Мы будем делать всё, что мы захотим

Часть первая: детские сады, домашние пельмени и доставка кэша

Юристка и ее пельмени

До войны Эльвира И., бойкая брюнетка средних лет, работала в Подмосковье в одной из частных управляющих компаний. Вскоре после начала вторжения она поняла, что плохо знала своих коллег. 

— Я не ожидала, что на нашей очень пассивной работе, оказывается, люди с мнением, причем таким жестким, — вспоминает Эльвира. 

Когда она в конце февраля выходила на улицу покурить, в разговорах ее коллег-мужчин о войне слышалось только: «Ура! Вперед!» 

— Еще одна моя сотрудница, родом из украинского Николаева, кроме слов «топить» и «мочить» вообще ничего не говорила, — рассказывает Эльвира и передает мне диалог с коллегой. 

«Подожди, Алена, ну хорошо, закроем глаза на какие-то гуманные вещи, но у тебя же сын!» — сказала она сотруднице. «Я для этого его и рожала, чтобы он защищал меня», — ответила ей уроженка Украины, и Эльвира поняла, что такое она «не сможет пережить даже в виде разговоров».

— Если бы я сказала, что бегу с тонущего корабля, то меня бы не поняли, — говорит она. 

Сразу после начала войны Эльвира решила, что нужно уезжать, чтобы спасти своего 17-летнего сына. Ее не остановило даже то, что тот заканчивал 11-й класс и в итоге остался без российского аттестата. Впрочем, Эльвира и до войны планировала отправить сына за высшим образованием за рубеж: как раз 23 февраля 2022 года она отправила письмо в Венскую академию изобразительных искусств с просьбой прислать план бесплатных программ. 

К началу марта, изучив сайт Кирилла Маковеева (главный на тот момент русскоязычный источник информации об Аргентине), она решила, что страна, которая не так давно пережила диктатуру, вряд ли в ближайшее время вернется к чему-то подобному, и начала готовиться к переезду в Буэнос-Айрес. 

— Как в шпионском детективе, я втихаря [от коллег] смотрела билеты, втихаря бегала ставить апостили [на документы], — смеется Эльвира.

Подруга пыталась уговорить ее сначала улететь в Грузию или Армению, но Эльвира отказалась: 

В итоге подруга осталась в Москве, потому что хотела, чтобы ее партнерка доучилась в Высшей школе экономики. 

— Помню, что начала на нее орать: «Какое международное право?! Вы что! Кому это всё [теперь]нужно?» — говорит Эльвира. 

Оппозиционных взглядов она придерживалась давно: еще в феврале 2012 года ходила на акцию «Белое кольцо». Сын, которого она тогда взяла с собой, тем же вечером создал «ВКонтакте» группу «Навальный — вперед». 

— Понятно, что ребенок слышал какие-то мои разговоры, но специально я не рассказывала ему про оппозицию. Я потом даже ждала, что мне из школы позвонят, но нет, — вспоминает она те еще «вегетарианские» времена. 

Активнее всего Эльвира участвовала в московских протестах летом 2019 года: 

— Я мать-одиночка, и мы с моей мамой тогда каждый раз решали, кто сегодня идет на митинг, а кто остается с ребенком на случай задержания. 

В процессе изучения Аргентины Эльвира наткнулась в интернете на объявление о том, что некие россияне открывают бар в Реколете (престижный район Буэнос-Айреса) и ищут повара. 

— Я юрист, но я хорошо готовлю! — говорит Эльвира со смехом. 

Она признается, что давно хотела открыть свое кафе в России и даже предпринимала попытки. 

— Но здесь это получилось вынужденно, это не история про выбор. Как-то у меня была очередная депрессия, и сестра заикнулась: «Ну, ты же занимаешься тем, чем любишь», — а мне хотелось ей половником дать, — говорит она.

Поэтому вскоре она с одним из партнеров ушла в dark kitchen (доставку), а потом и вовсе стала работать в одиночку. 

— В Аргентине такая инфляция, что работать на двоих или троих нерентабельно, а на себя одну мне кое-как хватает. 

Теперь Эльвира лепит пельмени прямо у себя дома. В меню кроме них еще вареники, гедза (японские пельмени) и котлеты. В день бывшая юристка продает в среднем четыре-пять килограммов пельменей. 

— Хорошо, что я начинала с ребятами, потому что одна бы я в силу характера этого не потянула. 

Это очень красиво звучит, когда говорят: «Я пойду и полы мыть», — но на самом деле это очень тяжело, — объясняет Эльвира.

Ее сын, которого она увезла от войны на другой континент, испанского языка не знал, но мать уже на второй день нашла ему в Аргентине репетитора, а потом устроила в школу. 

— Я ему спуску не давала. Он с утра до вечера учился, поэтому сдал экзамены [для поступления], а через три месяца стал лучшим учеником класса, — рассказывает Эльвира. 

Сейчас у ее сына уже есть диплом, и он готовится поступать в Буэнос-Айресе в университет, хотя потом мать надеется всё-таки отправить его жить в Европу.

Сама же Эльвира с каждым днем всё сильнее врастает в Буэнос-Айрес. 

— Моей маме 63 года, но ее переезд упирается в невозможность транспортировать 94-летнюю бабушку. Но я вижу мамину старость здесь, а для этого у меня должен быть тут плацдарм, — объясняет Эльвира. — Я потрясена, что мы не знали о таком городе, как Буэнос-Айрес, потому что хоть я и обожаю Москву, но именно здесь почувствовала терапевтическую силу города. Как только ты попадаешь в депрессию или эмоциональную яму, то выходишь на улицу и поражаешься, как тут красиво и необычно. Город добавляет тебе позитива.

По России она скучает, но не слишком: 

Я уж молчу, что теперь каждая бабка, которая жалуется на то, что соседи громко слушают музыку или что прорвало трубу, на всякий случай пишет, что те включали гимн Украины. Просто бред! Хотя с другой стороны, она же должна хоть как-то до управляющей компании достучаться.

При этом своим родственникам Эльвира не дает забыть о том, что происходит в Украине, потому что «именно этого от нас и добиваются». 

— Я, конечно, не просыпаюсь утром с мыслью: «А как там народ?» Это не сумасшедший думскроллинг, но всё равно не могу позволить себе целый день об этом не думать, — смеется она. 

В голове у Эльвиры, по ее словам, сидит мысль, что «вот-вот Екатерина Михайловна [Шульман] махнет рукой, и мы сразу побежим обратно первым рейсом спасать страну». Впрочем, иллюзий о том, что будет дальше, Эльвира не питает. 

