«Бескомпромиссная, но мирная борьба»

Идея зимних Олимпиад в начале прошлого века не была столь очевидной, как в наши дни. Создатель и многолетний председатель Международного олимпийского комитета Пьер де Кубертен ориентировался на древних эллинов, которые не знали коньков и лыж и со снегом имели дело крайне редко. Кубертен спокойно отнесся к появлению в 1908 году в программе лондонской Олимпиады фигурного катания, но когда через 13 лет на очередном конгрессе МОК председатель Олимпийского комитета Франции Клари Жюстиньен предложил провести отдельный зимний олимпийский турнир, Кубертен выступил против. Не поддержали идею и представители Скандинавских стран, много лет проводившие собственные зимние игры и не желающие терять монополию. В итоге организацию игр в Шамони взял на себя французский Национальный олимпийский комитет. Выбор на этот небольшой городок в Савойских Альпах с видом на Монблан пал из-за развитой лыжной инфраструктуры и обширной отельной сети, способной принять несколько тысяч гостей. Ценой огромных усилий и не меньших финансовых затрат, превысивших три миллиона франков (при средней месячной зарплате заводского рабочего около 30 франков), в Шамони за несколько месяцев был построен крупнейший в мире на тот момент каток площадью 36 000 м², а также олимпийский стадион, бобслейная трасса и трамплин. В материальном плане игры, собравшие три сотни участников из 16 стран, обернулись катастрофой: взявший на себя львиную долю расходов муниципалитет не сумел отбить и десятой их части, так что из долговой ямы город пришлось вытаскивать за счет регионального и национального бюджетов. Однако по части зрительского интереса всё прошло крайне убедительно, и уже в следующем 1925 году МОК внес поправки в свой устав, учредив отдельные Зимние Олимпийские игры, первыми из которых была признана «Международная неделя зимних видов спорта» в Шамони. И всё же трудности, сопровождавшие организацию и проведение этих игр, носили сугубо мирный характер. В истории олимпийского движения так было не всегда.

30 000 человек, бегущих на матч

— Что мне делать, Пифия? Страна моя разорена из-за бесконечных войн, народ бедствует и голодает.

— Учреди игры, угодные богам. На время их проведения все войны будут прекращаться.

Так или примерно так, согласно античным источникам, мог звучать диалог полулегендарного царя Элиды Ифита и Дельфийского оракула. По одной из легенд, в VIII веке до н. э. Ифит заручился поддержкой могущественного спартанского царя Ликурга и провел при храме Зевса в Олимпии на юге Пелопоннеса первые в истории Олимпийские игры. Вероятно, в это же время возникла традиция экехейрии или «олимпийского перемирия», когда раз в четыре года во время летнего солнцестояния постоянно враждующие греческие полисы прекращали конфликты и переключали свою неуемную энергию на поддержку атлетов. Олимпиады возникли как часть языческого культа Зевса и стали тем немногим, что объединяло разрозненный мир Древней Греции. Они продлились больше тысячи лет и были прекращены в конце IV века н. э. христианским императором Рима Феодосием.

Спустя еще полторы тысячи лет указ Феодосия был фактически отменен королем Греции Георгом I. 25 марта 1896 года он поднялся на трибуну отреставрированного древнего стадиона Панатинаикос в Афинах и произнес: «Я объявляю первые международные Олимпийские игры открытыми. Слава нации. Слава греческому народу». Рядом с королем стоял человек, благодаря, которому это событие в принципе стало возможным, — французский аристократ Пьер де Фреди, барон де Кубертен.

Для династии Кубертенов история античности была частью семейной истории. В 1506 году Феличе де Фреди, пращур будущего основателя олимпийского движения, копаясь в своем винограднике в центре Рима, на месте бывшего дворца императора Тита, обнаружил знаменитую скульптурную группу «Лаокоон и его сыновья». В награду за древний шедевр он получил от Папы Юлия II право взимать пошлину со всех товаров, пересекающих городские ворота Сан-Джованни. Скульптура отправилась в сокровищницу Ватикана, где и находится до сих пор, а потомки предприимчивого виноградаря перебрались во Францию, став со временем частью национальной политической элиты. В роду баронов де Кубертен, чей замок в юго-восточном предместье Парижа сегодня открыт для посетителей, были военные, дипломаты, музыканты и художники, как отец Пьера, Шарль де Фреди. На одной из его картин маленький Пьер изображен лежащим на кровати и листающим объемную книгу, не исключено — альбом репродукций с тем самым «Лаокооном». С детства погруженный с головой в мир античных героев, атлетов и философов, он был увлечен идеей гармоничного воспитания, в равной степени сочетающего элементы физической культуры и знаний об окружающем мире. Реализовывать эту идею Пьер начал с себя: будучи совсем юным учеником иезуитской школы, он занимался фехтованием, верховой ездой и боксом. А после учебы в Высшей школе политических наук Сорбонны и визитов в английские частные школы, совершенных по поручению министра образования, он в качестве публициста и издателя влился в кипевшую во Франции дискуссию о переустройстве национальной образовательной системы.

