«Политзаключенные спрашивают: как там мост? Стоит? Нет?» 

«После начала войны агрессия по отношению к нам сильно выросла, а сейчас сильно снизилась»

— Первый раз я пришла туда в ночь, когда убили Немцова. А осталась на девять лет, — рассказывает мне Ольга [имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.], она — из числа старожилов мемориала, — В ту ночь я не могла оставаться дома. Я поехала на Манежную площадь. Было три часа ночи, помню, один парень где-то нашел гвоздики, и мы их возложили.

Ольга рассказывает, что дежурства возникли позже. Сначала всё было спокойно. Люди приносили цветы, бывало, два-три букета каждый день, дважды в неделю на мосту проходили субботники — волонтеры старались убрать увядшие цветы, очистить проход для тех, кто шел по мосту мимо. Всё было нормально, пока 24 марта на мемориал не пришли «сербовцы». Цветы поломали. На портрете Немцова оставили листок с надписью «Предатель интересов России». Волонтеры моментально собрались и всё восстановили. Выбросили оскорбительные листовки. А люди принесли свежие цветы. 

28 марта мемориал снова был зачищен. Он вдруг стал вызывать недовольство у работников учреждения «Гормост». Ночью неизвестные в черных куртках с капюшонами упаковали цветы в черные мусорные мешки и увезли. Но люди снова восстановили мемориал — буквально через несколько часов. Заместитель мэра Москвы по вопросам ЖКХ Игорь Пергаменщик тогда, будто оправдываясь, заявил, что московские власти не причастны к разгрому мемориала, а работники учреждения «Гормост» убирают с места убийства Бориса Немцова только увядшие цветы. 

— После этих нападений мы начали дежурить, — вспоминает Ольга. — В первые десять дней я дежурила пару раз, героических ночей в то время у меня не было. Хотя вообще ночью дежурить очень тяжело. Как сказать, почему я пошла… Как сказал мне мой напарник по мосту — нельзя убивать людей.

После первых дней дежурства Ольга ушла с моста, говорит: «Были мысли: сколько уже можно стоять. Было очень тяжело физически». Но подруга (на тот момент еще не подруга, а напарница по дежурствам) написала: «Возвращайся, нужна помощь». И Ольга вернулась. Потом прекращала дежурства еще однажды. И снова возвращалась. 

— Интересная вещь: все эти девять лет я наблюдаю за людьми, которые проходят мимо. Девять лет назад агрессия обычных прохожих зашкаливала по отношению к нам, к Немцову. Могли бросить какие-то реплики, какие-то оскорбительные слова. Но постепенно напряжение снижалось. Линейных процессов нигде не бывает — ни в природе, ни в обществе. После начала войны агрессия к нам опять выросла, а сейчас снова сильно снизилась. Сейчас такие положительные эмоции на дежурстве… Никогда таких не было. К мемориалу приезжают люди со всей России. Очень часто из каких-то далеких поселков, городов. Они знают, что в Москве есть Немцов мост. Знают, что они — не одни. Кто-то там на мосту стоит. Во время разговоров я понимаю, что мы нужны. Это психологически для людей очень важно. Естественно, мы важны и для москвичей. Когда я раньше дежурила по ночам… Иногда придет человек и говорит мне: «Мне поговорить не с кем. Пришел к вам». Отдушина. 

Ольга секунд на двадцать задумывается перед тем, как ответить на мой вопрос о том, почему на девятый год она всё еще выходит на мост. Потом говорит: «Я — человек немолодой. И я надеюсь, что когда-то у меня будут внуки. Я не хочу, чтобы мне было перед внуками стыдно за то, что… За то, что пока такое делалось в стране — я ничего не делала. Что-то мне нужно делать». 

