«Здесь люди, которые не сдаются»

Место для похорон, пожалуй, самого известного российского оппозиционера Алексея Навального стали готовить еще за сутки. Полицейские усилили охрану храма «Утоли моя печали» в Марьино — родном районе убитого политика. Улицы огородили заборами — такими же, как на оппозиционных митингах, развесили камеры с функцией распознавания лиц и поставили глушилки связи. Камеру, по словам журналистов, повесили даже над алтарем в храме, где Навального отпевали. Похоронили его тоже недалеко — на Борисовском кладбище, которое всего в получасе ходьбы от церкви.

В конце 2000-х годов район Марьино был одним из главных протестных мест Москвы. Каждый год 4 ноября, в День народного единства, националисты собирались здесь на «Русский марш». Несколько раз в маршах участвовал и Навальный. Во время выступлений на маршах Навальный призывал «выгнать воровскую сволочь из Кремля и из правительства». В 15 минутах от места проведения «Русских маршей» — обычный панельный дом. Именно здесь, на улице Люблинской, 175, был прописан Алексей с семьей.

Но последние дни своей жизни Навальный провел не в Марьино, а в небольшом поселке Харп, который находится за полярным кругом. Самолеты до Салехарда, ближайшего к Харпу города и столицы Ямало-Ненецкого автономного округа, летают только два раза в день: один раз ночью — из Москвы и днем — из Тюмени. Несмотря на логистические сложности, мать Алексея Людмила Ивановна и его адвокаты оказались в поселке уже на следующий день после смерти политика. Но отдавать тело родственникам не хотели целых восемь дней. Даже когда оно, наконец-то, 24 февраля, в годовщину войны, оказалось у матери, за ней и катафалком постоянно следили силовики и публиковали снимки в своих телеграм-каналах.

Но и на этом издевательства над уже мертвым Навальным не закончились. После того как тело политика доставили в Москву, организации похорон всячески препятствовали, говорят соратники Алексея. Сначала, по их словам, ни одно ритуальное агентство не согласилось с ними работать: 

Но в итоге похороны назначили на 1 марта в 14 часов.

Уже к 10 часам утра на входе в храм «Утоли моя печали» образовывается очередь из нескольких десятков людей всех возрастов — и молодые, и совсем пожилые. Многие держат в руках цветы. К половине двенадцатого очередь заметно возрастает. У кого-то в руках две скромные гвоздики, а кто-то взял с собой огромный букет красных роз или весенних желтых тюльпанов.

Силовиков около церкви столпилось так много, что кажется, будто в храме происходит что-то очень страшное и незаконное. Почти все они стоят в балаклавах или с закрытым лицом — так, что видны только глаза. Одна из бабушек в очереди не выдерживает и, грозя молодым срочникам-росгвардейцам кулаком, кричит: «Ну что вы мне сделаете? Арестуйте уже меня, чего стоите!» Те только усмехаются в ответ.

— Мне было абсолютно не страшно сюда идти, — говорит Елена, женщина лет 45. Она стоит где-то в середине всё еще растущей очереди. — Я с 16 февраля чувствую шок, ужас и вообще бессмысленность всего происходящего. У меня много злости и гнева, они до сих пор не проходят, так что я не могла не прийти.

— И мы имеем право попрощаться с человеком, которого мы уважаем, любим, который хотел построить для нас, для народа демократическое государство, — эмоционально перебивает ее пожилая женщина, Нина Александровна. — Мы летим в пропасть. Еще несколько лет — и от страны вообще ничего не останется.

Ни она, ни Нина Александровна даже не надеются попасть на отпевание Алексея Навального, хотя стоят довольно близко ко входу в храм.

— Его еще не привезли, не отдают [близким], — злится Нина Александровна. — Это делают специально, чтобы мы постояли здесь и ушли, а потом [они] скажут, что никто не пришел, никому это не нужно. Но мы пришли и не собираемся уходить.

