Сюжеты · Общество

Мирнопленные

Российские военные и силовики каждый день похищают местных жителей на оккупированных территориях. Судьба тысяч людей остается неизвестной

Александр Сидоренко, специально для «Новой газеты Европа»

Иллюстрация: Алиса Красникова / «Новая газета Европа»

В реестре пропавших без вести в Украине с 24 февраля 2022 года числится более 25 тысячи украинцев, среди них — 20 тысяч гражданских. Россияне всеми способами пытаются «обменять» похищенных ими гражданских на своих военнослужащих. Но это тупик, никто не хочет менять гражданских на военных. На оккупированной территории любой может стать заложником страны-агрессора. «РФ обязана их вернуть без всяких условий, а не включать их в процесс по обмену военнопленными», — заявил Дмитрий Лубинец, омбудсмен Украины. «Новая-Европа» рассказывает две истории таких похищений.

Напоминаем, «Новая газета Европа» признана нежелательной. Не ссылайтесь на нас в соцсетях, если вы находитесь в России.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

Последний звонок

— Когда началась война, мои родители и 14-летняя сестра жили в городе Олешки в Херсонской области, — говорит Виктория Барабаш. — Папа (50-летний Сергей Котов.Прим. авт.) работал инструктором вождения, был местным активистом, критиковал власть, например, за плохие дороги. У него был авторитет среди горожан. Многие обращались к нему с разными проблемами. 

Около шести утра 7 апреля 2022 года к дому Котовых подъехали пять больших военных машин, двор окружили со всех сторон. Сергей как раз вышел покурить на крыльцо, жена с младшей дочерью еще спали. Он увидел, что от соседей через отогнутый железный забор лезут вооруженные военные в балаклавах. Одновременно кто-то громко стучал в ворота. Котов открыл калитку — во двор зашли еще несколько вооруженных человек в масках, в руках у них были огромные щиты. 

— Вели себя вежливо, можно сказать, на этом этапе отца не били, — продолжает Виктория. 

— У родителей забрали телефоны, всех членов семьи развели по разным комнатам, в доме начали обыск. Всё это время к маме, папе и сестре были приставлены вооруженные люди, которые следили за каждым их движением.

Потом всех по отдельности допросили. После проверки маме телефон вернули. Я не знаю, нашли ли что-то в папином телефоне, но его после допроса увезли, предварительно сказав взять паспорт и лекарства, — папа передвигается на костылях из-за проблем с ногой. Мама умоляла его отпустить, ей ответили: «Вы же видите, мы не такие, как все остальные русские, мы не грабим, не бьем, не лезем к вам в холодильник». Один из них дал слово офицера, что до вечера отца вернут домой. 

Жене Котова сказали держать телефон под рукой и ждать звонка. Вечером следующего дня Сергею дали позвонить, разговаривал он на громкой связи. У него был изменившийся голос — испуганный. Он поговорил с женой, потом попросил дать трубку младшей дочери. В этот же вечер он позвонил и старшей дочери — Виктории. Это был последний раз, когда семья с ним разговаривала. 

— Он тогда сказал, что у него был приступ, что ему ставили капельницу, поэтому не позвонил вчера, — вспоминает Виктория. — Но по голосу было слышно, что это неправда. Он нас просто успокаивал. Я спросила: «Папа, тебя били?», а он поспешно ответил, что нет. Больше мы о нем ничего не слышали до середины августа прошлого года. 

После этого странного звонка семья ждала Котова еще неделю, потом жена с дочерью уехали на подконтрольную Украине территорию. Как только они оказались в безопасности, сразу стали писать во всевозможные структуры Украины, в прокуратуре даже завели уголовное дело как о пропавшем без вести. Обращались и к назначенной РФ «власти» региона — глухо. До выезда боялись куда-то писать и звонить, ведь российские военные могли сделать с ними всё что угодно.

«Владимир» с русским акцентом

Четыре месяца спустя, в августе, Котов смог передать весточку своей семье через сокамерника, и как только тот оказался на свободе, сразу сообщил старшей дочери Сергея, что ее отец в СИЗО-1 в Симферополе. Чтобы семья поверила, звонивший рассказал им историю, которую могли знать только домочадцы. 

