«Кресты» на всю жизнь 

«Винный городок»

Принудительный трудовой лагерь, пересыльная тюрьма краткосрочного содержания, одиночная тюрьма, питерский централ, лагерь принудительных работ, окружная изоляционная тюрьма, Следственный изолятор (СИЗО) № 1, колония-поселение, лакомый кусок земли со старыми строениями — таковы этапы эволюции «Крестов» — одной из самых знаменитых тюрем мира (наряду с Алькатрасом, Бастилией и Тауэром). С этим местом неразрывно связаны все этапы истории, происходившие в России с середины XVIII века до наших дней. Действующим элементом уголовно-исправительной системы «Кресты» перестали быть в 2020 году. После неоднократных попыток преобразовать бывший СИЗО во что-то мирное и прибыльное разговор зашел о тактике «весь мир насилья мы разрушим» и «сровнять с землей». Но даже если это случится, то нет никакого сомнения, что так же, как и Бастилия, «Кресты» уже никуда не денутся из мировой истории.

До середины XIX века на месте будущей знаменитой «крытки» (на воровском жаргоне общее название для всех мест лишения свободы. — Здесь и далее примечания автора) располагался «Винный городок». Это название послужило поводом к возникновению мифа о том, что на месте будущего СИЗО ранее располагались склады, на которых хранилась продукция пивоваренного завода. Но это не так. «Винным городком» место было названо с легкой руки императрицы Анны Иоанновны (годы правления — 1730–1740). Сюда отсылались работные люди, уличенные в мелких преступлениях, «дабы трудом тяжким вины свои искупали».

В 1868 году на месте трудового лагеря была построена центральная пересыльная тюрьма (централ). А в 1884 году на ее месте началось возведение тюрьмы одиночного содержания. Необходимость в тюрьме, в которой узники содержались бы только в одиночных камерах, возникла в связи с развитием революционного движения. На том, чтобы «политические» заключенные находились в тюрьме именно поодиночке настаивал Петр Оржевский (член свиты Его Величества и командир Отдельного корпуса жандармов, политической полиции Российской империи, в 1882–1887 годах), который утверждал, что 

Иосиф Джугашвили (Сталин) в начале своей политической деятельности активно занимался «эксами» (экспроприацией — проще говоря, вооруженными налетами, во время которых добывались деньги на политическую деятельность), научившись планированию налетов у опытных уголовников. Да и неполитическим криминальным элементам тоже, по мнению Оржевского, полезно было посидеть в одиночке, а не общаться с себе подобными.

Образцовая тюрьма

Распространенный миф о «Крестах» состоит в том, что архитектор Антоний Томишко построил одиночную тюрьму в форме двух крестов для того, чтобы содержащиеся в них заключенные думали о покаянии. Но это далеко не так. Дело в том, что при планировании одиночной тюрьмы власти взяли за основу «филадельфийскую модель» тюремной системы. Именно в Филадельфии (штат Пенсильвания, США) квакеры в 1776 году построили первую тюрьму одиночного содержания. Отличалась эта модель тем, что позволяла иметь быстрый доступ ко всем камерам без запутанных коридоров и переходов, с административным (руководящим) центром посередине.

К концу XIX века «филадельфийская модель» получила развитие и включала в себя три типа тюремных построек. Веерное (корпуса с камерами отходят от центра веером — так построена тюрьма Моабит под Берлином), звездообразное (корпуса представляют собой лучи звезды, опять же, с центром охраны посередине, яркий образец — Сен-Жильская тюрьма в Брюсселе). Крестообразный тип постройки был уже опробован в Российской империи: в 1837 году по этой схеме была построена тюрьма Катаянокка в Хельсинки. (Финляндия в то время входила в состав Российской империи; в 2002 году бывшая тюрьма, своим внутренним убранством сильно напоминающая питерские «Кресты», была выкуплена гостиничной компанией «Марриотт» и переоборудована в гостиницу. Стоимость переделки, с учетом сохранения исторической аутентичности, составила около 15 млн евро.)