— Вот всё закончилось, наступила прекрасная Россия будущего, и мы все приехали. Но дальше же придется каждый день с 08:00 до 20:00 вести беседы с [поддержавшими войну или индифферентными] друзьями, знакомыми, в школах, на работах, а мне — еще с сыном и сестрой, — рассуждает она. — Сил хватит не очень на много, ведь если с третьего раза человек не поймет, то руки опустятся.

— Пока предпосылок к наступлению прекрасной России будущего и не наблюдается, — успокаиваю я Эльвиру. 

— Демократия — это большая тяжелая работа. Ребенка я в Россию не пущу, но сама, может, еще и попробую! Гипотетически мне очень хочется сделать что-то полезное, хочется причинить добро, — говорит она. 

Люди новой волны

Буэнос-Айрес хоть и находится очень далеко от Москвы, но место намоленное. Столица Аргентины была одним из городов «белой эмиграции» в начале прошлого века (например, в столичном Музее декоративного искусства можно увидеть портреты русских императоров и картины Левицкого, Боровиковского и Серебряковой из коллекции потомков графа Платона Зубова). За сто лет дети и внуки той русской волны ассимилировались: одного потомка бежавших из России дворян я как-то встретил в обычной кофейне Буэнос-Айреса, но разговаривать пришлось на английском.

В 90-х годах в Аргентину потянулись люди из стран бывшего СССР. 

— Мы снимаем квартиру у людей, которые приехали из Крыма в конце 90-х. Вообще, довольно много украинцев приехали сюда после развала Советского Союза, — говорит преподаватель испанского языка Иван Афонин.

Но приехавших именно из России в Аргентине к началу войны было немного. 

— Я здесь оказался пять лет назад, и тут было скучно. Я вроде был знаком с достаточно большим количеством русскоговорящих, но это было человек 20–30, — вспоминает Афонин. — Сейчас количество людей, с которыми я могу познакомиться, измеряется сотнями, если не тысячами. Тут стало веселее и интереснее. 

— С точки зрения нашего небольшого мирка, который тут был до 2022 года, произошла революция, и эта историческая миграционная волна мне кажется очень перспективной, — говорит Афонин.

Он уверен, что Аргентина стала для иммигрантов из России «неплохим фильтром»: 

— Те, кто досюда доезжают и остаются, — в основном люди, которые, действительно, не могут вернуться по идеологическим соображениям, или те, на кого заведены уголовные или административные дела. При этом Аргентина находится далеко, и доехать досюда и закрепиться здесь сложно. Получается, что есть несколько фильтров, и в итоге остаются только наиболее интересные, наиболее деятельные и наиболее несогласные с российской повесткой люди.

Афонин сразу попытался поймать эту волну и запустил специальный бот для приехавших в Аргентину бизнесменов, через который организовал несколько встреч. 

— Вы на бизнесмена не очень-то похожи! — говорю я Афонину, который одет в толстовку, а его длинные волосы не очень аккуратно зачесаны назад. 

— Я вообще никакого отношения к бизнесу не имею, у меня просто есть приятель, который занимался бизнесом где-то в Сибири. Он мне сказал, что приезжают много ребят, а у меня есть организаторские способности, поэтому я стал всех собирать. Но люди из бизнеса смотрели на меня: «Мальчик, ты кто?»

Застал начало «новой волны» и режиссер Андрей Анастасиади, переехавший в Буэнос-Айрес в мае 2022 года. 

— Если на первой встрече чата удаленщиков было 15 человек, то на его годовщине уже был битком набитый клуб, — вспоминает он.

Сейчас русских в Буэнос-Айресе, действительно, много. По словам Эльвиры, если год назад пельмени лепила только она, «то за год наросло-приросло, и сейчас уже вариантов шесть-семь, наверное, есть». Действительно, гуляя по городу, практически не услышишь английскую или французскую речь, а вот русскоязычные пары и компании попадаются постоянно. 

— Когда я сажусь в автобус, то не просто встречаю в нем русских, я встречаю там русских, которые встретили других русских, и у них уже какая-то беседа идет, — смеется Анастасиади. 

Приехавшие в Буэнос-Айрес россияне сразу же активно занялись бизнесом. 

— Многие пытаются что-то делать. Размер сообщества еще такой, что толком нет конкуренции, и каждый что-то себе выбирает, а остальные соглашаются: «Ну, окей, будешь кузнецом», — говорит режиссер. 

Жизнь без тяжелого люкса

Режиссер Анастасиади сомневается, что в других странах русскоязычные объединяются так же, как в Буэнос-Айресе: 

— Чаще всего говорят, что русская эмиграция растворяется в людской массе, а тут люди между собой взаимодействуют достаточно активно и решают вопросы. 

Сам он нашел напарников для своего стрима «Радио Аргентина» на русскоязычной пробежке. 

— У меня была идея, что прикольно было бы начать разбираться в том, что же здесь происходит. Плюс у меня был довольно большой спор — отчасти в голове — с теми людьми, которые остались в Москве с оправданиями «кому мы там нужны?» и «нужна же куча денег». В стримах мы показываем, что переехать несложно, — рассказывает Анастасиади о своем проекте, в котором был, например, электросварщик, который приехал в Аргентину со своим оборудованием, а в итоге начал тут делать сыр.

— Я из того, что под рукой было, собрал стрим, и мы так существуем. Это всё какой-то постмодерн, но часть людей уже реально верят, что мы настоящие ведущие, хотя к журналистике никто из нас никакого отношения не имел. Но теперь у нас уже и имя появилось, и Макс Покровский (дававший в июле концерт в Буэнос-Айресе. — Прим. авт.) сидел у меня в квартире! — хвастается Анастасиади. 

Анастасиади тоже уехал из России из-за войны. 

— Прежде всего, из-за того, что сразу стало понятно, что будет запрещен не только протест, а вообще какое-либо выражение своего мнения. После того как с такой скоростью закрыли «Эхо Москвы» и «Новую газету», возникло спонтанное желание вообще не иметь [к происходящему] никакого отношения. Я молчать и находиться в этом Зазеркалье не хотел. 

Политическим активистом в России Анастасиади не был, хотя в начале десятых годов «взаимодействовал со структурами Навального», для которых «делал съемки». 

— Я вчера смотрел интервью с лидером группы «Порнофильмы», и он постоянно говорил о том, когда уже все [в России] скажут, что они против. А у меня нет ощущения, что есть эти «все» в России. Я когда-то был наблюдателем около метро «Алексеевская», в приличном районе, — там было пять камер, куча контролирующих, но всё равно 40% проголосовали за Путина. Не 80%, конечно, но я уже тогда понял, что надо уезжать, что смысла бороться нет, — рассказывает Анастасиади. 

