У страха глаза не видны  

«Федеральный закон о запрете сокрытия лица» — таково официальное название документа, принятого швейцарским парламентом 20 сентября, — запрещает находиться с закрытым лицом в общественных местах, включая не только улицы, но и школы, суды, больницы, общественный транспорт, магазины, заведения общепита и спортивные объекты. Запрет не распространяется на места отправления культа, а также офисные и жилые помещения, недоступные для широкой публики. Предусмотрен целый ряд исключений: к примеру, можно закрывать лицо по медицинским показаниям или носить маску во время карнавала. Закон в равной степени касается граждан и гостей страны, мужчин и женщин. Мусульманка в никабе и футбольный фанат в балаклаве одинаково рискуют получить внушительный штраф — до 1000 швейцарских франков (1034 евро). В поддержку законопроекта выступил 151 парламентарий, 29 проголосовали против. 

Символ подчинения

Нейтральность формулировок не должна вводить в заблуждение: к принятию закона привело мощное общественное движение против исламизации страны, развивающееся в Швейцарии без малого два десятка лет. В общенациональном масштабе оно возникло в 2004 году, когда правительство вынесло на референдум предложение облегчить получение гражданства иммигрантам во втором и третьем поколении и столкнулось при этом с жесткой негативной реакцией многих швейцарцев. В авангарде антиисламизма в многонациональной конфедерации — так называемый Комитет Эгеркингена, основанный в 2006 году жителями одноименной коммуны, а также две партии правого толка — «Демократический союз центра» (UDK) и Швейцарская народная партия (SVP). Именно Комитет Эгеркингена, в значительной степени состоящий из членов SVP, инициировал прошедший в 2009 году референдум, на котором швейцарцы проголосовали за запрет строительства новых минаретов — сегодня в стране их всего четыре. Он же с середины 2000-х годов ведет активную кампанию по запрету закрывающей лицо традиционной мусульманской женской одежды. Глава комитета, член Национального совета от SVP Вальтер Вобманн, в своей риторике делает акцент на защите европейской цивилизации от экспансии радикального ислама. 

— говорит парламентарий. 

«Мы находимся в состоянии самозащиты от исламизации Европы и нашей страны, — вторит ему коллега по партии Жан-Люк Аддор. — Полная паранджа — это символ подчинения [женщины], форма жестокого обращения и отчуждения». 

На другой стороне баррикад — правозащитники, исламские организации и внезапно правительство Швейцарии. Последнее еще в 2018 году выступило против общенационального запрета на головные уборы, закрывающие лицо. В частности, чиновники заявили, что решение таких вопросов должно оставаться на уровне кантонов, и предложили взамен принять более мягкий закон, запрещающий скрывать лицо при общении с представителями власти. 

Резко против запрета на ношение бурки и никаба высказались правозащитники из Amnesty International. 

«Эта инициатива — не более чем ненужный символический акт, имеющий, однако, вполне реальные последствия: она разжигает исламофобию и стигматизирует мусульманское меньшинство в Швейцарии», — говорится в заявлении организации. 

Невидимые радикалы

И всё же два года назад вопрос был вынесен на общенациональный референдум. Чуть более половины швейцарцев — 51,2% — проголосовали за запрет закрывать лица в общественных местах. Учитывая, что на тот момент все граждане были обязаны носить медицинские маски из-за коронавируса, выглядело это решение довольно странно. 

По данным Центра перспективных исследований в области гуманитарных и социальных наук при Университете Лейпцига, поддержали запрет две социальные группы, крайне слабо связанные между собой, — консервативные отдаленные сельские общины и прогрессивные франкоязычные города, ориентированные на леволиберальную секулярную повестку. Мотивация первых — противостояние чуждой исламской культуре, вторые же нацелены на защиту прав женщин. Однако в реальной жизни и те и другие едва ли часто встречают на улицах мусульманок с закрытыми лицами. 

— заявила тогда член Федерального совета Карин Келлер-Саттер, намекая на популистский характер инициативы. 

