Торжество Уминского

В Рождество — один из двух главных христианских праздников года — храмы РПЦ посетило 1,4 миллиона человек. Это почти в два раза меньше, чем несколько лет назад, и это один процент населения. В общем-то прихожане РПЦ (не путать с православными, которых у нас гораздо больше) — это довольно малочисленная секта, глава которой, Святейший Патриарх Московский и Всея Руси, не имеет никакого права говорить не только от имени страны, но и от имени православных верующих, большая часть которых к его церкви фактически не принадлежит и уж, во всяком случае, его своим пастырем не считает.

Многочисленные чиновники и допущенные к столу бизнесмены, подчеркивающие свою воцерковленность, не с большинством населения, а именно в этом одном проценте. Впрочем, во всём остальном они тоже «страшно далеки от народа».

Но есть обстоятельства, которые не позволяют относится к РПЦ в соответствии со столь небольшим размером ее паствы.

Во-первых, это фантастически богатая организация (притом что многие ее рядовые священнослужители, в отличие от иерархов, живут бедно, а потому зависят от милости местных властей или разнообразных, а часто — и криминальных спонсоров).

Во-вторых, власть объявила РПЦ государственной церковью и позволяет ей вмешиваться в жизнь не только своих прихожан, но и практически всех граждан России.

В-третьих, и это самое важное, Россия — страна православной культуры. Искусство, архитектура, многие бытовые традиции сформировались под влиянием православия, и сегодня все мы, вне зависимости от своего отношения к религии, живем в этом культурном контексте.

Хотя я и атеист, я убежден, что сильная независимая от государства церковь — благо для страны. Она противостоит или может противостоять государственному произволу, она дает или может давать моральную поддержку людям, у которых не получилось адаптироваться к социуму, она может, как, например, польский костел, сыграть важнейшую роль в момент политического кризиса.

Ничего этого у нас в России нет. После падения коммунизма у РПЦ был шанс — как популярны они были после десятилетий запретов! Но РПЦ этим шансом не воспользовалась, предпочтя сервильность и деньги служению людям и стране.

19 августа 1991 года, в утро начала путча ГКЧП, когда по Москве шли танки, патриарх Алексий Второй, про которого многие говорят очень хорошо, выступал в Кремле на первом Съезде соотечественников, приехавших со всего мира. Он имел фантастическую возможность, обратившись к народу, резко снизить уровень противостояния и осудить тех, кто готов был развязать новую гражданскую войну. Он не сделал этого, выступал так, как будто бы ничего не происходило. А потом иерархи запретили священнослужителям идти к Белому дому — я видел там лишь двух молоденьких семинаристов, которые пришли туда вопреки запрету. В момент, когда ждали штурма, к ним выстроилась очередь.

В общем, полная подчиненность РПЦ государству давно уже не удивляет. И войну поддержали, и ракету «Сатана» освящали. Да и много мерзостей за ними!

Но они не останавливаются! Как раз под Рождество, в праздник надежды, был запрещен в служении отец Алексей Уминский.

Отец Алексей — не просто один из очень немногих в РПЦ, кто придерживался откровенно антивоенной позиции. В современной РПЦ он играл такую же роль, как в свое время Александр Мень; его благотворное влияние чувствовали на себе вовсе не только верующие, но и все, с кем он соприкасался. О нём сейчас много пишут, посмотрите. Но на меня самое сильное впечатление производит его работа в детском хосписе — я не понимаю, откуда он брал силы для общения с обреченными детьми и с их родителями, как мог он находить верные слова? Думаю, что в этой коррумпированной и насквозь бюрократизированной организации — в РПЦ — он один из немногих, кто действительно верит в бога.

А сейчас, не удовлетворившись запрещением в служении и направлением на его место дикого мракобеса Ткачёва, РПЦ пытается лишить отца Алексея сана.

Почему они так ополчились на него? Уминский не мог помешать РПЦ петь осанну Путину и благословлять убийства, наживаться и нарушать все мыслимые заповеди, он не мог остановить их последовательную борьбу против всего живого. А они, тем не менее, пошли на такой скандал.

Ну, личная неприязнь к нему со стороны иерархов понятна — как еще жулики и лицемеры могут относится к честному и смелому человеку? Но есть и другие, более серьезные объяснения их действиям. Они ведь не по всем, кто им не нравится, сразу огонь открывают. Андрея Кураева, который, в отличие от Алексея Уминского, их по-всякому обзывал, они долго терпели.

Причина их действий — развязанная ими война. Когда они до конца проделали путь из ворюг в кровопийцы, отменили заповедь «Не убий», а заодно и все остальные, их мир упростился до курса истории КПСС: 

Вот врагами и становятся те, кто хоть и за войну, но не совсем так, как они требуют, кто за войну не потому, что они велели быть за войну, а, как Гиркин и Удальцов, по зову своего безумного сердца. Враг — любой, у кого есть своя точка зрения, даже если она совпадает с тем, что они провозглашают истиной сегодня. А уж тот, кто против войны сознательно, у кого за антивоенной позицией стоит целостная картина мира, а тем более тот, кто внутри себя опирается при этом на самого Господа, — враг смертельный. И конечно, такому врагу, отцу Алексею, они никак не могли оставить возможность говорить, да еще и говорить с амвона.

А еще в основе их действия — страх. Они, как тараканы света, боятся правды. Они знают, что люди не за них: просто чаще всего не задумываются или считают слишком дорогостоящим спорить с ними. Вся их власть — и чекистов из РПЦ (у меня нет доказательств тому, что Кирилл действительно был агентом Михайловым, но если нечто выглядит как утка, крякает как утка и так далее, то это и есть утка), и чекистов из государственных органов, — стоит не просто на лжи, а на уверенности большинства в том, что даже просто молча с ними не соглашаться опасно, а уж открыто возражать — опасно смертельно. Поэтому они так бурно реагируют на любые протесты, подавляют даже самые, казалось бы, безобидные. Ну что такого страшного случилось от того, что кто-то постоял с пикетом или ценники заменил? Но нет — тюрьма, причем сроки увеличиваются с каждым днем. Зная свою глобальную неправоту, они боятся, что люди всё-таки пойдут за тем, кто говорит правду.

Сопротивление отца Алексея дикости и злу было постоянным, ежедневным. Его прихожане, родители детей в хосписе, и все, кого он встречал на своем пути, видели, что он не делает ничего специального или рассчитанного на внешний эффект, что он просто так живет: веря в себя, в бога, в правду, следуя своей вере. А это еще более привлекательно, чем одномоментный героический акт, это вызывает желание быть хоть немножко таким же. И для всех, кто знал его, получалось, что не только правда, но и сила не за Кириллом с Путиным, а за ним, за отцом Алексеем. Вот этого и испугались и РПЦ, и Лубянка.

Если бы в РПЦ было много таких людей, как отец Алексей, у нас бы не только церковь — у нас страна была бы другой. Уверен, что, вне зависимости от того, лишат ли его сана, он продолжит свое служение. И он, конечно, победитель.