— Хотя могли, наверное, и после начала войны остаться, — говорю я ему. 

Плюс это еще и затягивает. Я смотрю за теми, кто остался, и, например, московские беговые сообщества всполошились единственный раз во время мятежа выходного дня [Пригожина], когда забеги отменили. Неприятно! А в остальном нормально: пренебречь — вальсируем. Себя испытывать, находясь в этом, мне не хотелось, — рассуждает Анастасиади.

В Аргентину он собрался меньше чем за сутки и зарабатывает себе на жизнь съемками и монтажом: записывает в Аргентине удаленные интервью для разных ютуб-каналов, делает промо-ролики. 

— Раньше я делал много всяких роликов про ивенты, теперь этого почти нет, — говорит он, но настаивает, что ни о чем не жалеет: — Пропаганда же везде проникает, даже в монтаж коммерческих видеороликов она проскальзывает. Мое совершеннолетие совпало с приходом Путина, и мое личное развитие всё время накладывалось на нефтяные деньги, которых становилось всё больше. И вроде всё официально, но где заказчики деньги взяли, было непонятно. Поэтому всё время был какой-то замес с режимом. И ты вроде думаешь: «А при чем тут я?» — но в итоге ты всё равно «при чем». Поэтому хорошо было от этого избавиться и больше не иметь к этому отношения. 

Сейчас Анастасиади «испытывает радость от отсутствия московской жизни», ему нравится, что в Аргентине общество более здоровое, «консьюмеризма и тяжелого люкса здесь меньше». 

— Думаете, вернетесь когда-нибудь? — спрашиваю я.

— Я в целом на жизнь смотрю с оптимизмом, но при этом боюсь, что ничего хорошего Россию в ближайшее время не ждет. И как бы не оказалось, что уход Путина станет, наоборот, первой ступенькой к еще большему жесткачу. Кажется [Россия] — место проклятое.

Бизнес на гречке

Оказавшись в Буэнос-Айресе, сразу удивляешься, что хотя ты летел сюда 18 часов, прилетел всё равно в Европу. Практически никакого «местного колорита» в городе нет. Быстро выясняется, что самое непривычное — это отсутствие кефира (и вообще нормальной кисломолочки), вкусных огурцов, квашеной капусты и, конечно, гречки. 

Из-за отдаленности и правительственной политики протекционизма в Аргентину непросто что-то завозить. 

— До того как началась война, мы заказали гречку, и она даже пришла, но началась война, и нам не разрешили ее растаможить, после чего нам пришлось ее вернуть обратно. Мы потеряли большие деньги, потому что за фрахт платить всё равно пришлось, — рассказывает Любовь, хозяйка одного из магазинов в Буэнос-Айресе. — Сейчас привезти ее невозможно, хотя официально это вроде и не запрещено.

Выход из ситуации нашел Иван Афонин. Вообще-то, по образованию он менеджер организации, а в России работал в театре «с участием людей с особенностями развития», который основал его отец. В какой-то момент Афонин выгорел и уехал в Аргентину. 

— Еще я устал от того, что в России происходит, и с каждым годом видел всё меньше перспектив для себя. Мне нравится свобода делать то, что я люблю делать, но, честно говоря, сказать, что это было основной причиной, не могу — я не занимался никакой протестной активностью, — говорит Афонин. 

В Европе он прежде бывал, а Аргентина манила, казалась «чем-то суперстранным, непонятным, далеким и неизвестным». На месте всё оказалось непросто. 

— рассказывает Афонин. — В итоге я здесь себя пересобрал, у нас тут родился ребенок, и у меня вообще жизнь началась заново.

Постепенно Афонин понял, что мог бы преподавать испанский, хотя язык знал не очень хорошо: 

— [Пока работал таксистом] у меня испанский подтянулся, и я решил попробовать себя на этом поприще. 

— Но по образованию же вы не преподаватель? — удивляюсь я.

— Нет, не преподаватель. Но пошло у меня даже лучше, чем я ожидал. Хотя испанский я во многом выучил, преподавая. Наверное, брать деньги за то, в чем ты не профессионал, не очень хорошо, но с другой стороны, я брал мало — 500 рублей за онлайн-урок, таким образом компенсируя эту несправедливость, — отвечает Афонин.

Позже новоиспеченный учитель познакомился с Кириллом Маковеевым, с которым они придумали «Испанский для Иммигрантов». 

— Хотя мы задумали и сделали курс еще до войны, когда она случилась, он стал еще более востребован. Теперь я зарабатываю на войне, получается, — говорит Афонин.

Торговать гречкой он стал совсем недавно — когда заметил, что у многих россиян в Аргентине началась по ней ломка. 

Мне она раньше не казалась чем-то вообще интересным — просто какой-то гарнир, — но здесь я почему-то к ней стал относиться по-другому, как к возможности почувствовать вкус, которого тут нет, — рассказывает Афонин.

Он предложил своему безработному приятелю заняться обжаркой гречки на дому. 

— Гречка — бизнес шуточный, в хорошем смысле слова. Он мне не нужен для того, чтобы зарабатывать, но мне показалось, что это прикольная идея, — объясняет преподаватель испанского. 

По его словам, максимально его друг может производить около 100 килограмм гречки в месяц, но пока до выхода на максимальную мощность далеко. 

— Я хочу, чтобы люди поняли, нравится им или нет, получается у них с ней готовить или нет, — говорит Афонин. — Я попробовал его гречку и могу сказать, что для утоления ломки она, наверное, подходит, но до той, которую можно купить в Восточной Европе, ей, конечно, очень далеко.

Паспорта и роды

— А правда, что россияне едут к нам в таких количествах из-за паспорта? — спросил меня аргентинец с немецкими корнями, с которым я познакомился на вечеринке экспатов.

— Многие из-за этого, да.

— Но это же смешно! — поразился мой собеседник. — Я вот недавно с женой прилетел в Германию, показал немецкий паспорт пограничнику, и мне сразу сказали: «Добро пожаловать». Жена протянула аргентинский паспорт, и на нее посмотрели, как на говно, спросив: «А нормального паспорта у вас нет»?

Я объяснил ему, что для россиян даже аргентинский паспорт сейчас считается крайне ценным активом, но, кажется, меня до конца так и не поняли. 

— У нас была встреча с городскими депутатами Буэнос-Айреса, и их основной эмоцией было удивление: «А чего вы все сюда едете?» Довольно большая часть аргентинцев не считают свою страну привлекательной для жизни. Им кажется, что Россия — это Европа, и они не понимают, зачем из Европы ехать сюда, потому что сами все хотели бы туда переехать, — объясняет Афонин. 