По данным Федерального статистического управления Швейцарии, мусульманами себя считают 5,5% граждан страны — 390 тысяч человек. Это сравнительно молодое сообщество (половине его членов от 25 до 44 лет) и не слишком религиозное — регулярно посещают мечеть и соблюдают обряды менее половины. 85% швейцарских мусульман — сунниты умеренного толка, выходцы из Турции или балканских стран. Есть в стране и представители радикальных исламистских течений, однако, по мнению экспертов, их число незначительно. 

В Ассоциации исламских организаций Цюриха ожидаемо выразили разочарование решением избирателей, заявив, однако, что будут следовать закону. 

«По-настоящему радикальные люди могут одеваться как угодно», — заявил глава ассоциации имам Мурис Бегович.

Еще более нервно на результаты референдума отреагировали в Управлении верховного комиссара ООН по правам человека. 

«Расплывчатые обоснования того, что ношение масок для лица будет представлять угрозу безопасности, здоровью или правам других лиц, не могут считаться законной причиной для столь агрессивного ограничения основных свобод», — говорится в официальном заявлении организации. 

Выбором швейцарцев недовольны и представители туриндустрии. В Альянсе отельеров и профессионалов туризма Берна и Женевы заявили, что запрет повредит репутации Швейцарии как открытого и толерантного общества и снизит число гостей из арабских стран.

И всё же два года спустя воля незначительного большинства швейцарских избирателей обрела черты закона, точнее, очередной поправки к Конституции. Швейцария пошла по пути других европейских стран, где исламская проблема стоит куда более остро.

Демографический апокалипсис 

Рим-Сара Алуан, кандидат права в Университете Тулузы, полагает, что запрет на ношение паранджи в Швейцарии — симптом общеевропейского кризиса идентичности в глобализированном мире, воплощенное ощущение угрозы, незащищенности перед исламской культурой, которая воспринимается как более витальная и экспансионистская. 

«Безусловно, эта тревога — результат быстро меняющейся демографической структуры континента. Но по большей части все эти сенсации искусственно раздуваются политическими партиями, кровно заинтересованными в создании так называемой «исламской проблемы», — пишет Алуан.

Эксперты американского Исследовательского центра Пью, специализирующегося на демографических тенденциях, подсчитали, что с 2010 по 2017 год исламское население Европы (страны ЕС плюс Норвегия и Швейцария) выросло с 19,5 до 25,8 млн человек, главным образом за счет притока беженцев из стран Ближнего Востока, спасающихся от военных конфликтов. Исследователи подчеркивают: даже в случае полного прекращения миграции, что крайне маловероятно, к 2050 году доля мусульман возрастет в полтора раза — за счет более высокой рождаемости в исламских семьях. 

Одним из самых резонансных высказываний по теме стала вышедшая 13 лет назад книга члена совета директоров Немецкого федерального банка Тило Саррацина «Германия. Самоликвидация», стоившая ему этой должности. Саррацин, опираясь на обширный статистический материал, указывал, что мигранты из мусульманских стран не желают интегрироваться в немецкое общество и продолжают жить замкнутыми анклавами. 

«Дальнейшая массовая иммиграция малограмотных и малокультурных групп из стран Африки, Ближнего и Среднего Востока не решит никаких проблем, но создаст множество новых. […] 

Германия […] будет тихо угасать вместе с немцами», — писал Саррацин в своей книге. Апокалиптические прогнозы были встречены немецким истеблишментом более чем прохладно и, в общем, стоили автору карьеры. Ричард Мэн, спикер парламента Берлина, города, где присутствие исламского компонента наиболее ощутимо, назвал выводы, содержащиеся в книге, «самоуверенной чушью». 

И всё же идеи Саррацина по-прежнему находят отклик. Об этом, в частности, говорит рост числа избирателей крайне правой партии «Альтернатива для Германии», которая последовательно и настойчиво выступает за полный запрет на ношение хиджаба в публичных местах.

