«Конец света приходит в вашу страну»

Однажды вечером на пороге дома Стэков, семьи из благополучного пригорода, появляются сотрудники только что созданной Государственной службы национальной безопасности. Они активно интересуются деятельностью главы семьи. Ларри Стэк руководит профсоюзом учителей и как раз готовится к забастовке. По мнению «гостей», она противоречит свежепринятому закону о чрезвычайных полномочиях. Вскоре выяснится, что этот закон запрещает гражданам примерно всё, а властям, как водится, примерно всё разрешает. Первые главы — воплощение восхитительной и, увы, знакомой наивности. Жители страны всё еще ссылаются на конституцию, верят, что Партия национального единства увидит возмущение общества и сдаст назад, а если и нет, то вмешательство международного сообщества уж точно охладит ее пыл. Но власти «всерьез пока ничего и не начинали» и настроены воевать с обществом до последнего несогласного. Ларри оказывается в лагере — ни навестить его, ни связаться с ним невозможно. А старшему сыну Стэков Марку приходит повестка — то, что ему всего шестнадцать и он даже не успел закончить школу, никого не волнует.

Главная героиня «Песни пророка» Айлиш Стэк в нормальной жизни была успешным микробиологом. Но теперь она оказывается прежде всего матерью с особой миссией. Айлиш пытается защитить детей (кроме Марка, это подростки Молли, Бейли и малыш Бен) от кошмара диктатуры и приглядывает за сильно сдавшим в последнее время отцом. Периодически ей звонит сестра из Канады и настойчиво предлагает вывозить родных из страны. Айлиш отказывается, однако с каждой главой идея сестры выглядит всё более убедительной. Для читателя автор выступает кем-то вроде Вергилия из поэмы Данте. «Песнь пророка» — путешествие по тоталитарному аду, где каждый новый круг всё страшнее.

Доходят слухи, что Ларри вовсе не в заключении, а уже давно казнен вместе с другими оппозиционерами. Марк скрывается от призыва у знакомой, но вскоре, не выдержав бездействия, примыкает к повстанцам. Ирландия охвачена восстанием, и государственной армии, похоже, придется попотеть, чтобы его подавить. Новый начальник (верноподданный слуга партии) бодро расправляется с инакомыслящими в штате. Айлиш — один из первых кандидатов на увольнение. Всё чаще ее отказываются обслуживать в магазинах как мать «уклониста». А как-то ночью группа патриотичных молодчиков при молчаливом содействии полиции громит ее коттедж и машину. Но это еще цветочки. Вскоре напротив дома Стэков появится блокпост, а на улице начнутся боевые действия. Вокруг коттеджа станут падать ракеты. Тринадцатилетний Бейли получит ранение, попадет в больницу, а оттуда его похитят спецслужбы. Айлиш напрягает последние силы, чтобы защитить близких. Но как это возможно в наступившем хаосе?

Характерная особенность «Песни пророка» — густая смесь внешних событий с мыслями и переживаниями Айлиш. Линч пишет «без пауз», потоком. Порой трудно отличить реплику из диалога от соображений героини. Автор очень внимателен к пейзажу, охотно описывает деревья в саду, перспективу пригородной улицы, поля и морское побережье. С одной стороны, это надежный способ показать читателю, что тоталитарное правительство создает особые психологические условия и во многом за счет этого удерживает власть. С другой — картины природы, меняющейся в известном ритме времен года, и спокойные, даже величественные виды напоминают, что дело здесь не в конкретной Ирландии. Писатель предлагает вовсе не политический концепт. Тоталитаризм интересует его в экзистенциальном контексте — как свойство человеческой натуры.

У Айлиш возникает ощущение, что нечто пугающее и темное (дух, призрак?) проникло в дом из вечерней тьмы сада. Размышляя о вирусе, которым заразились дети, она называет его «невидимым врагом, проникающим внутрь при вдохе». Наконец, наблюдает ржавую воду, идущую из крана, и представляет, как свинец «всасывается желудочно-кишечным трактом, накапливается в тканях, костях, аорте и печени, надпочечниках и щитовидке, яд незаметно делает свое черное дело, пока следы его трудов не обнаруживаются в анализах крови и мочи».