После вторжения в Украину стало быстро понятно, что россиян больше не ждут в Европе и в США, и в какой-то момент все заговорили о том, что в Латинской Америке легализоваться намного проще (например, в Эквадоре для получения ВНЖ вообще достаточно только диплома о высшем образовании). 

— В мире реально не так много точек, куда можно приехать, пожить и реально стать гражданином. Вот в Советском Союзе всё было общее и ничье, а здесь общее ничье — это про гражданство, — рассказывает мне основатель проекта RuArgentina Кирилл Маковеев. 

Мы сидим с ним в одном из кафе напротив красивейшего кладбища Реколета — он любит смотреть здесь на богатых стариков, которые приходят выпить чашечку кофе.

Маковеев напоминает, что в Аргентине бесплатные медицина и образование для всех, в том числе для иностранцев. 

— объясняет он. — Аргентина по Конституции обязана содействовать европейской миграции, а Россия — всё еще часть Европы, — говорит он о том, почему местные рады видеть приезжающих россиян. 

— Но это же всё просто слова, нет?

— Нет, это не слова. Если посмотреть объем миграции из Боливии, Парагвая, отчасти Перу и Бразилии, то аргентинцы ей не очень довольны, потому что им хочется находиться в окружении европейцев. Так что русские им намного приятнее, как приятнее были немцы и итальянцы. Они, может быть, не разбираются в особенностях русской политики, и им не важно, едут сюда сторонники или противники Путина, как не было интересно в свое время, едут сторонники или противники Муссолини и Гитлера, — говорит Маковеев. 

По его словам, «белые эмигранты» оставили в Аргентине хорошее впечатление в том числе потому, что привезли много денег.

Сам Маковеев переехал в Буэнос-Айрес восемь лет назад. До этого он работал в Новосибирске журналистом на портале НГС, а поворотным моментом для него стала написанная им новость про Марш за федерализацию Сибири, который в 2014 году задумал художник Артем Лоскутов. Новость по запросу прокуратуры удалили, а Маковеев после этого решил уехать из России.

— Если бы журналисты уезжали из России по таким причинам, то там задолго до войны бы никого не осталось, — удивляюсь я. 

но я приехал сюда, включил телевизор, а в нем монашки и кукла, изображающая аргентинского президента, плясали совершенно непристойные танцы, и я подумал: «Вот эта свобода, не фига себе, что они могут!»

Сначала Маковеев поработал в местных медиа, потом начал водить экскурсии (он делает это до сих пор и берет немало: например, тур по северным пригородам Буэнос-Айреса стоит 400 долларов). Потом занялся сопровождением родов и помощью в оформлении документов. По словам Маковеева, за время его жизни в Аргентине сменилось уже четыре президента, но никаких изменений в миграционной политике не произошло. 

— Ни одного моего клиента не выдали, не лишили статуса, не выдворили и ничего с ними не сделали. 

На сайте RuArgentina написано, что он надеется превратиться из рядового эмигранта в самого полезного русского в Аргентине. После начала войны в Украине ему это удалось. 

— Я превратился, когда сюда приехали 30 тысяч человек из России: количество россиян, пересекающих границу Аргентины, с ноября 2022 года выросло в десять раз за месяца, а у меня в телеге было на пике 10 000 человек. 

Пик уже прошел: поток приезжающих в Буэнос-Айрес резко сократился в начале 2023 года, после скандала с задержанием нескольких беременных россиянок в аэропорту Буэнос-Айреса. Тогда власти Аргентины заинтересовались компаниями, которые помогают с родами в стране (хотя это элементарно сделать и самостоятельно). Проблемы были и у компании Маковеева «Роды в Аргентине», но для него всё обошлось: 

— Сейчас ведется расследование в отношении участников рынка, которых взяли в оборот из-за количества дел, но и ко мне приходили сотрудники правоохранительных органов. Все их интересы были удовлетворены — вопросов ко мне больше не осталось, — утверждает Маковеев.

После этой истории россиянам практически перестали давать DNI (ВНЖ), а потом резко повысили сумму, необходимую для получения визы рантье, чем сделали этот вариант неподходящим среднему россиянину. Тем не менее Маковеев уверен, что радикально ничего в Аргентине не поменяется. 

Это первое. Второе: в законе о гражданстве написано, что родители и супруги получают гражданство, и единственное, что можно сделать, — это отменить соглашение о безвизовом въезде с Россией, но для это совершенно точно нет политической воли. 

Маковеев уверен, что проблемы с документами для россиян возникли по просьбе посольства России. 

— Раз не получилось совсем испугать граждан России, то решили сделать так, чтобы россияне сами отсюда уехали. Действующая правящая партия явно на коррупционных началах получила в свое время вакцину «Спутник V», и есть очевидная дружба между режимами, что неудивительно, ведь в Аргентине он полуавторитарный, и Кристина Киршнер (сейчас вице-президент. — Прим. ред.) правит уже четвертый срок, — объясняет Маковеев. 

Когда мы разговаривали с ним в августе, Маковеев был уверен, что действующее правительство проиграет выборы в октябре 2023 года (однако после первого тура голосования 23 октября это уже не так очевидно), и россиянин обещал засудить чиновников. 

— Самое ужасное, что здесь родилось примерно 30 000 человек за последний год, родители которых столкнулись с репрессиями со стороны государства. Я считаю, что родители этих 30 000 аргентинцев имеют полное право на репарации со стороны Аргентины за лишения по национальному признаку. Им не давали ВНЖ, их лишали ВНЖ, их заставляли покинуть территорию страны, их полоскали в телевизоре, что чуть ли не все они — советские шпионы, — кипятится Маковеев и сравнивает этих людей с 30 тысячами пропавших без вести во время правления военной хунты. 

— Сравнение мне кажется не очень уместным… 

— Они не пропали без вести, но их лишили части гражданских прав по национальному признаку, что запрещено напрямую законом об иммиграции. 

— У вас за восемь лет уже так мышление изменилось, что вы верите, что такое возможно?

— Здесь вице-президента приговорили к реальному сроку, здесь в сеть слили видео вечеринки, которую устроили в президентской резиденции в разгар карантина, и рейтинг моментально упал с 80% до 15%. И я, действительно, уже переформатировался. То, что меня здесь привлекло сразу, — смена власти, независимые СМИ и независимая система правосудия, — говорит Маковеев. — Мне до этого казалось казалось, что всё небо — черное, но здесь я понял, что оно черное над одним конкретным местом, а на самом деле бывает и нифига себе какое синее небо. 