К половине первого у храма выстраивается очередь в несколько сотен метров. Людей так много, что они уже не помещаются на тротуарах с одной из сторон храма, и очередь начинает закругляться, огибая замерзший пруд. Полицейские просят не сходить с тротуара. Часть силовиков тем временем перекрывает ближайший выход из метро Марьино, заставляя обходить храм и вставать в очередь с другой стороны. Так образуется сразу несколько очередей, которые растут буквально на глазах, и в них уже не сотни, а тысячи людей.

Пока люди готовятся к началу службы и гадают, смогут ли они пройти внутрь, в морге тело Алексея Навального не отдают его родственникам. Они приехали туда к 10 утра, но к 13 часам мать и отец политика всё еще не получили тело сына.

К этому времени к очереди присоединяется оппозиционный политик Екатерина Дунцова, которая накануне обещала прийти на похороны. Она будто стесняется, стоя поодаль от толпы.

— Мне сложно говорить про Алексея Навального как про человека, потому что я лично его не знала. Но, безусловно, он важная фигура для политики и для многих людей, которых здесь, по ощущениям, уже тысячи. Я не знаю, как можно оценить топлу, но их очень много — и они всё идут и идут, — удивляется Дунцова. 

Она вспоминает, как Элла Памфилова, отказывая ей в регистрации кандидатом на президентские выборы, говорила то же, что когда-то и Алексею Навальному.

— Она сказала мне: «Вы еще молодая, у вас всё впереди». Ну, посмотрим, — смеется Дунцова. — Времена меняются, они становятся хуже, поэтому нам сейчас так важно объединить людей, чтобы они понимали, что они не одни, их много. Так нам будет легче пережить это темное время.

Ровно к 14 часам гроб с телом Алексея Навального привозят в храм. Когда толпа видит катафалк, она впервые начинает скандировать. «Навальный!» — взрывается его фамилией начало очереди. Толпа стала такой большой, что уже к ее середине не слышно этих криков, а люди всё продолжают идти сплошным потоком. Очередь уже не просто обогнула пруд — она заполнила дворы и все соседние улицы.

В толпе выделяется группа из трех человек разных возрастов — будто дочь, мама и бабушка вместе пришли на похороны Алексея Навального.

— Вы семья? — спрашиваю их.

— Да, мы всей семьей участвовали в [мэрской] кампании Алексея еще в 2013 году, включая мою дочку, которая в пять лет раздавала газеты, — отвечает Юлия. — Поэтому мы не могли не прийти сегодня, тоже все вместе. Это было практически как 24 февраля: только тогда прям как будто по голове ударили, дикий крик, а тут — просто тихий ужас, потому что это хоть и было ожидаемо, но всё равно надежда была, что они от него отстанут, — продолжает молодая женщина. — Ну они сделали всё, что могли. Оставалось только последнее. Они и это сделали, — на этих словах Юлия начинает сильно плакать. — Я плачу, потому что мне жалко нас, которые здесь остались. Потому что, к сожалению, большинство даже не понимает, чего они лишились. В отличие от Алексея, я разочаровалась в этих людях и в стране. Я очень жалела, когда Алексей вернулся, потому что понимала, что эти люди его не заслуживают.

— Она у нас всегда была плакса, — говорить ее мать, Наталья, кивая на дочь. И рассказывает, как с настоятелем церкви, где отпевают Алексея, проводили инструктаж полчаса назад. — Здесь стоял батюшка, два полицейских и еще один в штатском, достаточно эмоционально вели беседу. Сложно представить предмет беседы, но ожидать можно чего угодно, — возмущается Наталья. — Но сам факт, что столько автозаков привезли на похороны, в голове не укладывается… Я уже всё в этой стране видела, даже на похороны [академика] Сахарова пустили людей, было такое шествие.

— Но упыри есть упыри, — Юлия.

С опозданием на сорок минут, наконец, начинается отпевание в храме. Люди из очереди, из которой почти никто так и не попал внутрь, пытаются заглянуть между решетками забора, но видно только полицейских на территории храма и организаторов похорон в белых перчатках и траурных повязках.