— Пока мы искали отца, нам несколько раз звонили разные люди и пытались разводить на деньги, — объясняет свое недоверие к незнакомому человеку Виктория. 

— Например, звонил некий Владимир, на аватарке в мессенджере он в военной форме и с флагом РФ, акцент тоже русский. Сказал: «Я работаю там, где удерживают вашего отца». Пытался у меня выманить 500 долларов якобы на передачу для отца либо звонок от него.

Я попросила записать от отца аудиосообщение, чтобы я точно знала, что это он, тогда уже поговорим про деньги. Больше «Владимир» не звонил. Другие звонили, говорили, что мой отец в Крыму, что ему ампутировали ноги. Приходили какие-то женщины, говорили, что его в живых уже нет, его закопали в лесу, и вы его никогда не найдете. Но мы верили, что он жив. 

Узнав, что Сергей Котов в симферопольском изоляторе, семья попыталась нанять крымского адвоката, но, по словам Виктории, им только морочили голову, обещали помочь и пропадали. Перед Новым годом Котовым позвонил другой парень — Иван (имя героя изменено в целях безопасности его родственников, находящихся на оккупированной территории). Он тоже сидел в одной камере с Котовым, и Сергей передал через него письмо для своей семьи. Ивана задержали сразу после выхода из СИЗО, письмо пришлось выбросить, но он успел выучить его наизусть. Его увезли в другую тюрьму, но через месяц всё-таки отпустили. Тогда Котовы и узнали, где точно находится Сергей и что с ним. 

— В середине января 2023-го мы заключили соглашение с адвокатом, который [ранее] работал над освобождением этого мальчика (Ивану чуть больше 20.Прим. авт.), — говорит Виктория. — Нас все убеждали, что это бессмысленно, задержанных россиянами украинцев не освобождают, но мы знаем, что бывают и положительные результаты. 

Почти через год, в марте 2023-го, семье наконец-то пришла первая официальная бумага: прокуратура Военно-морского флота Российской Федерации подтвердила, что Сергей Котов задержан «в связи с противодействием специальной военной операции» и помещен в СИЗО, но не указали в какое. 

— После этого я снова начала писать в Национальное информационное бюро Украины, в координационный штаб, в СБУ, что моего отца удерживают в плену, но мне снова ответили, что страна-агрессор не подтверждает его задержание, — говорит Виктория. — Я не знаю, действительно ли они делали какие-то запросы, потому что складывается впечатление, что гражданскими сейчас никто не занимается. 

Сергей Котов в мирной жизни. Фото из личного архива

Стреляли из пулемета возле уха

11 мая в Киевском районном суде Симферополя состоялось судебное заседание об избрании меры пресечения: Котова впервые арестовали на два месяца. В отношении него возбуждено уголовное дело по шпионажу (ст. 276 УК РФ). А что было до этого? Более года в заключении нигде не отражено. По словам Виктории, накануне заседания силовики оформили задержание Котова, датированное 10 мая 2023 года, потому что до этого момента он находился в СИЗО без каких-либо официально оформленных документов. 

Сразу после «задержания» якобы за шпионаж Котову пытались навязать адвоката по назначению, но адвокат по соглашению всё же смог пробиться к своему подзащитному. До прихода судьи они смогли пообщаться сквозь стекло. Адвокат начал рассказывать ему историю, которую знали только в семье Котовых. Сергей улыбнулся и закончил ее. 

Сергей Котов в российской тюрьме. Фото из личного архива

— Сходится? — спросил адвокат.

— Сходится, — ответил Котов.

— Я за вас борюсь с января, вас никто не бросал. 

Котов рассказал адвокату, что в Херсоне его сильно били, он терял сознание, его приводили в чувство и снова били. Ему наматывали на голову пакет, водили на расстрел. Стреляли из пулемета возле уха, поэтому он получил контузию, у него постоянный шум в ушах. Уже в заключении у него появился гепатит С. Он страдает хроническим панкреатитом. Кроме того, его больная нога постоянно гниет. Еще до войны ему делали операцию после сложного перелома и занесли инфекцию. Чтобы кость не гнила, нужно постоянно принимать лекарства, но в тюрьме ему, конечно, их никто не дает. В суде адвокат просил изменить ему меру пресечения, но судья Охота решил, что задержанный может сбежать за границу. 

