«Ты приедешь, а там войны нет» 

В центре Шебекино стоит металлический каркас, оставшийся от стенда с надписью «Победа». Раньше его выставляли только на 9 Мая, но после начала войны с Украиной перестали убирать вообще. Перед стендом большая выбоина от взрыва, каркас весь дырявый от осколков. Российские флаги возле надписи тоже сильно посечены. В соседних домах выбиты окна, фасады повреждены. На тротуаре осколки стекла. Дома здесь старались защищать: заклеивали окна, чтобы их не выбило взрывной волной, клали мешки с песком.

Местная жительница Ирина (имя изменено) приглашает к себе домой. Она говорит, что ей передали информацию о боях на границе около села Новая Таволжанка. Первую атаку, по ее данным, отбили, но Ирине кажется, что наступать на Шебекино еще будут. Она объясняет, откуда вооруженные люди могут зайти в город с украинской территории. 

— Шебекино располагается в форме подковы, полукруга, — показывает она на кухонном столе. — Вот тут прорываются сейчас, а еще могут пойти с другой стороны. Мы успеем уехать. Мы вот здесь — возле дороги из города. 

Она долго смотрит на свою импровизированную карту и закуривает. Кажется, что в возможности уехать при предполагаемом прорыве в город она убеждает саму себя. Тишину прерывает звонок. Ирине звонит знакомый, он сразу начинает кричать в трубку:

— Я даже не знаю, как их вывезти, просто не знаю!

Его семья осталась в районе, который расположен ближе к границе. 

— А что ты их сюда не перевез, самый безопасный район же? — спрашивает Ирина. 

— Работа же у них. А что, умереть теперь, (если) работа? Это замануха идет этих п…сов… — знакомый не успевает закончить фразу: начинают стрелять.

— «Грады», — говорит собеседнику и мне Ирина. На фоне постоянно слышны взрывы. 

— Бл… «Грады»!

— Где-то далеко они, — пытается успокоить его девушка. 

Собеседник отключается. 

Ирина теперь объясняет, что за ситуация у ее знакомого: она использует для этого пачку сигарет, две зажигалки и крышку от бутылки. 

— Вот он живет тут, — показывает она на крышку, стоящую дальше всего. — Он может проехать по этой дороге, — показывает на первую зажигалку, символизирующую дорогу, она идет прямо от крышки. — Тут стоят российские военные, по дороге постоянно стреляют. Если он захочет выехать через нее, может погибнуть. Знакомые говорили, по мосту прилет ночью был. Если он разбомблен, оттуда не выехать через эту дорогу. Он просто доедет до моста, и всё.

— Вот вторая дорога, с нашей стороны, она безопасна, — показывает на вторую зажигалку. — Но чтобы к ней попасть, — она складывает две выкуренные сигаретные пачки в форме подковы, — нужно проехать вот так через весь город. А город закрыт, и там прилеты, там совсем страшно. Есть еще одна дорога: она идет через Таволжанку. Там бой, украинцы пытаются прорвать границу. 

Из объяснений Ирины ясно, что знакомый рискует просто не доехать до безопасного места. Она берет еще одну сигарету, едва выкурив предыдущую. 

— Возле вокзала прилет, — говорит она Андрею, своему мужу (имя также изменено). Ирине написали об этом знакомые. 

— Нет, это не близко к дому моей матери. Это, вот смотри, когда ты ногти делать едешь, вот туда, — отвечает Андрей. 

— Там Людка еще живет? Вот к ней прилетело?

Вопрос остается без ответа — за окном вновь слышен сильный взрыв. Девушка читает что-то в телефоне и после паузы и очередной сигареты продолжает разговор с мужем. 

— Мне знакомые силовики говорят уезжать. 

— Езжай, забирай сына, — отвечает Андрей.

— А ты?

— Я тут, зачем уезжать? — с неподдельным удивлением говорит мужчина. 

— Чтобы выжить, — тихо отвечает ему Ирина. 

Муж Ирины все-таки хочет забрать маму из дальнего района города, хоть там и обстрелы. Я решаю ехать вместе с ним. Ирина прощается с нами. Ощущение, что в нашем возвращении она не уверена. Берем мою аптечку, бронежилет и каску — они действительно могут понадобиться. 