Ольга вспоминает множество нападений на волонтеров. Вспоминает, как у них вырывали сумки, как закидывали мусором, как отталкивали и сгребали цветы в мешки. В ночь на 8 сентября в 2018 году на дежурных моста снова напали «сербовцы». Они начали избивать людей, выбили из рук телефоны, облили фекалиями личные вещи — сумки, одежду. Тут Ольга неожиданно добавляет: «Но в то дежурство вот что было положительного: во время этого нападения, в три часа ночи, в самую кульминацию, вдруг из ниоткуда появились какие-то парни, прохожие, и бросились нас защищать. Молодые. Лет по 18 им было, может, по 20». 

Про отношение полицейских она говорит так: «Полиция четко выполняет приказ. У них есть приказ задержать — они задерживают. Нет приказа — они лишний раз шевелиться не будут. Я на днях была на мосту. Смотрю: прямо у мемориала стоят полицейские. Они обычно чуть поодаль стоят. А тут прямо на мемориале. Я стала подходить — они, увидев меня, отошли, ничего не сказали. Смотрели, что я делаю, но ничего не говорили, не делали. Полицейские — тоже разные. Мы как-то, еще до ковида, дежурили ночью с напарником. На мосту стояла полицейская машина — кто-то из власти должен был проезжать. Капитан с шофером прогуливался рядом. Потом он шофера отослал. И мы полночи с ним разговаривали. Он жаловался на жизнь, на службу, на то, на другое. Всё по-разному у людей. Так же, как и везде.

До пятой годовщины мы дежурили без перерывов. Перерывы бывали, когда нас насильно забирали. Потом из-за ковида в 2020 году мы прервали дежурства. А потом так вышло, что мы не сумели собрать всех дежурных: кто-то переболел и не мог, кто-то уехал. Мужчины, особенно кто помоложе, боятся, чтобы не задержали и не отправили в армию. Поэтому так… Но мы всё равно стоим».

«Людям важно побыть в молчаливом диалоге»

«Я начала дежурить первого апреля 2015 года, — рассказывает мне Евгения [имя изменено. — Прим. ред.]. — Накануне я приносила цветы на мемориал, в ночь его разгромили. Первого апреля он опять восстановился — были горы цветов, от автобусной остановки. Мы начали заниматься цветами, приводили место в порядок, чтобы мемориал не был бесхозным. Чего только ни было за эти годы… Начальник «Гормоста» постоянно создавал нам трудности: каждый вечер они присылали то каких-то мойщиков, которые мыли асфальт, то машины, которые посыпали тротуары песком. Нам приходилось перетаскивать мемориал в разные стороны, потом возвращать — просто струи песка уничтожили бы все цветы. 

А потом пошли «нодовцы». Нападений было великое множество. Когда мы подсчитывали — мы насчитали где-то восемьдесят нападений. Одно время было даже раза по два в сутки, в основном ночью. Однажды дежурили летней ночью, к нам подъехала полиция с «Китай-города», говорят: «Был анонимный звонок, что на мосту пьяная драка». А нас там четыре божьих одуванчика стоит. Нас забрали в участок. Выпустили в шесть утра. Ничего уже не было на мосту. Совершенно был пустой». 

Пик нападений, по словам Евгении, пришелся на 2016–17 годы: «Дошло до того, что одному дежурному у нас сломали стопу. Какие-то люди его толкнули, уронили и со всей силы наступили на ногу. Тогда группа наших волонтеров пошла к начальнику «Гормоста», показали ему видео, как бригадир «Гормоста» гонится за нашими дежурными. После этого всё вроде стихло. Набеги всё равно продолжались, но уже не такие интенсивные. Боюсь сказать, что им стало стыдно. Может быть, это были происки бригадира, который нас ненавидел.

Налеты — это триггер, люди возмущаются, читают наши посты, видят разграбленный мемориал, остатки цветов, которые валяются как мусор».