Бывший российский журналист планирует когда-нибудь вернуться обратно, но только в Сибирскую республику: 

— Это будет свободная страна, минимально коррумпированная. 

Маковеев уверен, что Россия непременно развалится. 

Вопрос только в том, когда это произойдет, но я думаю, что в течение 30 лет. 

Он рассказывает про Парк жертв политических репрессий в Буэнос-Айресе, где на гранитных стелах перечислены все люди, убитые диктатурой. 

— Еще там на столбах висят знаки, похожие на дорожные. На них описаны преступления режима. В конце ряда висит карта, на которую нанесены адреса и имена пособников этой диктатуры, — рассказывает Маковеев. — Это то, что нужно было сделать после развала Советского Союза в каждом городе России.

«Вы делаете доброе дело»

Если вам хочется познакомиться в Буэнос-Айресе с русскоязычными, то проще и быстрее всего это сделать на детской площадке. На любой из них всегда слышится русская речь: приехавшим на другой континент рожать нужно где-то проводить время со старшими детьми.

Но целый день раскачивать ребенка на качелях не будешь, поэтому к весне 2023 года в Буэнос-Айресе открылось как минимум два детских сада для русскоязычных детей. Москвичка Ольга Александрова, приехавшая в Аргентину в августе 2022 года с мужем и четырехлетним сыном, открыла сад «Академия детства», можно сказать, из эгоистических соображений: ее сын «не смог ужиться в местном детском саду». 

— Мы очень тяжело проходили кризис трех лет, и я искала что-то русское, чтобы ребенка ввести в новую страну постепенно, — говорит она. 

В русскоязычном садике при посольстве России ей не понравилось. 

— Воспитательница, возрастная женщина, была очень нацелена на развитие детей, но использовала не самые современные подходы к воспитанию. Сын ходил туда два месяца, но кризис только усиливался. Он хотел обратно в Россию, и у нас просто по каждому поводу были истерики. 

Найти другой русскоязычный садик ей не удалось. 

— признается Ольга.

Всё получилось почти случайно. На организованный ею детский Новый год вместо 15 детей, как рассчитывала Ольга, пришло 70. 

— Мы просто хотели устроить Новый год для собственных детей — с Дедом Морозом, елкой и в идеале со снегом (в Аргентине в январе — разгар лета. — Прим. авт.), но всё превратилось в очень масштабное мероприятие, которое мы разделили на две группы по 35–40 детей по возрасту. Я изначально собиралась просто помочь как родитель, попросила дать мне несколько задач, думала, что все родители будут делать по чуть-чуть, но в итоге нас осталось двое человек, и мы организовывали вообще всё, — рассказывает Ольга. 

Отойдя от празднования Нового года, Ольга вместе со знакомой решила попробовать открыть детский сад. 

— Когда мы только проговаривали концепцию, я как будто всё делала для своего ребенка, хотя не планировала его в наш садик водить: мне казалось, что это будет осложнять процесс. Но в итоге ему в нем стало значительно лучше, буквально с первых дней. Он начал плакать по выходным, что не надо идти в сад. Я была в шоке: «Ого, может быть и так», — рассказывает Ольга.

Правда, открыть садик в Буэнос-Айресе оказалось не самой простой задачей. 

— У меня есть местная знакомая, аргентинка, которая прожила здесь всю жизнь, училась на педагогическом, есть диплом. И всё равно она собирала документы на свой детский садик семь лет! — говорит Ольга. 

По ее словам, такое долгое время ее знакомой понадобилось из-за «очень высоких» требований к помещению и к воспитателям, которым нужен местный диплом. 

Поскольку у нее самой и потенциальных русскоязычных воспитателей аргентинского образования не было, Ольга выбрала более простой вариант детского клуба. 

— Если кто-то приходит с проверкой, то у нас тут дети русских туристов, а сами мы не говорим по-испански, — объясняет она. 

Услышав вопрос о том, законно ли вообще открывать детский сад под видом детского клуба, Ольга замялась. 

— Чтобы открыть такое предприятие, должно быть «монотрибуто» (ИП). Сейчас у меня есть монотрибуто воспитателя, часть воспитательниц в процессе его получения. У нас сейчас юридически всё легально, есть страховки и помещение коммерческое, потому что на дому этого делать нельзя, — объясняет она. 

Но риск все равно есть: осенью 2023 года из-за отсутствия нужных документов пришлось закрыться главному конкуренту Ольги Александровой — детскому саду Kids Conexion.

Местным Ольга объясняет, что в их детском саду российских воспитанников готовят к аргентинскому образу жизни. 

и пытаемся сделать так, чтобы дети на выходе легче интегрировались и могли поступить в испаноязычные заведения. 

В Министерстве образования сотрудница, которая занимается частными детскими садами, выслушав Ольгу, сказала ей: «Открывайте, открывайте хоть как-нибудь — вы делаете доброе дело».

— Мы формируем учебную программу таким образом, чтобы за три месяца дети проходили «курс молодого бойца», хотим за этот срок дать ребенку базу, чтобы он пошел в испаноязычные детский сад или школу, и ему там было действительно легко и комфортно. Мы будем для них трамплином, — объясняет Ольга.

Буэнос-Айрес ей понравился настолько, что она считает его вторым домом. 

— Отношение местных к России позитивно-восторженное, что для меня даже странно. Они все пытаются помочь и очень много знают про Россию. Когда я снимала помещение для сада, то оказалось, что его владелец ездил в свадебное путешествие в Санкт-Петербург. Случайный таксист, который возил детей из разных районов в предыдущее помещение, почему-то знает про Россию, мне кажется, даже больше, чем средний россиянин, — удивляется Ольга. — А сосед по этому зданию очень хотел обсудить со мной разные варианты социализма. 

По ее словам, некоторые аргентинцы хотят отдать своих детей в русскоязычные сады, чтобы те выучили русский язык и погрузились в русскую среду. 

Пожалуй, самое узкое место в работе таких детских садов — это то, что большинство детей ходят в них около трех месяцев, — примерно на такой срок приезжают в Аргентину те, кто здесь рожают. 

Среди 40% тех, кто ходят к нам долго, в основном дети с психологическими проблемами, которым тяжело дается испанский садик, — говорит Ольга. — Постоянное подвешенное состояние вызывает, если честно, дискомфорт. Вот у тебя есть 15–20 детей, ты выплатил зарплату, оплатил аренду, но наступает новый день, и половина детей тебе говорят: «Мы, кстати, в Россию уезжаем через три дня». Поэтому я постоянно в состоянии стресса, — признается Ольга. 

