Только зомби спасут Россию

Молодой и одаренный ученый Михайлин должен был изобрести вакцину бессмертия еще для Брежнева. Увы, орденоносец умер преждевременно. За похоронными лафетами Андропова и Черненко наука тоже не угналась. На время об Институте функционального бессмертия забыли. Но в начале нулевых разработки ученых вызвали живой интерес у нового российского лидера. Увы, профессор Михайлин оказался меньшим идеалистом, чем его коллега Персиков из «Роковых яиц». Распил институтского бюджета увлекает его куда больше, чем «эликсир жизни» и занудная техника безопасности, хотя кое-что изобрести удалось. Вместо бессмертия — стремительно распространяющийся вирус, превращающий людей в ненасытных зомби.

Когда в институте происходит возгорание (бюджет на ремонт и систему пожарной безопасности ушел не туда), одна из подопытных мышей сбегает в город и запускает маховик апокалипсиса. За какие-то несколько часов Москва превращается в полыхающее кладбище, по которому разгуливают живые мертвецы.

Три сюжетные линии «Мыши» дробятся на короткие отрывки. Действующие лица первой — братья Сева и Костя, потерявшие родителей, — пытаются добраться из Хамовников до дачи бабушки и дедушки. Героиня второй, молодая актриса Ася, подрабатывала промоутером в ростовом костюме розовой мыши. Костюм ее и спасает. Он заглушает запахи, на которые обычно ориентируются слепые зомби. Но слишком расслабляться не стоит — со слухом у них всё в полном порядке. Теперь она должна выпутаться из лабиринта арбатских переулков и попасть в родной Александров, где — есть надежда — могла уцелеть нормальная жизнь. Вскоре Ася встретит застенчивого курьера Расула, и они решат, что «вдвоем всегда легче». А еще окажется, что мертвецы не единственная опасность. В Москве остаются и вполне здоровые люди, которые в «новой нормальности» зомби-апокалипсиса не прочь выпустить на волю самые низменные инстинкты. Персонажи третьей линии знакомятся в автозаке. Он — пожилой зоолог Лавр, которого вот-вот осудят по абсурдному делу о «госизмене». Она — молодая сотрудница ФСИН, приехавшая в Москву из глубинки и уверенная лишь в одном: «Тонины проблемы решит только Тоня… Тоне никто не нужен». Герои, пытающиеся вырваться за пределы удушливых московских колец, втягиваются в лихой круговорот испытаний. Все три пары движутся в одном (ярославском) направлении и в какой-то момент, очевидно, встретятся.

«Мышь» — очень кинематографичный, буквально напрашивающийся на экранизацию текст. Дело не только в динамично развивающемся сюжете. Книга написана легким, бесхитростным языком, и сделано это как будто специально, чтобы буквы не слишком отвлекали читателя от сцен на страницах (воображаемом экране). Толпа живых мертвецов вырывается из зала с византийскими иконами в Пушкинском музее. Сева и Костя бредут тоннелями метро, чтобы обнаружить проголодавшегося зомби в неоклассическом убранстве «Красных Ворот». Пожилой Лавр и Тоня мчат на мотоцикле и отстреливаются от преследователей. Благовоспитанный Расул с двумя автоматами идет мимо пылающей ВДНХ по крышам навсегда застрявших в пробке машин. Следом шагает гигантская розовая мышь Ася с младенцем в слинге. Визуальное в романе важнее фонетического. Книга переполнена такими будоражащими воображение картинками. Впечатление от «Мыши» — будто посмотрел классный сериал. Это логично: Филиппов — не только писатель, но и креативный продюсер кинокомпании AR Content Александра Роднянского (заодно он ведет ТГ-канал о сериалах «Запасаемся попкорном» и подкаст «В предыдущих сериях»).

Freedom letters выпустило роман в новой серии «Легкие», созданной для «легких» по жанру и стилю книжек на трудные темы. Само его появление в остроактуальном издательстве — отражение потребности расслабиться у читателя, погруженного в тревожный политический контекст. Важнее, впрочем, другое. Приятный разговор на проблемную тему подобен лучшим выпускам «Обзора пропаганды» от Антона Пикули. Немного посмеялся над диктатором — и сковывающий страх отступил.

Высмеивания в духе Пикули в книге, конечно, нет. Ирония довольно мягкая. Скажем, инфицированная Екатерина Мизулина входит в здание Госдумы и на свою беду первым встречает и заражает депутата Валуева. Стоит ли говорить, что в новом образе экс-боксер смотрится куда органичнее, чем в чиновничьем костюме? Используя бойцовские навыки, он расправляется с менее атлетичными коллегами. Столь же комичен «мастер переобувания» Соловьев, когда он пытается понять, можно ли поработать с зомби на выгодных условиях. Кто знает, может, и им зачем-то нужны правильно говорящие головы? Образ растерзанного в арбатских переулках патриарха, который так не вовремя покинул персональный лимузин, рифмуется с усопшим К. У. Черненко из пролога. «Вчера ты был на вершине мира, а сейчас — глупый мертвый старик. И чего тогда вся эта власть стоила?» «Мышь», кроме всего прочего, еще и психологический акт развенчания властной иерархии — такой нелепой и искусственной перед лицом смерти.