В 1871 году Французская республика потерпела тяжелейшее поражение в развязанной ею же войне против объединенных под прусским правлением германских государств. Помимо колоссальных по меркам XIX века жертв, превысивших миллион человек, были потеряны важнейшие для промышленности регионы — Эльзас и Лотарингия, а на востоке страны появился опасный сосед — Германская империя. В качестве одной из главных причин поражения рассматривался ослабевший дух и физическая мощь французской нации, и многие публичные интеллектуалы предлагали способы решения этой проблемы. Одним из таких экспертов был барон Пьер де Кубертен, создавший в 1888 году в Париже Комитет по внедрению физических упражнений в воспитание. Он был не единственным, кто черпал вдохновение в идеалах античности, но одним из немногих, кто поставил своей задачей не подготовку страны к новой войне, а предотвращение международных конфликтов в принципе, хотя бы на время международных соревнований. Как в древнегреческой Олимпии, которая была тогда в большой моде из-за археологических раскопок немецкого археолога Эрнста Курциуса.

«Совершенно очевидно, что изобретение телеграфа, телефона, развитие железнодорожного сообщения, научно-технические исследования, конгрессы и выставки сделали для поддержания мира гораздо больше, чем любой договор или дипломатическая конвенция. И я надеюсь, что атлетика и занятия спортом сделают даже больше! Тот, кто видел 30 000 человек, бегущих под дождем на футбольный матч, поймет, что я не преувеличиваю», — писал Кубертен участникам съезда Союза французских атлетических обществ в ноябре 1892 года.

В 1894 году в Париже по инициативе Кубертена прошел Международный атлетический конгресс, на котором барон прямо предложил «ничего не изобретать, а взять уже готовую форму, красивый ритуал, изобретенный греками, и наполнить его новым содержанием, противопоставив гонке вооружений гонку гребцов». По задумке Кубертена, возрожденная Олимпиада должна была проходить каждые пять лет в разных странах, а участие в ней не должно ограничиваться принадлежностью к определенной расе, социальному классу, религии или политической организации.

«Пусть на стадионах встречаются люди разных национальностей. Пусть это будет упорная, бескомпромиссная борьба, но борьба мирная. И имя ей — Олимпийские игры», — провозглашал Кубертен.

Когда делегаты атлетического конгресса поддались увещеваниям барона и постановили учредить Международный олимпийский комитет, в состав его почетных членов вошли пять будущих лауреатов Нобелевской премии мира, в том числе основатель главной пацифистской организации — Международного бюро мира, Эли Дюкоммен.

В 1912 году, к V Олимпиаде в Стокгольме, Кубертен написал «Оду спорту», в которую вложил главную, на его взгляд, идею и задачу олимпийского движения:

О спорт! Ты — мир!

Ты устанавливаешь хорошие, добрые, дружественные отношения между наро­дами.

Ты — согласие.

Ты сближаешь людей, жаждущих единства.

Ты учишь разноязычную, разноплеменную молодежь уважать друг друга. Ты источник благородного, мирного, дружеского соревнования.

Ты собираешь молодость — наше будущее, нашу надежду — под свои мирные знамена.

О спорт!

Ты — мир!

Наконец, к очередному Олимпийскому конгрессу в 1913 году Пьер де Кубертен разработал олимпийскую символику, призванную подчеркнуть, не просто мирный, но объединяющий нации характер соревнований: пять колец как символ гармоничного союза пяти континентов на безмятежном белом фоне. В цветах этих колец — синем, желтом, коричневом, зеленом и красном, — можно было найти цвета флагов всех существующих на тот момент на планете стран. Однако ни совместные усилия многочисленных миротворцев, ни вдохновляющая символика не уберегли человечество от разразившейся уже в следующем году войны, равной которой мир еще не видел.