Всё это, конечно, метафоры действия тоталитаризма. Он пропитывает саму структуру реальности и постепенно трансформирует ее. Гражданин, отстаивающий свои права, под строгим диктаторским взглядом начинает чувствовать себя преступником. Линч описывает провоцируемые сверху разобщенность и бессилие в мире, где больше не действуют законы. Ведь одна из главных психологических задач тоталитарной власти — затуманить реальность, сделав «правила игры» размытыми и подвижными. Не имея доступа к информации, человек сплетает действительность из собственных страхов и надежд. Последние подталкивают его к ожиданию и бездействию, первые — к тому, чтобы забиться в нору или примкнуть к агрессору. Диктатура во многом держится на контролируемой неопределенности. Установив «порядок» сверху, для «низа» власть создает ощущение хаоса. Не случайно в середине романа Линч противопоставляет проясняющий разговор «безмолвию», в которое «забирают мужей».

Точную характеристику происходящему в стране дает в одной из бесед с Айлиш ее отец:

«Заполучив институции, ты получаешь власть над фактами, ты можешь менять структуру ценностей, менять прежние договоренности, и да, они делают именно это… ПНЕ [Партия национального единства] пытается изменить то, что мы с тобой называем реальностью… если ты называешь черное белым и делаешь это достаточно долго, черное становится белым… Разумеется, рано или поздно реальность даст о себе знать, вы можете временно присвоить ее себе, но она молча и терпеливо ждет, чтобы выставить цену и уравнять чаши весов...».

Линч образно показывает это противостояние: «Птицы пением встречают рассвет, затем стрельба заставляет мир затихнуть», или «На небе проступают синяки». Впрочем, куда страшнее оно выглядит там, где речь идет о людях, — взять хотя бы постепенный, растянутый на весь роман распад семьи Стэков.

Одна из самых пронзительных сцен — когда Айлиш в поисках сына в морге расстегивает мешки с запытанными людьми, бесконечно повторяя одну и ту же фразу. «Это не мой сын» — написано. «Это чей-то сын» — видится. Линч как бы возвращает погибшим жизнь и судьбу, чтобы заново раздавить их на глазах у читателя. Сильный эпизод — сцена унижения мужчины-беженца солдатом. Его ставят на колени, водят дулом у виска, наступают берцем на шею: «Так от чего ты бежишь, лысый, не хочешь остаться и повоевать за свою страну, трусливый ты выродок?» Когда он наконец, «неся на опущенных плечах свое унижение», возвращается в автобус, Айлиш замечает, что «что-то в его глазах сломано безвозвратно». Он — еще один «умертвленный» фрагмент реальности, еще один побежденный элемент природы.

Всю первую половину книги кажется, что скоро Айлиш последует примеру Марка и активно поддержит повстанцев. Потом становится ясно — противоборствующие стороны в ее глазах мало отличаются друг от друга. И правила на подвластных территориях они устанавливают похожие. В размышлениях Айлиш реальность, — как, впрочем, и она сама, — переменчива, подвержена тлению, уязвима и постоянно ускользает от восприятия и понимания. «Мир не черно-белый и не всегда подчиняется приказам командиров». Повстанцам понять эту мысль так же сложно, как и сторонникам режима. И те и другие сдаются страху перед полным неопределенности миром. Решают бороться, чтобы взять действительность под контроль и навязать ей собственный порядок.

Поражение для Айлиш заключено в самом вступлении на путь борьбы, готовности «умертвлять» реальность: сначала в своем мироощущении, дальше — уничтожая чужую жизнь, ломая судьбы. Старший сын Марк в этом смысле потерян. Его брат Бейли справляется с внутренним «червяком», отсылающим, конечно, к библейскому змею. «Миссия матери» Айлиш — защитить детей не только от ненависти сторон, но и от «яда» собственного страха, дать им противоядие — любовь.

— такой апокалиптический (отсюда и название книги) образ гражданской войны очень важен для выбранного Айлиш пути. В общечеловеческой реальности, сплетенной из множества индивидуальных, апокалипсис наступает в каждой отдельной точке пространства, и задача — отстоять свою. Не позволить лично себе выпасть из живого, одушевленного мира, не стать умертвляющей силой. Вопреки всем испытаниям сберечь в себе сопереживание, доверие и научиться принимать естественное (пусть и не очень радужное) устройство мира. В антиутопиях обычно именно любовь противопоставляется тоталитаризму. Но, в отличие от Оруэлла и Замятина, у Пола Линча она побеждает.