Дискуссия между московской колонией и Владимирской тюрьмой  

Политические перемены в России всегда приходят неожиданно. Царский министр фон Плеве, так ратовавший перед 1904 годом за «маленькую победоносную войну», не предполагал, что она приведет к революционному взрыву и заставит самодержавие согласиться на конституцию, парламент и свободу печати. Ленин, жалуясь швейцарским социал-демократам в январе 1917-го, что «мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции», не думал, что до нее осталось несколько недель. И совсем никто летом 1991-го не ждал, что к концу года будет запрещена КПСС и распущен Советский Союз.

В следующий раз перемены придут точно так же — резко и неожиданно. Никто из нас не знает конкретного момента и конкретных обстоятельств, но произойдет это во вполне обозримой перспективе. Цепочка событий, ведущих к этим переменам, уже запущена — самим режимом, в феврале 2022 года. Вопрос только во времени.

А это значит, как справедливо указывает в своей нашумевшей статье Алексей Навальный, что уже скоро в России снова возникнет «окно возможностей» для переучреждения государства на демократических началах. Не «окно гарантий», не «окно готового результата», не «окно светлого и счастливого будущего», а именно «окно возможностей», которым нам предстоит правильно воспользоваться — или бездарно упустить, как это сделали в 90-е. 

Вряд ли кто-то может поспорить, что лидеры демократической России 90-х упустили уникальный исторический шанс. Только упущен он был, на мой взгляд, гораздо раньше тех событий, о которых пишет Алексей: до Конституции 1993-го, залоговых аукционов 1995-го и президентских выборов 1996-го. «Окна возможностей», которые открывают революционные изменения, вообще, как правило, очень маленькие и очень быстро захлопываются. У новой власти есть всего несколько месяцев, в лучшем случае год, чтобы совершить решительный разрыв с тоталитарным прошлым и не допустить его реванша.

Именно этот шанс упустила команда Ельцина в те решающие месяцы 1991–1992 годов, когда каждый день был на вес золота. Общество, прошедшее через травму жестокой диктатуры, массовых внутренних репрессий и агрессивных внешних войн, десятилетиями жившее в условиях тотальной лжи и намеренного искажения нормальных человеческих ценностей, нуждалось прежде всего в нравственном очищении. Это тот путь, которым — в различных формах, но с неизменной сутью — прошли в новейшей истории самые разные страны: от Германии после национал-социализма до государств Латинской Америки после военных диктатур; от бывших соцстран Восточной Европы до (чуть позже описываемых событий) освободившейся от апартеида Южной Африки. Для того, чтобы зло не возвратилось, оно должно быть осмыслено, осуждено и наказано — публично и непременно на государственном уровне. Так, чтобы ни идеология, лежавшая в основе прежнего режима, ни структуры и лица, осуществлявшие его репрессивную политику, не могли оказать пагубного влияния на молодую демократию, особенно в первые, самые важные годы ее становления.

Этот путь действительного обновления был в 1991–1992 годах открыт и России. Общество было к нему готово. В основе набиравшего силу общественного движения конца 80-х — начала 90-х и самой августовской революции 1991-го был именно антитоталитарный пафос, неприятие и отрицание насилия со стороны Коммунистической партии и ее «вооруженного отряда». Неслучайно сразу после победы над путчистами толпы москвичей пошли снимать памятник Дзержинскому на Лубянской площади. Тогда же была демонтирована и мемориальная доска Андропову на фасаде главного здания КГБ. И, вполне возможно, доской и памятником дело бы не ограничилось: собравшиеся на площади люди были готовы идти дальше — на само здание. Отговаривать их от этого на Лубянку приехал лично лидер победившей революции, президент России Борис Ельцин. Его авторитет в те дни был непререкаем, и люди разошлись. Это был первый тревожный звонок.

Всего через несколько дней, на другом митинге у памятника Маяковскому, Владимир Буковский, писатель, многолетний политзаключенный и один из основателей демократического движения в СССР, произнес слова, оказавшиеся пророческими: 