Эта война надолго

4 июля 1912 года, накануне Стокгольмской Олимпиады, 14-я сессия МОК определила место проведения следующих, шестых по счету игр. Они должны были пройти через 4 года в Берлине. Заявка немецкой столицы обошла в конкурсной борьбе Александрию, Амстердам и Брюссель, и была подкреплена серьезным вниманием самого кайзера Вильгельма. Уже через год он лично приехал на открытие олимпийского стадиона, вмещавшего 18 000 зрителей, в берлинском Грюневальде. Вскоре были готовы эскизы медалей, сувениров и прочей атрибутики. В рамках этих игр впервые должна была состояться неделя зимних видов спорта, включающая соревнования по конькобежному спорту, фигурному катанию, хоккею и лыжным гонкам, а также впервые планировалось представить новую олимпийскую символику — тот самый белый флаг с пятью переплетенными между собой кольцами-континентами.

Выстрел, прогремевший 28 июня 1914 года в Сараево, перечеркнул эти планы. Как ни горько было 51-летнему Кубертену признавать тщетность своих пацифистских усилий, он немедленно подал прошение об отправке его на фронт. Прошение отклонили по причине преклонного по тем временам возраста барона и его внушительных заслуг, однако Кубертен всё же надел форму и вступил в ряды действующей армии в качестве военного переводчика и пропагандиста. Ему поручили ездить по учебным заведениям и вдохновлять молодежь на ратные подвиги. Примеру своего французского коллеги последовал президент Национального олимпийского комитета Германии, капрал запаса Карл Дием. В отличие от Кубертена, ему удалось добраться до фронта, но в первые же недели он был серьезно ранен и вернулся в Берлин. Для обоих начавшаяся война казалась нелепицей, трагическим недоразумением, которое вскоре должно прекратиться. Дием в первое время даже настаивал, чтобы за Берлином оставили статус столицы VI Олимпиады. В этом стремлении его поддерживал формально ставший врагом Пьер де Кубертен, на которого как на Президента МОК сыпались финансово выгодные предложения перенести игры в один из американских городов. Но к исходу 1914 года, когда враждующие стороны окопались и увязли в изнурительных позиционных боях, стало ясно — война надолго. Лишь в ноябре 1918 года, после прекращения боевых действий и подписания Версальского мирного договора, МОК во главе с его многолетним председателем сделал выбор в пользу бельгийского Антверпена.

Послевоенные Олимпийские игры, за которыми было решено оставить так и не доставшийся Берлину шестой порядковый номер, прошли блестяще. На них впервые были представлены олимпийский флаг с пятью кольцами и девиз — «Быстрее. Выше. Сильнее», впервые произнесена олимпийская клятва, а на церемонии закрытия выпущены сотни белых голубей — символ мира. Больше всего медалей завоевали Соединенные Штаты, которые война обошла стороной. Сборные поверженных Германии, Австрии, Венгрии, Болгарии и Османской империи к играм не допустили. Не было на Олимпиаде и спортсменов из России, где продолжалась Гражданская война.

«Один из лучших умов эпохи»

«Посвящается барону Пьеру де Кубертену, возродившему олимпийское движение», — с такого эпиграфа начинается трехчасовая кинолента Лени Рифеншталь «Олимпия», посвященная прошедшим в 1936 году в нацистской Германии XI Олимпийским играм. Кубертен действительно немало сделал для того, чтобы ровно через 20 лет после несостоявшейся берлинской Олимпиады игры всё же прошли в немецкой столице. Как, впрочем, и его старый товарищ по олимпийскому движению, Карл Дием, ставший генеральным секретарем оргкомитета игр.

Берлин был выбран столицей следующей Олимпиады еще в 1931 году, при либеральном Веймарском режиме. Но за пять лет многое изменилось. В Германии установился террористический, расистский и антисемитский режим, показательно казнивший политических противников, Германия вышла из Лиги Наций и начала подготовку к новой большой войне. За перенос Олимпиады выступил Американский атлетический союз, в состав которого входило множество темнокожих спортсменов, а также ряд крупных немецких интеллектуалов, включая Томаса Манна и Лиона Фейхтвангера, вынужденно покинувших родину и знавших ситуацию там не понаслышке. В июне 1936 года в Париже прошла прошла конференция, организованная «Международным комитетом защиты олимпийской идеи», — последняя попытка остановить проведение игр, которые нацисты вовсю использовали в своей пропаганде. Однако Международный олимпийский комитет продолжал стоять на своем: играм в Берлине быть.