На Братеевском мосту, ведущем от храма «Утоли моя печали» к Борисовскому кладбищу, выставлен полицейский кордон. Силовики стоят каждые десять метров, тщательно осматривая всех проходящих, но не предпринимают никаких действий. 

Услышав колокольный звон, толпа смолкает. Многие плачут — кто-то украдкой, пряча глаза и будто стесняясь, а кто-то — назврыд. Я поворачиваю голову, вижу, как рыдает женщина рядом со мной, и слезы начинают сами собой катиться по моему лицу. Все молчат. Когда звон стихает, кто-то из очереди предлагает: «Поднимите цветы!» Люди начинают рвать бумагу, в которую упакованы букеты, и поднимают цветы вверх, как поднимали палочки в «Гарри Поттере» — фильме, который любил и часто цитировал Алексей Навальный.

Люди держат букеты поднятыми, пока гроб с Алексеем не выносят из церкви. А потом начинают скандировать «Навальный!» и «Спасибо!», кидают цветы к колесам катафалка и под ноги носильщикам. Толпа начинает двигаться за катафалком к Борисовскому кладбищу, где скоро похоронят Навального. Людей всё больше с каждой минутой — они не нарушают указаний полицейских, не сходят на проезжую часть.

Иногда то тут, то там снова слышны лозунги. «Мы здесь власть!» — начинают кричать некоторые, но быстро осекаются: такое кажется неуместным в момент, когда толпа зажата кордонами силовиков с двух сторон и окружена заборами. «Криками мы ничего не добьемся», — усмехается молодый парень.

Жительница района Братеево, едущая на велосипеде, спрашивает: «А я смогу доехать до прудов? Почему столько народу вокруг?» Вопросу удивляются даже полицейские. Пытаясь сохранять невозмутимое выражение лица, они отвечают: «Вряд ли сегодня сможете проехать…» Пожилая женщина ругается себе под нос: «В “Пятерочку” даже не пройти. Бешеная молодежь стоит, понабрали себе цветов, почему их не задерживают? Предатели собрались…»

Вереница людей движется по направлению к кладбищу. И снова начинают скандировать: «Навальный, Навальный, Навальный!» Полицейские оглядывают толпу, требуют не задерживаться и не останавливаться. Молодая женщина с букетом гвоздик отмечает:

— Боюсь, нам сегодня никто не мешает, потому что это последний митинг в современной России. Хороним сегодня старые попытки построить демократию в этой стране. Дальше получится что-то создать только из пепла. Видимо, они ради этой последней возможности даже ковид отменили на день.

Женщина намекает на коронавирусные ограничения, которые мэрия Москвы использует с 2020 года, чтобы отказывать в проведении любых не связанных с властью акций. На таком основании запрещали проводить антивоенные митинги и марш памяти Бориса Немцова.

В декабре 2022 года Сергей Собянин объяснял это так: «В отличие от городских мероприятий, на митингах нельзя контролировать соблюдение санитарных мер, но я думаю, что наступят времена — и москвичи, конечно, будут участвовать свободно во всех мероприятиях, как это было в предыдущие годы». Видимо, для наступления этих времен российской власти потребовалась смерть главного оппозиционера страны.

У входа на кладбище сотрудники МВД установили рамки металлоискателя: здесь сразу после отпевания начинает скапливаться толпа. Шеренга полицейских не пропускает людей около полутора часов, указывая, что так «не положено» и «нужно подождать».

Постепенно нарастает недовольство. После траурных лозунгов «Леша, мы с тобой!» и «Герои не умирают» толпа начинает скандировать политические: «Россия будет свободной!», «Он не боялся, и мы не боимся» и даже «Нет войне!». Полицейские, которые в последние два года задерживали людей за книгу «Война и мир» в руках и за плакат «6-я заповедь. Не убий», смиренно слушают. Пожилая женщина кричит на майора: «Вы вообще в курсе, что Россия, по Конституции, правовое федеративное государство? Почему вы запрещаете мне проход? Я имею право свободно ходить по своей стране». Полицейский вежливо отвечает: «Я всё понимаю. Кричите на меня, сколько хотите, но, к сожалению, я не могу вас пропустить. Кладбище небольшое, может возникнуть давка. Мы обязательно разрешим пройти вам чуть позже». На митингах Алексея Навального одним из популярных слоганов был: «Полиция с народом — не служи уродам!» В 2024 году этот лозунг был реализован, хоть и на один день.