О том, что прохожие и полицейские стали относиться к мемориалу терпимее, Евгения говорит с осторожностью: «Такое впечатление, что не то что они смирились… Но есть же среди них нормальные люди. Может быть, знают, что мемориал столько времени существует, и у них тоже какое-то уважение появилось. Не хочу я точно говорить об отношении власти, потому что в любой момент, если будет приказ и команда, всё резко поменяется». 

В какой-то момент мемориал Немцову стал и местом памяти его погибших единомышленников. Первым появился портрет Павла Шеремета. «Когда погиб Павел Шеремет [тележурналист, погиб в Киеве 20 июля 2016 года в результате взрыва автомобиля. — Прим. ред.], у нас на мемориале появился портрет Шеремета. Я дежурила, когда было 40 дней со дня убийства Бориса Немцова, — Павел Шеремет приходил сюда, мы с ним говорили. Когда умирали люди, близкие по духу Борису Немцову, здесь всегда появлялись портреты этих людей: Лев Рубинштейн, мама Бориса Ефимовича Дина Яковлевна Немцова, Алексей Навальный».

Вопрос о том, почему Евгения продолжает дежурства спустя девять лет, тоже заставляет ее задуматься: «Знаете, наверное, потому что есть люди, которым важно, чтобы эта точка была. Раз уж мы назвались волонтерами — мы не можем это оставить». 

«Приходил мальчик однажды, — вспоминает Евгения, 

Кто-то сядет напротив. Им важно побыть в этом молчаливом диалоге. Мы не подходим, не беспокоим их. Если к нам кто-то обратится — мы поговорим. 

Я помню, подошли как-то два молодых человека, они мне запомнились. Один — откуда-то из Ростовской области. У него товарищи ушли на СВО, но это я потом от него узнала. А тогда мы смотрим: подошел парень, сел на парапет. Мы занимаемся своими делами, приводим мемориал в порядок. Пока мы занимались делом, он выпил бутылку водки. Бутылка рядом с ним стоит, он сидит на парапете, соскакивает и кричит: «Что мне делать? Делать мне что? У меня все там. Все там. Как это возможно?»

Ему некуда было прийти. Он пришел сюда. Мы с ним потом поговорили, его Даниил зовут. У него близкие по ту сторону фронта.

Немцов мост — это уже место, где не только убили Бориса Немцова. Это место, где люди собираются по важным тревожным событиям. 

Я как-то считала: за эти девять лет уже шестерых человек, наших волонтеров, нет в живых. Многие по возрасту уходят. Мы тоже такие старички остались, всем около семидесяти. Но меня очень радует, что нам на смену всё же приходят молодые, надежные». 

Верные стражи «Немцова моста»

На сайте «Немцова моста» оставлены записи о волонтерах, которых уже нет в живых.

Ваня Скрипниченко

С августа 2017 года рядом с портретом Бориса Немцова неизменно стоит еще один портрет. Волонтера, охранявшего память убитого политика. Ивана Скрипниченко. 

Всё произошло, когда была дата — 900 дней со дня гибели Бориса Немцова. Вечером 15 августа. Обычно Иван дежурил по ночам, но в тот день решил прийти пораньше — встретиться с друзьями, с другими волонтерами, вместе почтить память Немцова, зажечь свечи.

— Мы все собирались на минуту молчания, но Ваня пришел чуть раньше, — рассказывала в интервью «Новой газете» волонтер Тамара Луговых. — По словам Вани, как он сам мне потом рассказывал, он стоял на мосту спокойно. Проходила мимо пара, мужчина и женщина. Мужчина был здоровенного роста, очень крупный. И немного подвыпивший. Он стал приставать к Ване: «Зачем вы здесь стоите? Вы что, Путина не любите?» Ваня — очень спокойный, адекватный человек, и он спокойно ему ответил: «А почему я должен любить Путина? Он что, девушка, чтобы его любить?»