«На каждого москвича, убитого вирусом — не важно, реанимированного им после или так и оставшегося лежать, — приходилось по десять, а то и двадцать убитых паникой. Москвичи топтали друг друга в метро, на вокзалах и в аэропортах, на улицах и в переулках. В страшных давках гибли десятки тысяч…» Предсмертная Москва охвачена хаосом, где каждый сам за себя и выживает как умеет. Образ вполне достоверный — достаточно вспомнить час пик в метро.

Выбравшись с Арбата, Ася прячется в пустой «Азбуке вкуса». Укрытие, обеспеченное съестным и сигаретами, — отличное место, чтобы успокоиться, выдохнуть и с комфортом переждать апокалипсис. Однако следом на пороге появляется нежданный гость — нагой, но вооруженный полицейский Рома. Вскоре выясняется: он рассчитывает овладеть Асей, а затем отобрать ее спасительный костюм. Здесь возникает парадокс. До сих пор Ася пряталась от «зараженных», но вдруг обнаруживает, что куда сильнее боится этого вполне здорового человека. Правда, его отличия от зомби скорее стилистические. Рома всегда готов утолить голод, «закусив» ближним. Впрочем, у него и нет никаких «ближних». Он охотник-одиночка, всегда сам за себя и против всех. Асе чудом удается сбежать, а Рома быстро становится жертвой других охотников. Что поделать, Москва — жестокий город.

Таких эпизодических персонажей — буквально незараженных «зомби» — в «Мыши» несколько. Это и 35-летний карьерист Вадим — воплощение самодисциплины и «успешного успеха», который уже совсем не трогает его замороженное детскими травмами сердечко. Много лет Вадим ждал катастрофы, чтобы отдаться единственной подлинной страсти — каннибализму. Неподалеку от «Красных Ворот» Севе и Косте предстоит столкнуться с этим гурманом. Фору любому зомби даст и сотрудник Пушкинского музея Тимофей Борисович («воплощение слова “посредственность”»), который в день апокалипсиса прикончил больше 200 посетителей, чтобы сохранить вечное искусство. Яркий образ интеллигента-радикала.

Описывая зомби, Филиппов нередко рассказывает их человеческую «предысторию». Главные герои, вынужденные бороться с ними, тоже не могут забыть о своей «прошлой жизни». Сева и Костя часто вспоминают навсегда, кажется, потерянную нормальность. Один из наиболее пронзительных моментов — описание семьи Александры и Вероники Миллер и их приемной дочери-младенца Ульяны. Обе девушки гибнут. От их разумно устроенного, гармоничного быта остается только плачущая в разрушенной квартире Ульяна, которую находят Ася и Расул. «Мышь» наполнена трогательными и теплыми образами утраченного прошлого, в котором, в общем-то, не было ничего особенного.

За счет таких ностальгических сцен писатель создает контраст между двумя реальностями. «Военное время» драматичнее, понятнее и страшнее. «Мирное» же сплетено из нюансов и оттенков. Язык мирного времени сложен. В нем гораздо больше слов, чем в «военном жаргоне», но владеют им далеко не все. Незараженных «зомби» — естественного «социал-дарвиниста» Рому, психопата Вадима, радикала Тимофея Борисовича, а на самом деле и одержимого своим величием изобретателя Михайлина — объединяет как раз внутренняя слепота к полутонам нормы. Потому они и отвергают ее, пытаясь навязать окружающим жестокую простоту войны.

Пожалуй, самая страшная особенность зла заключается в том, что оно воспроизводит само себя, передаваясь как зомби-вирус в виде моделей. Один дурной поступок может породить десятки похожих и сформировать у жертв желание обороняться до удара (например, бить первыми). В «Мыши» вирусное распространение зла особенно заметно на примерах каннибала Вадима и Тони. Разница лишь в том, что первый активно нападает, а вторая жестко защищается.

Оно усугубляет катастрофу, и в реальности это куда заметнее, чем в романе. Но противостоять общей угрозе в одиночку, еще и ожидая подвоха от соседа, — безнадежно проигрышная стратегия. Севе и Косте повезло, они изначально есть друг у друга. Остальным героям еще придется убедиться в этом и дальше постепенно сближаться, нащупывая путь к взаимопониманию.

Особенно явно этот мотив выражен в истории Тони и Лавра. Конвоирка и арестант. Провинциалка и столичный интеллигент с жизненными опытами из разных вселенных. Тоня — неприступная крепость. Лавр — назойливая открытость. И тем не менее ближе к финалу эта странная парочка становится командой — партнерами в высоком, даже экзистенциальном смысле. «Вы были не правы, — говорит Лавр. — Не только Тоня позаботится о Тоне». Это внешне герои шагают по разрушенной Москве. На самом деле на протяжении всей книги они идут друг к другу. Такая осторожная, чуткая настройка коммуникации между персонажами не может не дать читателю надежду на возникновение «культуры сопереживания» в России будущего — и на вполне «сериальный» хеппи-энд. А еще именно она делает «Мышь» удивительно лиричным и теплым хоррором.