— Сегодня мы пришли проститься с Алексеем Анатольевичем. Он был важным человеком для российской политики, — говорит пресс-секретарь Бориса Надеждина Павел Бурлаков. — Это множество людей демонстрирует, что Алексей был важен для русского народа. Мы уверены: несмотря на то что произошло, его дело не будет забыто. Мы видим сейчас в глазах людей грусть и печаль, но уверены, что она выразится в действие. Как нам получилось собрать подписи, так мы и продолжим свою деятельность. И Россия обязательно будет свободной!

К кладбищу подъезжает катафалк. Сотрудники ритуальной службы аккуратно выносят гроб и простой деревянный крест с надписью «Вечная память». За ними выходят родители Навального. Толпа начинает скандировать: «Спасибо за сына» и «Скорбим с вами». 

Молодой человек со значком на рюкзаке в виде флага трансгендерных людей рассказывает:

— Чего уж греха таить: Навальный был не просто политиком. Как бы ни пафосно это звучало, он был символом, причем для каждого человека — чего-то своего. Для кого-то олицетворял свободу, для кого-то — возможность перемен, для кого-то — безграничную смелость. Для меня лично он был символом настоящей любви: к жене, к детям, к России, к миру. Тут недавно кричали: «Любовь сильнее страха». Вот я бы хотел, чтобы именно это было написано на его могиле.

Будто в подтверждение этих слов Юлия Навальная публикует пост-прощание с мужем: «Леша, спасибо тебе за 26 лет абсолютного счастья. Да, даже за три последних года счастья. За любовь, за то, что всегда поддерживал, за то, что смешил даже из тюрьмы, за то, что ты обо мне всегда думал.

Я не знаю, как жить без тебя, но я постараюсь так, чтобы ты там, наверху, радовался за меня и гордился мной. Я не знаю, справлюсь или нет, но я буду стараться.

Мы обязательно встретимся однажды. У меня столько для тебя нерассказанных историй, и у меня столько для тебя сохраненных в телефоне песен, глупых и смешных, вообще, честно говоря, ужасных песен, но они про нас, и я так хотела дать тебе их послушать. И так хотела смотреть, как ты их слушаешь, смеешься, а потом обнимаешь меня.

Люблю тебя вечно. Покойся с миром».

С кладбища доносится мелодия песни My Way Фрэнка Синатры. Гроб опускают в землю. Первых выходящих с церемонии прощания толпа встречает аплодисментами.

— Ублюдская моль убила человека в заполярных застенках, — раздраженно отвечает на просьбу о комментарии мужчина с букетом красных хризантем. — Что тут еще говорить? Просто надеюсь, что вот за всё это получится отомстить в будущем.

Большинство из тех, кто был у храма и дошел до кладбища, всё еще остаются за забором и не могут попасть внутрь, чтобы попрощаться. Толпа сначала скандирует «Нет войне!», «Навальный — герой России!» и «Свободу политзаключенным!», а затем переходит к лозунгам «Пропустите!» и «Дайте возложить цветы!». Людей начинают по одному-двое пускать на кладбище, досматривают металлоискателями. Большинство попадут внутрь еще нескоро.

Уходя, люди будут по всему пути до ближайшей станции метро Борисово оставлять самодельные мемориалы с цветами, фотографиями Алексея Навального, плакатами и свечами.

А пока идет церемония, оркестр в черном играет похоронный марш. Молодой мужчина начинает рыдать, даже не пытаясь скрыть эмоции. Кланяясь родственникам убитого, люди подходят к чашам с землей и бросают горсти в могилу. На постаменте с сотнями цветов черно-белая фотография улыбающегося Алексея Анатольевича Навального в обычном черном худи. И надпись: «04.06.1976 — 16.02.2024».

Катя Орлова, Вадим Степанов