Мужчина сорвал с Ивана кепку и выбросил на лестницу возле мемориала. «Ваня хотел ее поднять и тут же получил страшный удар в лицо и упал затылком на асфальт. Он был спортсменом, занимался альпинизмом и боксом, и мог бы отразить нападение, если бы ожидал его… Но он не распознал вовремя угрозы, потому что сам был очень мирным и доброжелательным человеком.

И вот на невинную шутку был такой ответ. Роковой для Вани. С этого дня пошел отсчет последних дней его жизни…» — вспоминает Тамара Луговых.

В НИИ Склифосовского Ивану поставили диагноз — перелом носа, сотрясения мозга нет. Уже через три дня он вернулся к дежурным. Под глазами были черные гематомы. Лицо — отекшее, в кровавых ссадинах.

Позже теща Ивана рассказала, что через несколько дней он пошел к ЛОРу в районную поликлинику: «Там девушка, молодая врач, дала направление, сделала снимок еще раз и направила всё-таки в больницу №29». Ивана госпитализировали вечером 22 августа. На следующее утро в справочной больницы родственникам сказали, что «случилось ужасное»: Ивану резко стало плохо, он упал в столовой и через несколько минут сердце остановилось. Ивану было 36 лет.

В полиции сообщили, что не нашли нападавшего. А в Следственном комитете заявили: инцидент, произошедший на мосту — «драка», а не нападение. Причиной смерти была названа — кардиомиопатия. Болезнь сердца, которая может привести к смерти в результате закупорки сосудов.

«Политзаключенные спрашивают: как там мост?» 

Совсем недавно, 18 февраля, на Немцовом мосту задержали троих волонтеров. Полиция нашла у них в рюкзаках фотографии Алексея Навального.

— Одному нашему волонтеру дали 15 суток, другому — 30 суток, у третьего, скорее всего, будет штраф, — рассказывает Ольга. — Пожалели 80-летнего пожилого человека.

— говорит Ольга. — Но пока есть возможность выразить солидарность со многими людьми. Несколько нынешних политзаключенных — это наши дежурные. Тот же Алексей Горинов [муниципальный депутат Красносельского района Москвы, осужден на семь лет лишения свободы по статье «о фейках» за антивоенные высказывания. — Прим. ред.], Михаил Кригер [участник движения «Солидарность», осужден на семь лет по обвинению в оправдании терроризма за публикацию в социальной сети. — Прим. ред.]».

Волонтер «Немцова моста» Евгений Мищенко сегодня находится в СИЗО. Его задержали в сентябре 2023 года. Задержали по обвинению в участии в деятельности террористической организации (часть 2 статьи 205.5 УК) — в легионе «Свобода России». Мищенко вину признал. В комментарии «Медиазоне» он рассказывал, что «там был внедренный агент, [который] подыграл моим чувствам»: «Я выходил на связь с этой организацией, легион «Свободная Россия», это бесполезно отрицать, это действительно так».

В суд Евгению вызвали скорую помощь — выяснилось, что при задержании ему сломали три ребра.

«Они все очень много спрашивают в письмах: «Как там мост? Стоит? Нет?» — рассказывает Ольга — Это даже для них важно».

Вечная память

27 февраля, 2024 год. Девятая годовщина убийства. На Большом Москворецком мосту — десятки людей с розами и гвоздиками, перевязанными лентами «Вечная память». Очередь из желающих возложить цветы. Портрет Немцова. Полиция не мешает. Но просит не стоять с плакатами. 

Одна из волонтеров напишет: «Мое дежурство закончилось. Иду к остановке автобуса. За мной идут два мужика, скорее всего, «эшники». Они заботливо ждут, когда я сяду в автобус. Нет, ну когда еще немолодую женщину будут провожать до автобуса двое мужчин». 

В 23:31 на мосту состоится минута молчания. Ровно в это время девять лет назад был убит бывший вице-премьер правительства России, первый губернатор Нижегородской области, политик Борис Немцов.

Человек, который любил Россию.

Автор: Софья Орлова