Бывшие сокамерники Котова рассказали Виктории, что питание в СИЗО очень плохое и ее отец с каждым месяцем всё больше худеет. Он пытался поддерживать форму, делая гимнастику, но в изоляторе спорт под запретом. Котов потерял уже более 20 килограмм, хотя всегда был крупным мужчиной. До войны он занимался спортом, Котов — международный мастер спорта по жиму лежа. 

При обыске в телефоне Сергея ничего не нашли, но нашли в телефоне у херсонца Николая Петровского переписку с Котовым, где последний пересылал информацию о передвижении российской техники. По словам Виктории, адвокат иллюзий не питает, говорит, что его подзащитный будет сидеть. Одна надежда — снизить срок по состоянию здоровья, а потом попытаться включить его в обменный фонд.

Иллюстрация: Алиса Красникова / «Новая газета Европа»

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

Не прошедший фильтр

Иван, передавший весточку семье Котовых, сегодня на свободе. И его историю можно считать чудом: похищенному украинцу редко удается вырваться из плена. В июле прошлого года он с родителями хотел выехать через Крым и Россию в Европу. При прохождении импровизированной границы 23-летнего Ивана отправили на так называемый «фильтр» — беседу с сотрудником ФСБ. Тех, кто еще ни разу не пересекал эту границу (в основном это мужчины), по сей день отправляют на допрос в специальную кабинку возле контрольно-пропускного пункта, у них проверяют телефоны и забирают паспорта. 

Телефон Ивана подключили к ноутбуку и через специальную программу восстановили на аппарате все удаленные медиафайлы. «А ты снимал российскую военную технику?» — стало первым вопросом, и Иван понял, что эфэсбешнику уже всё известно. В начале войны он, действительно, снимал проезжавшую через его село технику и передавал ВСУ. После разговора его еще сутки продержали на границе: ждали машину, которая должна была увезти в Армянск всех не прошедших фильтрацию. Уверили, что ничего страшного с ним не случится, в течение недели ему организуют допрос на полиграфе — и дальше он свободен. Ивана привезли в отделение ФСБ в Армянске, где продержали три дня, потом увезли в Симферополь. 

— Мне повезло, — уверен Иван. — В отличие от других парней, на «фильтре» меня не били и мне не угрожали. Может, потому что рядом были мои родители, которые отказались уезжать и всё время «висели на хвосте» у силовиков.

Когда меня повезли в Армянск, они поехали следом и потом караулили там у входа в здание ФСБ. Мне даже на границе не надели наручники и не стали натягивать черную шапку на глаза, как делали с другими. 

Родители ждали Ивана еще месяц в Симферополе. Почти каждый день ходили в ФСБ, там их кормили «завтраками» и говорили, что сына скоро отпустят. В какой-то момент родители поняли, что им врут, и наняли адвоката. Только после этого вернулись домой в село.

«Это у них шутки такие»

— Первого августа [2022-го] меня перевезли в Симферополь, на следующий день был первый допрос кем-то из сотрудников ФСБ, — вспоминает Иван. — Мы пообщались, и оперативник сказал, что всё нормально, что меня увезут в другое место, а потом через три дня — на полиграф. Вот тут мне натянули шапку на глаза, замотали руки скотчем и засунули в багажник автомобиля. 

В таком виде Ивана привезли в СИЗО-1 Симферополя. Опер общался участливо, говорил, где наклониться, чтобы не удариться, где ступенька. Но как только силовик передал задержанного сотрудникам изолятора, руки парня сразу заломили так, что голова оказалась на уровне колен, и повели куда-то внутрь. 

СИЗО-1 Симферополя. Фото: Яндекс.Карты

Сказали полностью раздеться, не снимая шапки с глаз. Кое-как справился. Потом приказ одеться. Как только оделся — сразу же сильный удар в живот. Потом снова… После избиения Ивана опять куда-то повели. 

— Водили этажами то вверх, то вниз, — продолжает Иван. — То куда-то за угол заводили, там били. По пути били.