Выходом из ситуации она считает более агрессивный маркетинг, чтобы как можно больше родителей узнали про «Академию детства». 

Ольга и сама приехала в Аргентину, чтобы родить второго ребенка. 

— Во-первых, после ужасного опыта с родами в России я хотела второго рожать только кесаревым сечением, что в Аргентине можно сделать без показаний. Во-вторых, чтобы не терять внутренний жизненный вектор, мне нужен был второй паспорт и второй дом, — говорит она. 

У Ольги после начала войны быстро появились опасения, что с российским паспортом скоро будет никуда не попасть.

— Пошли эти процессы, что вам мы не дадим визу, а украинцам — дадим. А ведь я всегда работала с украинцами и с ними дружила. Это было обидно и нечестно. Особенно то, что все страны, которые говорят: «Мы против расизма», первыми кричат, что не дадут русским визу.

— рассказывает Ольга. 

Она случайно наткнулась в ютубе на ролики про Аргентину и заинтересовалась. 

— Дальше уже были семейные игры: я закидывала в мужа точечно информацию и смотрела, как он на нее реагирует. На мое удивление, он реагировал очень позитивно, что для меня было странно, потому что на мою удочку про покупку второй квартиры он так не реагировал, — смеется Ольга.

— А война причиной для отъезда не является? — спрашиваю я, потому что сама она о ней не упоминает.

— Как косвенная причина, да. Многим кажется просто невозможным или очень тяжелым продолжать находиться в России и жить как ни в чем не бывало. У меня тоже были моменты, когда мне было очень тяжело. Например, на Масленицу, я помню, во дворе были какие-то гуляния, а я в этот момент смотрела блог украинской знакомой [про бомбежку и смерть людей]. Были очень сильные эмоции, — отвечает Ольга. 

Но войну со своей жизнью в России она не связывала. 

— Для меня это что-то отдельное. Как я жила в России? У меня дом, семья, дети, я ходила на работу, водила ребенка в детский садик, покупала продукты в магазинах. Моя жизнь шла параллельно линии правительства, и не было такого, что война отражалась на мне лично.

— В этом как раз и обвиняют русских, оставшихся в России, что они живут параллельно происходящему и не замечают войну.

— Но у меня на самом деле с правительством не было точек пересечения. Точки пересечения пошли у тех, кто начал водить ребенка в школу, где есть «Разговоры о важном». Моя же проблема в детском садике была в том, что мой ребенок дерется, — рассуждает Ольга. — Моему мужу 45 лет, и ему повестка не приходила и, наверное, вряд ли придет. Если бы мои интересы начали уже сильно пересекаться, то я не знаю, как бы себя повела, но на данный момент и на деятельности моей фирмы в России происходящее не отражается, хотя мы хотим получить статус IT-организации, чтобы наши сотрудники не подпадали под мобилизацию. Но это рядовой рабочий момент, который нам просто нужно преодолеть.

Российский вопрос

— Аргентинцы в большинстве своем настроены к России супердружелюбно. У моего блога на ютуб сейчас где-то 80% просмотров отсюда, — рассказывает Анастасиади, ведущий стрима «Радио Аргентина».— И, наверное, больше половины из них — местные. Я в какой-то момент начал добавлять субтитры на испанском, и видно, что их включают, да и сотни комментариев на испанском языке.

— А зачем они вас смотрят? — удивляюсь я.

— Им любопытно. Настолько, что даже на улице какие-то люди начали ко мне подходить, хотя не всегда легко понять, носки тебе продают (в Буэнос-Айресе уличные торговцы постоянно пытаются всучить носки и салфетки. — Прим. авт.) или хвалят за блог, — смеется режиссер.

Отношение к войне у аргентинцев разное. Бывший лидер группы «Тараканы!» Дмитрий Спирин утверждает, что не встретил в Аргентине ни одного человека, который бы ему сказал: «Путин — классный, и всё, что он делает, мне по кайфу». 

Многие местные, по его словам, просто не погружены в контекст. 

— Ну а как бы реагировали мы, сидя в Российской Федерации, заслышав про то, что в Аргентине возник некий диктатор, который пошел войной на соседнюю страну, устраивает бучи и мариуполи, а в своей собственной стране дает адские сроки несогласным? Вряд ли это было бы темой для наших ежедневных дум и обсуждений. 

Тем не менее многие аргентинцы, действительно, поддерживают Россию, потому что считают, что в Украине она воюет против Америки. 

— Скорее это объясняется антиамериканизмом — из-за доктрины Монро, потому что они всё время пытались всё [в Латинской Америке] контролировать, да и в приходе к власти последней хунты замешаны. Путин и Россия ими воспринимаются как сила, которая бросает вызов США и глобализму, — рассказывает социолог Михаил Дьяконов. 

Он уехал с женой и дочкой из России еще 15 сентября 2021 года. 

— Изначально это не было связано с войной, хотя мы с друзьями уже тогда говорили о Третьей мировой войне и решили, что Аргентина — неплохой вариант [ее избежать]. Я университетский преподаватель, кандидат социологических наук. Мне всегда было интересно поработать в другой стране, и я даже подписал контракт с китайским вузом, но тут как раз начался коронавирус, — вспоминает он. 

В Буэнос-Айресе Дьяконов нашел себя как экскурсовод и лектор. 

— Каждый месяц мы проводим большие лекции в коктейльном формате. Темы разные: про национальную психологию, о разных мифах и легендах Буэнос-Айреса, по экономике, про масонов и об индейцах. 

Хотя специалистом по Аргентине Дьяконов не является, ему это не мешает: на его лекции приходят несколько десятков человек. 

Дьяконов рассказывает, что получал негативные отзывы на свои лекции от аргентинцев, которым не понравилась его активность. 

чем из России, и воспринимается примерно так же, как у нас иммиграция из Таджикистана или Кыргызстана, — дешевая рабочая сила, — говорит он. 

Отличие в том, что боливийцы и парагвайцы в большинстве своем не претендуют на аргентинский паспорт, ведь как граждане стран — членов МЕРКОСУР они и так могут свободно жить и работать в Аргентине. 

Маковеев настаивает, что в Аргентине почти нет антимигрантских настроений. 

— Только незначительная часть — до 10%, которые говорят, что иностранцев надо гнать, что «Аргентина для аргентинцев». 

Спирин, который явно влюбился в Аргентину, и тут спорит:

— Аргентинцы не сочувствуют Российской Федерации, но сочувствует нам, потому что логически понимают, что просто желание паспорта, ВНЖ или хорошей жизни вряд ли привело бы нас так далеко за океан. И самое главное, что у них есть особое отношение к эмигрантам, к людям, которые бежали от войны или из-за войны, потому что большое количество нынешних жителей Аргентины во втором или третьем поколении — потомки эмигрантов из Европы. 

