Позорные страницы

В 1930–1940-е годы в Германии хватало писателей, которые относились с разной степенью симпатии к гитлеровскому режиму. По выражению Йозеф Геббельса — одного из ближайших сподвижников Адольфа Гитлера — в центре внимания подобной литературы были «книга и меч». Эти литераторы продвигали в своих текстах и книгах нацистскую идеологию и старательно готовили немецкий народ к культу фюрера, расовой ненависти (особенно в отношении евреев), транслировали антикоммунистические идеи и концепцию национального превосходства. 

Содержание профашистских текстов и используемый язык также должны были быть простыми, запоминающимися и понятными. В центре внимания стоял «героический» человек как положительная фигура и образец для подражания. Естественно, герой мог быть только немцем. Читатель должен был восторгаться им и отождествлять себя с ним.

В текстах «нужные» идеи иногда более-менее вуалировались, но встречались и прямые восхваления Гитлера, и совершенно откровенные антисемитские высказывания. Некоторые тексты раскрывали понятие «Народ без пространства» (впервые поднятое в одноименном романе Ханса Гримма 1926 года). Как видно, оно появилось еще во времена Веймарской республики, но затем нацисты взяли его на вооружение. Идея была в том, что все возможные лишения немцев якобы были вызваны перенаселенностью Германии, в связи с чем требовалось завоевывать новые земли. Параллельно продвигались мысли, что земля поделена несправедливо, и такой многочисленный народ, как немцы, владеет слишком маленькими территориями. Еще в 1920-м году, задолго до появления романа Гримма, в одном из пунктов программы NSDAP заявлялось, что партия требует «земли для расселения избытков нашего населения».

Вернемся к немецким литераторам. Некоторые из них, официально не принадлежа к нацистскому движению, поощрялись властями, поскольку отдавали должное гитлеровским идеям и выражали солидарность с ними. Были даже те, кто провозглашал фашизм и войну божественным предназначением — и, следовательно, неизбежностью.

В свою очередь, писатели-антифашисты сопротивлялись нацистскому режиму, его враждебности искусству и культуре, его подготовке к войне, а далее — непосредственно войне. Писатели-антифашисты не были убеждены, что нацисты вернут захваченную ими власть, как только война закончится, — литераторы утверждали, что только в случае, если все противники Гитлера будут действовать сообща и солидарно, будет шанс уничтожить нацистскую диктатуру. Сами писатели, настроенные резко против Гитлера, претерпевали все возможные лишения: на них клеветали, их лишали гражданства, имущества и денег, им не давали как публиковаться в периодике, так и издавать свои книги. 

О том, что их работа важна для нацистской Германии, — под «важна» следует понимать «опасна», — прямым текстом заявил сам Гитлер, который сказал в Мюнхене на открытии «Дома немецкого искусства» в июле 1937 года:

Были и запрещенные в Германии журналы, такие как AIZ и Weltbühne, которые возобновили свою работу за границей (в Праге и Париже соответственно, оба уже в 1933 году). Открывались и немецкие издательства — к примеру, закрытый нацистами Malik-Verlag снова начал работу в той же Праге. Были основаны и новые предприятия — как журналы, так и издательства. С сентября в Амстердаме выходил ежемесячный журнал Die Sammlung, издаваемый Клаусом Манном при содействии Генриха Манна, в том же месяце начал выходить ежемесячник Neue deutsche Blätter. Писатели, оставшиеся в Германии и сумевшие избежать ареста, объединились в специально созданный нелегальный Союз пролетарских революционных писателей. Но многих на протяжении последующих лет задерживали и приговаривали к различным срокам.

«Клятва верных последователей»

В том же 1933 году, 26 октября, в ежедневной газете Frankfurter Zeitung появилось обращение восьмидесяти восьми писателей и поэтов, в котором они признались в любви и верности фюреру. Обращение было коротким и называлось «Клятва верных последователей». Вот что говорилось в этой «клятве»:

«Мир, труд, честь и свобода — вот самые священные блага всякой нации и необходимое условие искреннего сосуществования народов. Осознание силы и вновь обретенного единства, наша искренняя воля безоговорочно служить внутреннему и внешнему мирному процессу, глубокая убежденность в наших задачах по восстановлению Рейха и наша решимость не делать ничего, что было бы несовместимо с нашей честью и честью Отечества, заставляют нас в этот серьезный час торжественно присягнуть вам, господин рейхсканцлер, в нашей самой преданной верности».

Под этим обращением — подписи.

Подавляющее большинство неизвестно даже нынешним гражданам Германии (исключая историков, литературоведов и филологов, конечно). Можно зайти, к примеру, в ту же википедию и убедиться: неизвестные личности, совсем неизвестные. Единственное, чем они остались в истории, — тем, что подписали эту «клятву», а потом в своих текстах прославляли нацистские идеи. Их всех давно нет в живых — последний подписант умер в 1995 году.

И то же самое касается и некоторых других, которые именно эту «клятву» не подписали, но всеми силами высказывали лояльность гитлеровскому режиму.

На контрасте взглянем на имена писателей немецкого сопротивления — уехавших в эмиграцию и ушедших в эмиграцию внутреннюю. Томас Манн и его братья и дети. Бертольт Брехт. Эрих-Мария Ремарк. Лион Фейхтвангер. Стефан Цвейг. Альфред Дёблин. Герман Казак. Анна Зегерс. Эрих Вайнерт. И многие другие. Конечно, среди них есть и менее известные имена — особенно для иностранного читателя. Но по ту сторону столь же значимых личностей, как перечисленные в этом абзаце, нет. Потому что и быть их там не могло.