Колонка · Политика

Портрет Керенского на фоне ГУЛАГа

О судьбах российской оппозиции сто лет назад и сейчас

Леонид Гозман, специально для «Новой газеты Европа»

Александр Керенский и Лавр Корнилов в группе членов Временного правительства. Фото: Российский государственный архив кинофотодокументов

После большевистского переворота за границей оказалось множество противников новой власти. Сегодня их бы назвали российской оппозицией. Выброшенные из страны, они пытались противостоять режиму Ленина, внести свой вклад в его неизбежный и скорый, как им казалось, крах. Они надеялись вернуться. Не получилось.

Они старели, растрачивали силы на борьбу за адаптацию на новом месте, на преодоление всяческих бюрократических препон, которых и в то время было достаточно. Их ссоры и споры казались тогда очень важными, но сегодня их судьбы, судьбы выдающихся людей — Милюкова, Керенского, Врангеля, Деникина — интересны только отдельным историкам. Теперь, через сто с лишним лет после той трагедии, ясно, что важно было не то, как они взаимодействовали между собой, какие лозунги выдвигали и какие планы строили. Важно было только одно: после 1917-го в России на несколько десятилетий утвердилась жесточайшая диктатура, и по окончании открытой вооруженной борьбы с большевиками русское зарубежье не оказывало существенного влияния на положение дел в стране.

Да, остались книги великих русских писателей, оказавшихся, как сегодня «иностранные агенты», лишними в России, а ведь какие имена: Бунин, Набоков! Остались глубокие аналитические труды звезд русской политики — того же Милюкова, Струве и многих других. Но судьбу страны решали уже не они. 

Деятелям русского зарубежья можно предъявлять претензии за то, чего они не сделали или сделали не так до октября 1917-го или в период Гражданской войны. Вот согласился бы Керенский на столь не любившего его Корнилова, вот придушил бы Плеханов Ленина — а ведь мог, рядом же сидели, — вот поняли бы лидеры Белого движения, что надо смириться с выходом из состава империи части покоренных ранее стран, а не отталкивать их от себя декларациями о неделимости… Да, это были развилки, которые они все могли пройти так, как прошли, а могли и иначе. Но после окончания Гражданской от них уже почти ничего не зависело.

Увы, сегодня мы повторяем их путь. Это факт, хотя большинству из нас он и не нравится. 

Мы не можем свергнуть путинский режим. У нас ослабляется связь с Родиной — это происходит неизбежно, а значит, как бы популярны и востребованы мы ни были дома, оказавшись за рубежом, мы теряем влияние на сограждан.

Нас слышит в России всё меньшее число людей — количество просмотров даже самых популярных ютуб-каналов падает, людям надоедает, они устают. 

Монархия в России пала не в результате деятельности эмигрантов, а в силу внутренних процессов. Ленин, тот и вообще, когда ему об этом сказали, не поверил в то, что в России случились такие тектонические перемены. Путинский режим, увы, тоже рухнет не под нашими ударами — в нем самом заложена его неизбежная смерть. Сроки только, к сожалению, не ясны. Приблизить конец можем не мы, а те, кто в России. Правда, непонятно: что будет после? Много ли будет крови? Вернемся ли мы к нормальной жизни или перед нами опять десятилетия диктатуры?

И поэтому то, что происходит в нашей среде — кто с кем договорился и объединился, кто кого как обозвал, — всё это не имеет существенного значения. А, как и сто лет назад, значение имеет только то, что будет со страной. 

И хотя мы не можем сделать главного — прекратить существование этого враждебного и миру, и самой России режима, — мы можем способствовать развитию в нужном направлении. И в этом у нас немалый потенциал.