Впрочем, русские уже умудрились настроить против себя немало местных. В первую очередь, аргентинцам не нравится, что россияне приезжают сюда не жить, а родить, сделать паспорт ребенку и увезти нового гражданина Аргентины с собой. 

— Объективно в Аргентине живут неглупые люди, и они понимают, что происходит. Их беспокоит, что мы как будто бы эксплуатируем систему. У них вся бесплатная медицина — это некий благотворительный проект, и когда русские приезжают и требуют себе бесплатный госпиталь, это вызывает у многих вопросы, — рассуждает хозяйка детского сада Ольга Александрова. — Но они всё равно стараются смотреть на это с позитивной точки зрения. 

Протекционизм и «транкило»

В Буэнос-Айресе есть Starbucks и McDonald’s, но если вы хотите купить одежду, например в H&M или Benetton, то придется ехать в соседние страны. Лично видел, как люди возвращаются на пароме из Уругвая с коричневыми пакетами с двумя красными буквами «H» и «M». Из-за политики протекционизма, которую в Аргентине приняли еще как минимум при Пероне, зарубежных товаров в Аргентине мало, и они очень дорогие, а местные из-за отсутствия конкуренции — не очень качественные и тоже не слишком дешевые.

— Если бы не торговая изоляция, я бы отсюда вообще никуда не уезжал. Но и сейчас [есть выход]: если друзья летят из Чили, то прошу их привезти лопаточку c силиконовым наконечником из IKEA или штопор, — смеется Маковеев.

Есть, впрочем, у проблем с импортом и свои плюсы: протекционизм способствует процветанию русскоязычного сообщества в Аргентине. 

— а у россиян это очень часто именно так, — начинает приобретать конкурентное преимущество, — рассуждает Спирин.

Когда он переехал в Аргентину, его жене позарез понадобился необычный предмет интерьера. 

— Супруга мечтала, чтобы какашки нашей кошки не воняли на всю квартиру и кошачий лоток не просто стоял бы в туалете, а был бы накрыт деревянным домиком. Здесь такое не купишь, но оказалось, что одна компания, которую организовали русские, как раз специализируется на мебели для домашних питомцев, — говорит счастливый новой покупкой Спирин.

Помогает русским и особенность национальной психологии аргентинцев, которую принято называть словом «транкило» (спокойствие). 

Но есть и обратная сторона. Например, если мы посмотрим на аргентинские школы и детские сады, то в них очень ценят личность ребенка, ищут к нему подход, но у них нет фокуса на достижения, и в итоге дети ничего не знают, — рассказывает Дьяконов. 

Его дочь занимается в Буэнос-Айресе балетом, и, по словам лектора, ее преподавательница уверена, что та — прима просто потому, что приехала из России. 

— А если посмотреть их выступление, то все кто в лес кто по дрова, и до русского балета им очень далеко. Но все хлопают, — говорит он. 

То же самое мне рассказывали и про балет в «Колоне» — главном театре оперы и балета в Буэнос-Айресе.

Есть у «транкило» и еще одна особенность. В метро здесь, как и в подмосковных электричках, периодически дают непрошеные концерты. Но в отличие от России музыканты играют в каждом вагоне не одну, а три песни, и видно, что действительно получают от этого удовольствие. Однажды при мне один гитарист так заигрался, что забыл собрать деньги, а поезд уже приехал на конечную станцию. Но, конечно, ему все очень много аплодировали.

Проявляется «транкило» и в сфере услуг: русские, стоя в супермаркете в очереди, которая не двигается из-за того, что кассир мило болтает о жизни с покупателем, бесятся, а местные как будто ничего не замечают. 

— Это не только расслабленность по жизни, но и снисходительность к другим людям, что-то противоположное прагматизму. Отсюда не очень высокое качество услуг, потому что работодатели снисходительны к работникам в тех же самых кафе, а посетители снисходительны к работникам, — рассуждает Дьяконов. — Это отсутствие прагматизма открывает окно возможностей для русскоязычных.

— Аргентина хороша тем, что ты как будто в 90-е годы попал! Кажется, что снова пришел в ДК Горбунова, поговорил, и тебе цену другую назвали. Да и государство не настолько жестко вмешивается, как сейчас в России, — хвалит местные реалии Анастасиади. 

Старожил из «Авоськи»

Правда, по словам Эльвиры и других россиян, которые занимаются в Буэнос-Айресе бизнесом, открыть фирму просто, а вот сделать так, чтобы она приносила прибыль, куда сложнее. 

Любовь С. переехала в Буэнос-Айрес с семьей еще в 1999 году. 

— Тогда было примерно то же, что сейчас: всех гребли и отправляли [на войну] в Чечню. Из-за этого приехали. У меня сын и муж, и я не хотела, чтобы их отправили туда, — рассказывает она. — Тогда была официальная программа, что сюда можно было без проблем приехать и получить тут вид на жительство. Аргентинцы так разбавляли черных, которых было слишком много, белыми. Здесь всегда нормально относились к русскоязычным и с удовольствием брали на работу, — говорит Любовь, пока мы сидим в подсобке ее магазина.

Сначала Любовь открыла овощной (в Буэнос-Айресе однотипные овощные лавки есть почти на каждом углу), а потом — минимаркет. Одно время он назывался «Славянка», но из русского там были в основном конфеты, шоколадки и гречка. 

Постепенно у магазина появлялись свои поставщики — выходцы из бывшего СССР. 

— Зефир и пирожные мы продаем уже восемь лет, молочку — шестой год, колбасы — давно. Но раньше не было определенного места, магазина, где можно было это всё вместе продавать. Каждый продавал и развозил самостоятельно, что, естественно, было неудобно, — рассказывает она. 

Теперь тут есть «русский уголок»: кефир, ряженка, колбасы, соленья, горилка. 

— Мед делает девочка, которая еще производит колбасу, у нее есть свои ульи. Практически вся продукция делается из натурального мяса или из натурального молока, которое покупают на ферме. Работают люди-профессионалы: один, например, был технологом на молочном заводе, а у девочки из Беларуси у мужа был свой завод, — рассказывает Любовь.

В неделю она продает одного творога где-то 120–130 килограмм, кефира — около 100–200 литров, а колбасных изделий — 50 килограмм. Часто в ее магазин заходят немцы, поляки и финны, но интересуются и местные, особенно им нравятся йогурты, ряженка и топленое молоко.