Цепная реакция запретов

Несмотря на давление крайне правых, пока законодательство Германии одно из самых либеральных в Европе по отношению к мусульманским головным уборам. В ряде земель власти запретили носить хиджабы, никабы и бурки учителям и учащимся школ, кроме того, в стране запрещено закрывать лицо во время работы госслужащим и водителям транспортных средств. Однако общефедерального запрета в Германии не существует — в отличие от соседней Франции, где такой запрет вступил в силу в 2011 году, раньше, чем где бы то ни было в Европе. Инициатором законопроекта, по которому нарушителям, появившимся с закрытым лицом в общественном месте, грозит штраф в 150 евро, а за принуждение закрывать лицо — 30 тысяч евро, стал действующий на тот момент президент страны Николя Саркози. Он выступил с программной речью о национальной идентичности и, в частности, заявил, что «Франция — это страна, в которой нет места парандже и угнетению женщин».

Французское общество, почти на 8% состоящее из мусульман, в целом восприняло инициативу положительно. Ее поддержал даже великий муфтий Парижской мечети Далиль Бубакер, заявивший, что никаб не предписан исламом и его распространение ассоциируется с исламским радикализмом. В результате итоговую версию законопроекта Национальное собрание приняло почти единогласно — 335 голосами против одного. Однако, как и в Швейцарии, сторонники запрета не избежали обвинений в популизме и стремлении заработать политические очки на болезненной для страны теме. Газета Le Figaro опубликовала данные Министерства внутренних дел, согласно которым лишь около 2 тысяч из 33 млн французских женщин носят бурку и никаб. В то же время это меньшинство оказалось весьма агрессивным в отстаивании своих традиций, так что полиции, отвечающей за соблюдение закона на практике, нередко приходилось применять силу. К примеру, когда в городе Траппес полицейские попросили мусульманку снять никаб, это спровоцировало беспорядки, продлившиеся несколько дней. Также с жесткой негативной реакцией власти столкнулись в 2012 году, когда в Марселе по этому закону были арестованы несколько участников акции в поддержку российской панк-группы Pussy Riot. 

Примеру Франции вскоре последовали другие европейские страны, и практически в каждой из них подобные законопроекты вызвали бурные споры. 

Судебные институции Евросоюза дважды подтверждали легитимность запретов: в 2014 году Европейский суд по правам человека отклонил иск 24-летней француженки, оштрафованной за ношение никаба, а в 2021 году Суд Европейского союза подтвердил право работодателей увольнять женщин, отказывающихся снимать мусульманские головные уборы на работе. 

Однако правозащитники из Human Rights Watch каждый раз выступали против, указывая, в частности, что в результате женщины, которых действительно заставляют закрывать лицо, вероятнее всего, будут просто изолированы от общества родственниками. 

Стратегия запугивания

Согласно прошлогоднему отчету, подготовленному экспертами «Инициативы справедливости» фонда «Открытое общество», в девяти из 27 стран ЕС на национальном уровне приняты те или иные запреты на мусульманскую женскую одежду. В их числе Франция, Бельгия, Нидерланды, Австрия, Болгария, Дания, Люксембург, Босния и Герцеговина и Латвия. В этом году к ним присоединилась Швейцария. Подобные запреты никогда не выносились на публичное обсуждение лишь в пяти странах — в Хорватии, на Кипре, в Греции, Польше и Португалии. 

По мнению экспертов, толчком к обсуждению темы послужила кампания против исламского радикализма, развернутая США после терактов 11 сентября 2001 года. 

— пишут авторы доклада, добавляя, что эту тему крайне охотно подхватили европейские националистические и ультраправые партии. 

«В Швейцарии демонизация ислама, мусульман и иммигрантов долгое время была основой предвыборной стратегии SVP, а также других популистских национал-консервативных партий, — подтверждает выводы экспертов Рим-Сара Алуан. — Поскольку эта стратегия способствовала бесчисленным победам SVP на выборах, ее переняли и другие.

Трудно вспомнить другой случай, когда общество поддержало бы инициативу, направленную на столь малое число людей. Это имеет смысл лишь в атмосфере, когда политический успех зависит от страха, от способности убедить избирателей, что традиционная европейская культура (что бы под этим ни подразумевалось) находится в упадке».