Потом снова вели куда-то. Завели в кабинет к какому-то сотруднику (молодому, судя по голосу), он составлял анкеты на всех задержанных. Там меня поставили на колени и сказали «не рыпаться». 

Сотрудник задавал Ивану стандартные вопросы: фамилия, место прописки, место проживания, паспортные данные, возраст… Также интересовался политическими взглядами и спрашивал, за что и при каких обстоятельствах Ивана задержали. 

— В какой-то момент он увидел, что мне тяжело стоять на коленях, и разрешил мне встать, еще минут через десять — сесть на стул. Почти сразу после этого кто-то зашел в кабинет и начал меня бить за то, что я сижу. Наверное, это у них шутки такие. 

После допроса Ивану дали в руку ручку и приставили к месту на листе, где он должен был расписаться. Он не видел, что подписывал, так как по-прежнему на его глаза была натянута шапка. 

Следующий кабинет, куда привели Ивана, был медицинский. Там его осмотрели, взяли кровь на анализы, сказали тоже что-то подписать — всё это вслепую. 

Однокамерник Котова

Ивану объяснили, как готовиться к приходу сотрудников колонии: когда они стучат в дверь камеры, нужно быстро встать в позу «дельфинчика» спиной ко входу (ноги широко расставлены, туловище параллельно полу, руки отведены максимально далеко за спину). Как только дадут команду, в этом положении нужно быстро выбежать в коридор. И главное — не смотреть на лица и в глаза сотрудников.

— Когда меня завели в камеру, шапку наконец-то сняли, но сказали не поворачиваться к двери, пока сотрудники не выйдут и не закроют ее, — всё, чтобы не увидеть случайно их лица, — говорит Иван. — Да, не дай бог на них посмотреть — сразу жестоко бьют. 

В камере Иван оказался один. Измученный за день, он быстро уснул. На следующий день у него взяли отпечатки пальцев, записали на видео, сфотографировали. 

Там были две категории конвоиров, — говорит Иван. — Сотрудники колонии, они были в синей форме, полицейские, — их можно было видеть, хотя тоже нежелательно. И зеленые — военные, которые нас выводили из камер, — их вообще нельзя видеть, они заламывали нам руки как можно выше, сразу били, если им казалось, что ты недостаточно низко наклонен.

В камере Иван несколько дней был один. Там стояли две кровати, ему выдали простынь и подушку, а одеяло не дали. На стенах была засохшая кровь. Туалет и умывальник рабочие. Ему даже выдали зубную щетку, пасту и мыло. 

Потом его перевели в камеру, где сидели Сергей Котов и Дмитрий Захаров. Котов рассказал, что в Херсоне его постоянно пытали: били, жгли электрошокером, водили на расстрел.

Ему повезло, что шапку, которую натянули ему на лицо, очень плотно обмотали скотчем, тем самым придавив уши, — иначе он мог оглохнуть от выстрелов возле головы. На больную ногу Котова вставали, били по ней. 

— Вина его такая же, как у меня: снимал военную технику русских, — говорит Иван. — Но в телефоне Сергея ничего не нашли, его сдал Петровский Николай, которого арестовали в Херсоне за неделю до задержания Котова. Теперь они проходят по одному уголовному делу как сообщники. 

Визит прокурора и пение гимна

На полиграф Иван ходил 31 августа. Говорит, допрос состоял из пяти блоков вопросов. Вопросы были простые, но один обязательно такой, чтобы заставить нервничать. Спрашивали, например, мог бы он продать родину, и за какую сумму. Кому он передавал данные о передвижении российской техники. Сказали, что результат будет через четыре дня, но понятно, что никто его не сообщал. 

— Когда адвокат, которого наняли мои родители, начал подавать жалобы, следователь записал видео, в котором я говорю, что нахожусь в СИЗО добровольно, со мной всё хорошо, нахожусь тут типа на курорте, — грустно шутит Иван. — Видео мы записали — нельзя было не записать, иначе сразу били. 

В следующий раз следователь пришел через месяц и сказал Ивану, что его родители не отстают, продолжают добиваться его освобождения через адвоката. Парню повезло, что родители, увидев, что сына задержали, не опустили руки и пять месяцев продолжали за него бороться. Украинцев в СИЗО Симферополя полностью изолируют, защитников к ним не пускают. Адвоката к Ивану тоже не пустили, но тот постоянно писал жалобы. Один раз защитник даже добился проведения прокурорской проверки. 