Сама Любовь войну не поддерживает и не слышала, что такие люди в Аргентине есть. 

— Кто может поддерживать, когда идет свой на своего? Может быть, в России и есть такие, но там всё совсем другое. Как я могу быть за то, чтобы убивали, если у меня мать — украинка? К нам пара приходила, она украинка, он русский, у нее родственники живут в Украине, их разбомбили. Мне ее жалко — мы же славяне. Я понимаю, там у них политика какая-то такая — и у каждого своя правда, но люди-то те же самые.

Хотя магазин у Любови рассчитан на аргентинцев, русских, действительно, приходит всё больше, правда, погоды они всё равно не делают. 

— Если ты откроешь в Буэнос-Айресе чисто русский магазин, то не вытянешь. Здесь очень большие налоги, поэтому русская продукция может быть только вспомогательной. Сегодня русские есть — а завтра они уедут. Как на них ставку делать? 

— Довольно много людей же остается. 

— Когда закончится война, посмотрим, сколько останется, — философски замечает она.

Тех, кто переехал из России в Аргентину, Любовь хвалит. 

Пока ты не знаешь языка и законов, очень сложно работать, — рассуждает Любовь. 

Она сама пробовала вернуться в Россию. 

— Если честно, прошли мы эмиграцию тяжело, и в 2007 году уехали в Краснодар, хотя сами из Сибири. Но там мы поняли, что мы в России уже не свои, ведь ребенок у меня здесь школу закончил и уже никак не подходил по менталитету, — говорит она.

В 2010-х годах российское посольство даже раздавало бесплатные билеты, чтобы россияне возвращались обратно, да еще с подъемными, рассказывает Любовь. 

— Все ехали сюда за лучшей жизнью, кто-то думал, что здесь проще. Потом возвращались. Многие спились, многие вернулись, — говорит она.

Самый полезный человек в Аргентине — Кирилл Маковеев — настаивает, что пока переехавших из России в Буэнос-Айресе еще недостаточно для серьезных дел. По его оценке, сейчас в Аргентине около 10 тысяч россиян, и этого мало. 

— Вот для 30 000 человек можно издавать газету, открывать магазины. Это как с городами в России: в городах с населением в 10 тысяч человек ничего нельзя делать. Вот у меня подруга сделала здесь библиотеку — выложила на сайт каталог из 500 книжек, которые у нее есть дома, но так никто и не записался, — сетует он.

Доставщик кэша

То, что в экономике Аргентины не всё ладно, заметно невооруженным взглядом. В самом центре Буэнос-Айреса под заборами фешенебельных особняков и отелей на матрасах спят бездомные, а цены в магазинах и кафе постоянно растут из-за дикой инфляции. 

— Если в феврале пельмени у меня стоили 15 долларов США за килограмм, то вчера (разговор проходил в конце лета. — Прим. авт.) — уже 6 долларов за килограмм. Если в феврале — марте прибыль покрывала аренду квартиры, то сейчас уже нет, — жалуется мне Эльвира.

В Аргентине два параллельных курса доллара (и евро) — официальный и так называемый blue. Из-за этого в банках валюту по официальному курсу не меняет никто: туристы ходят на узкую пешеходную улицу Florida, на которой через каждые 50 метров стоят мужички. Они призывно кричат: «Cambio!» (обмен) — и отводят желающих в подворотню меняться. Большие суммы менять таким образом не рекомендуют: могут дать фальшивые купюры или и вовсе ограбить на обратном пути.

Приехавшие из России, конечно, сразу сориентировались и наладили обменники в телеграм. До конца непонятно, насколько это легально, но ведь и менял на улице Florida почему-то никто не трогает.

С пакетом наличных (в Аргентине за один доллар США в октябре уже дают почти 1000 песо, а купюр больше 2000-й в обороте нет) ко мне несколько раз приезжал Дмитрий Анапреенко. Перед началом войны он работал в Липецке в автосалоне Škoda менеджером по продажам. 

— В конце прошлого года начались проблемы на работе: отсутствовала какая-либо возможность заработка, поэтому было принято решение уволиться, — рассказывает он.

— Проблемы началась, видимо, не просто так? — уточняю я.

— Что-то произошло, как говорится, — усмехается Дмитрий.

Новых машин с начала войны практически не привозили, салон распродавал остатки, но вскоре сотрудников посадили на минималку — 13 000 рублей «грязными». Началась мобилизация. 

— На наш большой металлургический завод как-то после смены приехал автобус и прямо с проходных всех забрал. В том числе человека с сахарным диабетом через две недели практически на передовую отправили. Он месяц вообще без инсулина был, а сейчас лежит в госпитале, — рассказывает он.

Сам Анапреенко и тогда уезжать не спешил. 

— Я работал в частной компании, а там такого не бывает — на улицах у нас тоже людей не хватали. 

Активистом Анапреенко не был. Разве что в 2018 году (хотя сам путает с 2013 годом) несколько раз выходил на митинги в поддержку Навального. 

Выяснилось, что таких немного.

В декабре 2022 года его друзья, семейная пара, решили ехать в Аргентину рожать и позвали Анапреенко с собой. 

— План был такой: приехать сюда, пытаться найти удаленную работу, параллельно учить язык и, если получится, продвинуться по документам, — рассказывает он. 

Пока планы Анапреенко не реализовались — главным образом, потому что «удаленно работать тяжеловато» из-за шестичасовой разницы во времени.

— Компаниям в России на удаленку проще найти людей в своем часовом поясе, нежели брать кого-то из Буэнос-Айреса, — жалуется Анапреенко.

Впрочем, многих других россиян это не пугает: знакомый сотрудник банка «Тинькофф», например, живет в Буэнос-Айресе по российскому графику: встает в 4 утра, с 5 утра сидит на созвонах, а к обеду уже свободен. Если вечером есть планы, то спит днем, если нет — ложится в восемь вечера.

Однажды друзья посоветовали Анапреенко работу доставщика наличных, и он согласился: «Почему нет?» Правда, и эта работа ему не очень нравится, потому что даже покрыть стоимость аренды квартиры на ней не получается. Тем не менее в Россию Анапреенко возвращаться не хочет: 

— Здесь спокойно и нет работы, а в России тоже нет работы, но неспокойно. 

— В России пугает отсутствие перспектив и понятного будущего. Если раньше какая-то форточка там еще была приоткрыта, какой-то свежий воздух дул, то с началом войны это окно закрылось окончательно. Тяжело там находиться, — говорит он.

Вторая часть материала про русскоязычную общину Буэнос-Айреса будет опубликована в «Новой газете Европа» позже.