Но для его реализации мы должны думать именно о будущем страны, а не о том, какое место мы в ней займем. Знаю, что не все с этим согласятся, но убежден, что никто из находящихся сегодня в изгнании известных оппозиционеров не займет никаких властных позиций в России будущего даже в случае самого благоприятного развития событий. Шансы есть у тех, кто в России — в тюрьме или на воле, шансы есть у находящихся внутри системы людей, которые не связаны непосредственно с репрессиями и безумными решениями Путина. Может быть, шансы есть у молодых и не слишком известных пока эмигрантов, но не у грандов. Собственно, не утихающие и радующие Кремль склоки в нашей среде во многом связаны именно с подспудной борьбой за будущие — иллюзорные! — мандаты. 

А список реалистичных задач для нас огромен. Назову лишь некоторые из них. 

Мы можем существенно помочь тем, кто и сейчас, несмотря на все сложности, находит в себе силы выступать против режима. Они не нуждаются в наших советах, но им будет легче и они будут еще решительнее, зная, что в случае их ареста или гибели кто-то позаботится об их семьях. Значит, нужна система материальной и моральной помощи заключенным и их семьям, система поддержки в решении многочисленных повседневных проблем, вплоть до ремонта в доме. Такая система требует стабильных финансовых потоков, а также менеджерского опыта и квалификации — для оказавшихся вне России оппозиционеров это хоть и сложная, но решаемая задача.

Должна быть предусмотрена поддержка не только арестованных, но и всех, кто оказался под прицелом системы — иноагентов, например.

Когда это звание присваивают человеку, который давно живет за рубежом, известному певцу или писателю, то это лишь повод для шуток и лишнее доказательство гибельности этого режима для страны. Но для человека из провинции это часто означает лишение средств к существованию и огромные проблемы для его семьи.

Надо наладить систему помощи тем нашим согражданам, которые бегут из страны. Человек, противостоящий сегодня преступному государству, должен знать, что, если придется уезжать, его встретят, помогут с жильем и деньгами, с устройством ребенка в школу, с легализацией и так далее. Сейчас всё это делается, но, скорее, на личных связях, а нужны структуры. Само знание о существовании таких структур будет психологической поддержкой тем, кто сейчас в России.

Надо лоббировать наши интересы в структурах западного мира — и для этого как раз требуются и известность, и авторитет. Эта работа именно для грандов оппозиции. Наши интересы включают в себя и отмену дискриминации по паспорту, и политическую стратегию Запада — противостояние Путину и помощь его противникам. Эта работа, кстати, ведется очень активно и, несмотря на огромные трудности, не без эффекта 

Оппозиционеры-эмигранты должны на всех уровнях — от члена Сената США до соседа по лестничной клетке — объяснять, что режим России и ее народ — не одно и то же, что всеобщая поддержка Путина и войны — миф, что Россия заслуживает свободы не меньше, чем любая другая страна в мире, что, несмотря на сложности нашей истории, демократия у нас возможна. Если не убедить в этом Запад сегодня, то после краха Путина они не окажут нам поддержку в восстановлении страны, а поддержка будет нам необходима.

Одна естественная для российской эмиграции задача уже сейчас решается довольно успешно — выдавленные из страны ученые проводят серьезную аналитическую работу, направленную на понимание того, что привело страну к катастрофе.

Но еще более важно то, что они разрабатывают программы на будущее, которые будут востребованы теми, кому предстоит поднимать Россию из руин. Эта работа не очень заметна широкой публике, но она совершенно необходима.

Конечно, нам хотелось бы сохранить авторитет среди сограждан — может, это и не важно прагматически, но тем не менее. Но мешает этому не столько путинская пропаганда, распространяющая о нас всякие мерзости, сколько мы сами. Мы высокомерны по отношению к людям, особенно к тем из них, кто не получил нормального образования, кто верит в путинскую ложь, кто не проявляет политической активности, — а мы не имеем права относиться к ним свысока. Мы забываем, что они тоже жертвы системы, мы обращаемся к ним не со словами сочувствия и поддержки, а с поучениями. А такой подход обречен на неудачу и объективно способствует лишь укреплению власти Путина. Но преодоление этого требует не столько публичных дискуссий, сколько разговора каждого с самим собой.