— Ко мне в камеру пришел прокурор Республики Крым, — говорит Иван. — Зашел, посмотрел по сторонам «для галочки» и написал, что всё хорошо. Хотя, я уверен, он знает, что здесь украинцев жестоко бьют и условия содержания плохие. 

22 октября 2022-го Ивана с сокамерниками Котовым и Захаровым перевели из СИЗО-1 в СИЗО-2. Сидели тем же составом, только теперь к ним присоединился херсонец Дмитрий Ведьмук. На сегодня все, кроме Ивана, по-прежнему находятся в следственном изоляторе. 26 ноября Ивана неожиданно выпустили, но предварительно зачитали ему «предостережение». 

— Это такой «документ-прощение», — говорит Иван. — Смысл текста в том, что Россия очень хорошая, а я — негодяй, но русские меня великодушно прощают.

Из СИЗО Ивана отвезли в отделение ФСБ в Симферополе. Потом — в село Генгорка Генического района, где продержали еще почти месяц. Там пленных украинцев заставляли учить российский гимн, иначе не давали еду. Учить учили, но спеть не успели: в камере Ивана умер мужчина. Накануне его очень сильно пытали, и ночью у него случился инсульт. Иван уверен, что родственники наверняка до сих пор о судьбе погибшего не знают. После трагедии конвоиры на время забыли про разучивание гимна. 

21 декабря его неожиданно позвали на выход, снова натянули на глаза шапку и вывезли в Геническ. Там его высадили на автовокзале, отдали паспорт, в который даже положили 200 рублей на дорогу. Добраться домой из Геническа за эти деньги было невозможно. Близился комендантский час. Иван подходил к разным людям и просил у них телефон, чтобы позвонить отцу, но никто не дал. Уже почти отчаявшись, он наконец-то встретил человека, который дал ему свой телефон, а потом разрешил подождать отца у него дома. 

— Ближе к ночи успел приехать папа, мы вместе переночевали у этих добрых людей. Они нас накормили и очень хорошо к нам отнеслись. На следующее утро поехали домой. Через пару дней я выехал за границу. 

«Есть проблема с "Красным Крестом"»

Анастасия Пантелеева, общественная организация «Медійна ініціатива за права людини»: 

— В базе нашей организации зафиксированы обращения по 948 гражданским заложникам, которые были похищены российскими военными и силовиками. Часть этих людей (к сожалению, цифры нам не известны) была вывезена на территорию РФ, часть находится в местах заключения на оккупированной территории. Крайне малое число из этих людей в чем-то официально обвиняется, их дела рассматриваются судом — то есть в отношении этих людей есть хоть какие-то официальные претензии от РФ. Человек может находиться длительное время в следственном изоляторе, или в колонии, или вообще в подвале на оккупированной территории, но при этом не понимать, в чем его обвиняют. 

Мы считаем таких людей гражданскими заложниками, потому что они не военнопленные. Последних периодически обменивают, а гражданских — нет, потому что это нонсенс, их в принципе невозможно взять в плен.

Украина не собирается брать в плен российских гражданских, поэтому менять наших граждан не на кого. Иногда при обменах россияне отдают нам гражданских, но я не понимаю, как они попадают в обменный фонд военных? Возможно, проблема в восприятии, и кто-то считает обычных людей военнослужащими. Конечно, хорошо, что они возвращаются домой, но логику этих обменов понять сложно.

Эта проблема постоянно поднимается и на государственном, и на международном уровне. Но решения пока нет. Есть проблема с «Красным Крестом», волонтеры которого могли бы посещать заложников, но российские власти их не допускают к гражданам Украины. А других организаций, которые имеют право посещать заключенных, нет. Мы считаем, что представители «Красного Креста» (имеется в виду Международный Комитет Красного Креста. — Прим. авт.) могли бы быть более настойчивыми. Если и они опустят руки, просто сославшись на то, что их не пускают, то цена жизни заложников резко упадет, потому что никто в принципе их судьбой интересоваться не будет.