— Мы быстро, — говорит Андрей. 

Мы даже выходим в домашних тапочках — только забрать его мать и назад. КПП остался за нами, поэтому проблем с въездом в Шебекино нет. Мы едем на старенькой машине, далеко звучат уже привычные «Грады». 

Подъезжаем к дому матери Андрея. На удивление обстрелы затихают. 

Она садится в машину и начинает рассказывать, что сначала был взрыв, потом запах пороха, потом совсем страшно. Едем по центру, который постоянно обстреливали, но именно в это время там подозрительно тихо. 

В домах сквозные дыры, стёкла выбиты, а дорога усыпана красными кирпичами и обломками деревьев. Андрей предлагает быстро посмотреть и сфотографировать последствия, раз уж тихо. Мы останавливаемся, я долго пытаюсь найти сменный аккумулятор для разрядившегося за день фотоаппарата. Мама Андрея остается в машине, он сам идет со мной — ему интересно. 

Мы проходим несколько зданий: в них зияют отверстия. На улице видим всего несколько человек — они осматривают повреждения. Наверное, это их дома: на жителях домашняя одежда. 

Вдалеке внезапно звучит серия взрывов. Андрей смотрит в небо и немного поднимает руку, будто бы сейчас начнет говорить и жестикулировать. Раздается свист летящего снаряда. 

Выражение лица у Андрея резко меняется, я тоже всё понимаю. Бросаемся бежать, я просто несусь к одному из домов: хочу успеть спрятаться в уже разрушенном подъезде. Андрей мчится в другую сторону.

Неожиданно близко раздается взрыв, слышен звук бьющегося стекла, треск чего-то ломающегося совсем рядом. Кричу Андрею, что я здесь, он тоже что-то кричит, но ничего не слышно. Мы вместе бросаемся по направлению к машине, в домашние тапочки впиваются осколки. 

Машина стартует, когда я еще одной ногой стою на земле. Мы пытаемся объехать завал из кирпичей, мама Андрея говорит, что на ее глазах полетели осколки, прямо на нее. Объезжаем воронки, слышны взрывы, но уже чуть дальше. Андрей говорит, что прилетело в 20 метрах от нас. 

Мы приезжаем домой, на нас смотрят как на вернувшихся оттуда, откуда не возвращаются. Ирина уже собирает маленького сына. Две игрушки с собой, только любимые. И энциклопедию. Сын бегает по дому и задевает стопку документов. Они падают, он в спешке пытается их собрать, пока на него укоризненно смотрит мама. 

— Останешься? — спрашиваю я у Андрея, который, в отличие от всех остальных, не собирает вещи. 

— Да, у меня же вон… — отвечает он и показывает на дверь комнаты, где лежит больная родственница.

— А вывезти? Или думаешь, ничего не будет?

— Будет. Точно будет, — отвечает Андрей. 

— А почему не едешь?

— А смысл? Ну я к этому как-то так отношусь: я потерял свой смысл жизни, так зачем мне уезжать, — грустно заканчивает диалог Андрей и уходит в другую комнату. Они с Ириной скоро разводятся. 

Вещи мальчика собраны, с ним едет бабушка, мама Андрея. Ирина с мужем остаются. 

— Ты приедешь, а там войны нет, — говорит она мне, прощаясь.

Мы выезжаем, когда вновь слышны «Грады». Девятилетнему мальчику эти звуки не в новинку, он совсем не боится, в отличие от взрослых. Ему дают настоящий армейский шлем в дорогу: обстрел может начаться в любой момент. Шлем сильно велик, но ребёнку нравится, он воспринимает это как большую игру.

На дорожном отбойнике надпись «Zа наших». На следующий день при обстреле на этом месте погибнут два человека. 

Шебекинцы едут на вокзал, оттуда к родственникам в другие части России — туда, где не стреляют. В зале ожидания белгородского вокзала в основном жители прифронтового города. Их просто отличить: с собой у них почти ничего нет. 

Звуки поезда чем-то напоминают звуки «Града».