашенко от недоброжелателей одновременным чтением молитвы «Неусыпаемая псалтирь», и тогда он будет неуязвим, просьбы передать Лукашенко, чтобы он «посоветовался с духовником, где стоять и когда выборы».

Отдельная подкатегория — это огромное количество сообщений, авторы которых просто делятся своим видением ситуации и советуют, как лучше экипировать спецназ и вести пропаганду, а еще желают долгих лет и доброго здоровья. Впрочем, их уравновешивают такие же неравнодушные, которые советуют собраться всем личным составом КГБ и арестовать Лукашенко: это сразу сделает комитетчиков героями, а самой конторе поможет наконец обрести доброе имя, чего ей не удалось за сотню лет.

Категория четвертая: обиженные государством и мужьями

Был незаконно оштрафован инспектором ГАИ Кобринского РУВД, написал жалобу начальнику РУВД, в ответ получил отписку, что проверка проведена и нарушений не выявлено. Разберитесь.

Сломали челюсть при задержании. Никто не ответил за это. Разберитесь.

Муж когда-то служил в КГБ, и теперь мы не можем поехать в отпуск, потому что у него ограничения на выезд. Разберитесь, а лучше назначьте время приема у председателя КГБ.

Пришел проходить медкомиссию и узнал, что состою на учете у нарколога. Разберитесь.

Бывший муж — офицер КГБ и платит алименты. В последнее время алименты стали меньше. Разберитесь.

Бывший муж имеет доступ к государственным секретам, но очень много мне рассказывал, когда мы жили вместе. Думаю, он и сейчас рассказывает новой жене. Разберитесь.

Это был краткий пересказ обращений граждан из данной категории.

Категория пятая: «Можно я с тобой?»

Белорусская журналистка Евгения Долгая в своем фейбсуке вспомнила, как давний знакомый, с которым она не общалась много лет, весной 2021 года, когда она уже была в эмиграции, написал: тебе нужно вернуться домой, попросить прощения, покаяться, и тогда всё у тебя будет хорошо. Тогда она его просто забанила, а теперь обнаружила в той самой базе обращений его письмо в КГБ: он просится на службу, готов работать внештатным сотрудником. Евгения на минутку его даже разбанила, чтобы написать в личные сообщения короткое: «Ты ебанутый».

Такие тоже есть — люди, которые предлагают себя КГБ в качестве если не кадрового, то хотя бы внештатного сотрудника. Хотя все мы знаем, и соискатели тоже, что такое «внештатный сотрудник» применительно к КГБ. Вот Евгений Т. пишет, что хочет помогать внештатно: на службу не может рассчитывать из-за судимости, но сотрудничать очень хочет. Из достоинств — нигде не «засветился», так что можно запускать в любой круг без опасений. Роман Т. хочет «пройти собеседование на должность внештатного сотрудника КГБ». Ольга К. пишет об «огромном желании попасть в ряды сотрудников КГБ», на внештатность девушка не разменивается. Как и Ольга, на службу в доблестные ряды без всяких внештатностей просятся следователь СК из райцентра, таможенник, выпускник военной академии. А вот Алина К., в отличие от Ольги, более сговорчива: она «готова к решению задач по обеспечению государственной безопасности на гласной и негласной конфиденциальной основе».

Категория шестая: паршивая

Это настоящие доносчики. К счастью, их количество, как и количество доносов в базе, минимально. Но они есть.

Вот аноним требует закрыть сайт Charter97.org (Хартия’97), потому что его отец попал под влияние деструктивных сил, читая новости на этом сайте.

Вот преподавательница художественного училища в августе 2020 года доносит на директора, который «высказывается против действующей власти, призывает выходить на митинги и одеваться в красно-белую одежду».

Вот житель деревни Тарасово сдает своих соседей по местному чату, а житель Житковичей называет фамилии местных координаторов протестов.

Вот белоруска из Киева сообщает, что блогер, которым наверняка интересуется КГБ, собирается в Минск.

Вот минчанин пишет донос на своего работодателя, который «финансирует незаконные объединения». Ему вторит белоруска из Испании, сдающая собственного мужа.

Минчанка Инна называет фамилии координаторов протестов в ее районе и сообщает, по какому адресу находятся медикаменты и банданы.

Пользователи соцсетей пишут ссылки на профили других пользователей, призывающих выходить на протесты.

Сотрудница педуниверситета в сентябре 2020 года, во время протестов, вдруг вспоминает, что два года назад видела под мостом машину, в которой сидел человек с биноклем, и в свете последних событий считает необходимым сообщить номер автомобиля.

Даже москвич не ленится писать в белорусский КГБ про соседа, женатого на белоруске, поддерживающей протесты.

Венец творения в этой категории — сообщение из Красногорска Московской области: «Здравствуйте! Прошу обратить внимание. Человек представляется белорусом». И ссылка на профиль во «ВКонтакте». Профиль, кстати, удален. Белорусом быть опасно.

О цифрах

После суток чтения «писем трудящихся» могу сказать, что, помимо чувства облегчения от числа настоящих доносов в соотношении со всей скачанной базой, я испытала некоторое разочарование от плохо сделанной киберпартизанами работы. Нет, ни в коем случае не придираюсь. Признаю, что взломать КГБ и выкачать оттуда все обращения за девять лет — это сверхпрофессионально, дерзко и талантливо. Но это лишь половина работы.

А вторая половина — это скрупулезное, вручную, отделение доносов от обращений родственников репрессированных и заявлений нездоровых людей. Потому что в итоге в свободном доступе оказались многие тысячи личных данных людей, не имеющих отношения ни к доносам, ни к КГБ. 

Особенно уязвимыми становятся люди, которых в базе большинство, — утверждающие, что их облучают и разговаривают у них в голове. К ним теперь можно ходить по списку. Брать с собой для убедительности глобус, чеснокодавилку или еще какой-нибудь случайный предмет и говорить с порога: «Я из КГБ, мы получили ваш сигнал, и теперь я пришел освободить вас от облучения, а глобус — это специальное устройство, которое уничтожит все лучи вокруг вас». И этот человек, ищущий спасения у КГБ, сделает для освобождения от страшного облучения всё: отдаст все деньги, перепишет квартиру на «сотрудника», пойдет и убьет, кого укажут.

Конечно, отделение зерен от плевел заняло бы немало времени. И список выглядел бы гораздо более куцым. «40 тысяч доносов в КГБ» — звучит, да еще как. А две-три тысячи за девять лет — уже совсем не так эффектно.

Но кликбейт того не стоит.