Весь следующий год Буковский и еще несколько наиболее дальновидных демократических лидеров — в том числе народный депутат России и советник президента Ельцина Галина Старовойтова — убеждали российское руководство «добить дракона»: открыть архивы ЦК КПСС и КГБ, опубликовать документы о преступлениях советского режима и его карательных органов, осудить эти преступления на государственном уровне и сделать так, чтобы люди, совершавшие эти преступления, не могли вершить судьбы новой России. Нет, это не была бы «охота на ведьм», как кричали испуганные партийные чиновники. «Задача ведь заключалась не в том, чтобы отделить менее виновных от более виновных и этих последних покарать, а в том, чтобы вызвать процесс морального очищения общества, — пишет Буковский в своей книге «Московский процесс». — Для этого же нужно было судить систему со всеми ее преступлениями». Именно в такой «российский Нюрнберг» Буковский, приглашенный в качестве эксперта президентской стороны, попытался превратить проходившие в 1992 году в Конституционном суде РФ слушания по «делу КПСС», на которых были впервые представлены некоторые (очень немногие) документы из архива ЦК, проливавшие свет на преступления советского режима. А Галина Старовойтова в том же 1992 году внесла в Верховный совет РФ проект Закона о люстрации, предполагавший временный (на пять — десять лет) запрет на занятие должностей в исполнительной власти для бывших партийных работников, а также штатных, резервных и нештатных сотрудников органов КГБ СССР.

Как мы знаем, ничего не получилось. Ельцин не был готов на окончательный разрыв с советским прошлым; лидеры Запада, боявшиеся найти о себе много интересного в московских архивах, давили на Ельцина, чтобы они оставались закрытыми; Верховный совет не стал даже рассматривать законопроект Старовойтовой; а Конституционный суд вынес половинчатое решение, уклонившись от главного — оценки незаконности деятельности самой КПСС (под нелепым предлогом того, что она больше не существует). Выступивший с особым мнением судья КС Анатолий Кононов назвал такое поведение «отказом в правосудии», отметив, что представленные в суде материалы «позволяют квалифицировать эту организацию (КПСС) как преступную», в том числе на основании международных норм «о геноциде, военных преступлениях и преступлениях против мира и человечности». Судья отдельно отметил роль в этих преступлениях «подчиненных КПСС карательных органов».

Но никаких официальных выводов в отношении этих «органов» сделано не было. Архивы по большей части так и остались закрытыми. КГБ отделался косметическим даже не ремонтом, а переоформлением фасада. А люди, принимавшие непосредственное участие в репрессиях, оказались на руководящих постах с первых же дней демократической России. В декабре 1991 года в должности председателя Верховного суда РФ был утвержден Вячеслав Лебедев, еще недавно выносивший приговоры по политическим статьям. В январе 1992-го Управление по борьбе с коррупцией Министерства безопасности РФ возглавил Анатолий Трофимов, который в качестве следователя КГБ вел дела многих московских диссидентов, в том числе Анатолия Щаранского, Юрия Орлова, Сергея Ковалёва и о. Глеба Якунина. Вскоре он дослужился до начальника московского управления ФСБ и замглавы всего ведомства. Подобных примеров много, но назову только еще один: в том же 1992 году правой рукой мэра Петербурга Анатолия Собчака стал офицер КГБ Владимир Путин, который в 70-е лично участвовал в обысках и допросах ленинградских диссидентов.

«Смотрите, это ведь как с раненым зверем: если вы его не добили, он бросится на вас», — предупредил Буковский ельцинское окружение, улетая из Москвы после того, как его попытки закончились неудачей. Чудовищные преступления советской системы и ее карательных органов так и не получили ни нравственной, ни правовой оценки со стороны российского государства. 

Повторюсь: если зло не осмыслено, не осуждено и не наказано, оно обязательно возвращается. 20 декабря 1999 года — за 11 дней до своего переезда в Кремль — премьер-министр Владимир Путин открыл на Лубянке восстановленную мемориальную доску Андропову, ту самую, которая была снята в августе 1991-го.

Мы не имеем права повторить эту ошибку, когда «окно возможностей» откроется в следующий раз. Все архивы должны быть открыты и опубликованы. Все преступления как советского, так и путинского режима должны получить должную оценку на государственном уровне. Все структуры, причастные к этим преступлениям, — в первую очередь ФСБ — должны быть ликвидированы, а люди, которые эти преступления совершали, должны понести ответственность перед законом. Те, кто служил проводниками репрессивной политики, должны быть лишены права занимать государственные посты — и это не «охота на ведьм» (как снова будут кричать некоторые нынешние чиновники), а необходимая защита от нового авторитарного реванша. Оговорю отдельно, хотя это само собой разумеется: для расследования военных преступлений и преступлений против человечности, совершенных путинским режимом в ходе агрессии против Украины, необходимо создать Международный трибунал (по образцу аналогичных по бывшей Югославии и Руанде), которому должны быть переданы все подозреваемые, вне зависимости от званий и должностей.

Только так — в полной мере осмыслив и осудив эти преступления — Россия сможет по-настоящему освободиться от груза прошлого и пойти вперед, к созданию свободного и современного государства на основе права и общечеловеческих ценностей. Чтобы никогда снова не заходить на этот порочный круг и чтобы следующему поколению российских политиков уже не пришлось вести подобных дискуссий между владимирской колонией и московской тюрьмой.

Верю, справимся.