Пьеру де Кубертену в то время шел восьмой десяток. Он давно снял с себя полномочия руководителя МОК, номинально оставаясь почетным президентом Комитета. В этом качестве незадолго до игр он был направлен в Германию для проверки происходящих там событий на «соответствие олимпийскому духу». Мы не знаем достоверно, в какой мере Пьер де Кубертен был знаком с «Майн Кампф» и другими программными документами нацистов, крайне далекими от идей, которые он исповедовал всю жизнь. Однако, судя по всему, основатель современного олимпизма остался очарован увиденным в Берлине. Он выступил в немецкой пропагандистской радиопрограмме, назвав Гитлера «одним из лучших творческих умов эпохи», и передал Германии права на переиздание всех своих сочинений. Нацисты в долгу не остались, отправив ветерану олимпийского движения 10 000 рейхсмарок и фотопортрет фюрера, а также поддержав номинацию Кубертена на Нобелевскую премию мира. На само открытие олимпиады барон не поехал, однако в честь этого события был удостоен поздравительной телеграммы от Гитлера, которую поместил в рамку и повесил на видном месте в своем особняке.

Игры в Берлине действительно прошли на высшем уровне, в чём благодаря первой в истории Олимпиад телетрансляции могли убедиться зрители по всему миру. К недоумению нацистских пропагандистов, в легкой атлетике блистали темнокожие бегуны из США Джесси Оуэнс и Мак Робинсон. Однако в командном зачете не было равных немецкой сборной, в которую в качестве жеста доброй воли даже допустили одну спортсменку еврейского происхождения — фехтовальщицу Хелену Мейер, принесшую команде серебро. В Берлин съехались спортсмены и зрители из 49 стран — на 12 больше, чем на предыдущую Олимпиаду в Лос-Анджелесе. Не смогли насладиться зрелищем только берлинские рома, которых по специальному распоряжению выявили, арестовали и на протяжении всех игр содержали в специальном концлагере.

Недвусмысленный сигнал миру

В том же 1936 году, не без участия немецких функционеров МОК, была выбрана следующая олимпийская столица — Токио. Через год императорская Япония — военно-политический союзник Германии — начала полномасштабное вторжение в Китай, так что ее руководству было уже не до Олимпиады. Когда еще через два года война вспыхнула в центре Европы, стало ясно, что не видать олимпийского огня и Лондону, выигравшему заявку на проведение игр 1944 года за два месяца до нападения Германии на Польшу.

Пьер де Кубертен не увидел, как в июне 1940 года части вермахта без боя вошли в Париж. Его сердце остановилось 2 сентября 1937 года во время традиционной прогулки в парке. Незадолго до смерти несостоявшийся лауреат Нобелевской премии мира направил учтивое письмо Гитлеру, в котором рассыпался перед фюрером в благодарностях за внимание к его персоне.

После Второй мировой войны Международный олимпийский комитет старался упоминать о берлинской Олимпиаде и тем более о предшествовавших ей морально-этических дискуссиях как можно реже. В 2006 году, в пресс-релизе по случаю 70-летия берлинской олимпиады, МОК назвал это событие «театром нацистской пропаганды», отметив, впрочем, высокий технический уровень игр и тот факт, что на время их проведения Гитлер запретил любые антисемитские выпады. В 2020 году функционерам МОК пришлось извиняться за твит, посвященный берлинской Олимпиаде, несмотря на то, что он, по их словам, содержал «послание единства и солидарности».

Пестуемую Пьером де Кубертеном античную идею экехейрии МОК впервые официально возродил лишь в 1992 году. С тех пор «Олимпийское перемирие» нарушалось трижды — в 2008, 2014 и 2022 годах, каждый раз — с участием России. В ноябре 2023 года Генассамблея ООН приняла резолюцию о соблюдении «Олимпийского перемирия» во время предстоящей парижской Олимпиады. Обращаясь к участникам ассамблеи, президент МОК Томас Бах отметил, что принятая резолюция — «возможность послать недвусмысленный сигнал миру: да, мы можем объединиться даже во времена войн и кризисов. Да, мы можем взяться за руки и работать вместе ради лучшего будущего».

От обращения непосредственно к руководству России, продолжающему агрессивную войну в Европе, чиновник воздержался.