Два года назад РФ напала на Украину. Мы собрались в редакции, чтобы делать обложку газеты — как я думал, последнего номера «Новой», — где на черном фоне были напечатаны три слова: «Россия бомбит Украину». Текст, который открывал этот номер, заканчивался словами: «Война развязана за несколько часов одним человеком, путь к миру станет испытанием для каждого из нас». В тот момент утром 24 февраля российские власти еще не придумали свое СВО, и можно было в Москве говорить как есть.
Война принесла неисчислимые страдания невинным людям — в первую очередь украинцам, но также жителям приграничных российских областей. Я пишу этот текст, возвращаясь в редакцию из Сараева, где на фасадах многоэтажек, обращенных в сторону сербской части города, до сих пор, тридцать лет спустя, виднеются следы от пуль, а люди никогда не забывают о пережитой беде. После высокоточной войны Путина многоэтажек не остается вовсе, лишь выжженная земля, горе и ненависть на много поколений вперед. В качестве декорации — архитекторы модного московского бюро, которые занимаются строительством пешеходных зон и велодорожек на местах массовых убийств людей.
Война необратимо изменила каждого из нас, вне зависимости от того, какой личный выбор сделал конкретный человек.
Вот профессор-философ рассуждает об этике беспилотных вооружений, ссылается на свои довоенные академические публикации и хвастается: в отличие от западных теоретиков, у его студентов нет этических сомнений в том, чтобы использовать дроны против украинцев, вот только нужно больше денег собрать на дроны и ударить как следует. Такая теперь философская этика войны, говорит профессор. Вот корреспондентка «Новой-Европа» в Украине едет из Киева в госпиталь к своему тяжелораненому сыну, защитнику страны, солдату ВСУ. Редакция всегда должна защищать своих сотрудников и их семьи. Что мы должны сделать с тем, что семьи моих коллег убивает армия страны, гражданином которой я являюсь?
Вот сотни новых политических заключенных, вина которых состоит в том, что они с детства знали, что война — невозможное преступление, и не изменили своему детству. Вот следователи и тюремщики, которые угрожают матери Алексея Навального закопать ее сына в неизвестной могиле, выдолбленной наспех за полярным кругом, — чтобы их повелителю и хозяину было спокойнее. И публикация Олеси Герасименко в «Верстке», в которой российские военные рассказывают о наказаниях, практикуемых ими на фронте: голых мужчин отправляют в яму и заставляют совокупляться.
Война сделала возможным всё это, и над Россией взошла новая кровавая мораль, своим обликом напоминающая главный храм ВС РФ. Если для войны что-то полезно, значит это оправдано; если что-то мешает войне, помеху следует устранить. Человеческое достоинство первое в списке на ликвидацию; мой знакомый профессор философии, пожалуй, лично выстрелил бы достоинству в голову.
Еще две недели назад главным чувством моих коллег и тех, с кем мы говорили для наших материалов, была усталость. Потом, девять дней назад, убили Навального. Убийство открывает дорогу террору против наших близких, оставшихся в России, да и вообще против каждого.
Это план Путина: уничтожать людей как города на пути своих исторических анекдотов, готовить новый раздел Европы и сопутствующие пытки.
Получается, что тем, кто не смог промолчать два года назад, нельзя теперь уставать. У философа Марты Нюссбаум есть исследование о политических эмоциях: о том, как чувства объединяют или, напротив, раскалывают людей и общества. Против диктатуры и войны поднялась сейчас в России высокая волна ярости и отчаяния — предельных человеческих эмоций, которые не слишком прилично демонстрировать в обществе, построенном на вежливых умолчаниях и СВО-новоязе. Ярость приведет к радикализации политического подполья. Отчаяние обозначит, что многим людям больше нечего терять — их семьи не в безопасности, у их родных нет будущего.
Тем, кто будет бороться против верховного гробовщика, роющего для людей могилы в Украине и в российском Заполярье, нужно быть расчетливыми и беречь себя. Помнить, что эта борьба будет долгой.
В «Гарри Поттере», Новом завете и в истории Второй мировой войны смерть героя в конечном счете ведет к сокрушению зла. Нам никто не гарантировал подобного исхода. Это мнение непопулярно — я тестировал на нескольких собеседниках. Но, по-моему, даже если нам будет достоверно известно, что в конце нашей жизни Путин спляшет канкан на безымянных могилах всех, кто хотел для России мира и свободы, это ничего не меняет. Кант, которого назвал злодеем малоизвестный губернатор Калининграда Алиханов, одобрил бы это контринтуитивное правило: выступить против зла следует не в расчете на награду, а потому что иначе перестанешь быть свободным.
Вот мы и должны сделать то, что зависит от нас, чтобы зло было остановлено. Задача-минимум: не участвовать в военных преступлениях и пропаганде войны, а дальше — кто чем может.
Спасибо каждому, кто выступил против войны, рискуя потерять жизнь, свободу, дом или родину.
И отдельное спасибо моим коллегам по «Новой-Европа»: за эти два года они сумели защитить то, во что верят, и не опустить руки.
Еще побредем, как сказал классик.