Согласно проекту, утвержденному Александром III, одиночная тюрьма в Петербурге должна была вмещать не менее тысячи заключенных. В то время тюрьмы планировались как единое строение, и для такого количества заключенных требовалось большое здание. Для этого необходимо было снести постройки пересыльной тюрьмы, что в тюремной администрации посчитали нецелесообразным: постройкам еще и 30 лет не исполнилось — и вдруг сносить их! Тогда архитектор Томишко и предложил построить не одно, а два однотипных здания и сохранить часть ранее построенного. Предложение было принято, и в Петербурге появился уникальный тюремный ансамбль «Кресты» (потому что не один, как везде, — а два крестообразных корпуса).

В ходе проектирования выяснилось, что и с двумя зданиями (они должны были быть одинаковыми) всё равно не удается выйти на показатель в 1000 камер. И так и этак прикидывали, но больше 960 камер не выходило. Томишко строил суперсовременную тюрьму, аналогов которой в мире в то время не было. В «Крестах» было электрическое освещение, паровое отопление, горячая вода, двойные рамы на окнах, вентиляция, туалетные точки со смывом (а не как обычно — простое ведро). Представители низшего сословия, составлявшие в те времена большую часть заключенных, подобного комфорта и на свободе никогда не видели, а уж в тюрьме… Но на все эти изыски уходили драгоценные квадратные метры, забирая их у камер. Оржевский и Томишко подумали и решили не докладывать императору о проблеме заранее. Существовала вероятность, что Александр III решит строиться в другом месте, а вот это было невыгодно заказчику (в лице не только Оржевского, но и руководства Управления тюрем). Дело в том, что часть работ по строительству новой тюрьмы планировалось произвести руками заключенных, находившихся в пересыльной тюрьме. А это серьезная экономия бюджета, причем незапланированная, а значит, прибыль можно присвоить. Что поделать, казнокрадство в России процветало всегда — правда, масштабы были разные.

В 1892 году одиночная тюрьма была сдана в эксплуатацию. Архитектор исхитрился и построил 999 камер вместо 960. И сразу же родился еще один миф. Мол, когда архитектор пришел к Александру III и сказал: 

Академик Императорской академии художеств Антоний Томишко (в Академию художеств его приняли сразу после постройки «Крестов») умер своей смертью в 1900 году. Однако байки о душе архитектора, замурованного в тысячной камере, ходили в «Крестах» вплоть до их официального закрытия. Мол, дух архитектора, если какой сиделец ему понравится, может рассказать, как покинуть тюрьму тайными ходами, неизвестными охране.

Один из первых «политических» заключенных «Крестов» Порфирий Инфантьев (русский революционер, 1860–1913, этнограф и писатель, к одиночному заключению в «Крестах» был приговорен в 1897 году, написал книгу «Кресты», опубликованную в 1907 году) так писал о тюрьме:

В книга Инфантьев жаловался лишь на излишнюю канцелярщину:

Лимоны в «Крестах» были средством от цинги, которая развивалась у тех заключенных, кто не мог себе позволить покупать продукты в тюремной лавке или получать передачи с воли. А тюремная пайка оставляла желать лучшего. В основном, как вспоминал Инфантьев, «разваренный в воде с разными приправами картофель, который клали в котел прямо в шелухе».

А вот еще один «политический» заключенный, отец писателя Набокова, попавший в «Кресты» прямо из кресла депутата I Государственной Думы (избрана 10 мая 1906 года, распущена Николаем II 22 июля 1906 года, около 150 депутатов из 499 были приговорены к различным срокам одиночного заключения за призыв к свержению самодержавия в «Выборгском воззвании»), умудрялся в тюрьме даже простоквашу готовить из «превосходного молока», как он писал жене в письмах на туалетной бумаге. Кстати, тоже повод призадуматься о «кровавом царском режиме»: в те времена не какая-то газета или мокрая тряпка многоразового использования, а именно туалетная бумага!

Вообще, Набоков-старший жил в тюрьме так, как через 60 лет там будут жить «смотрящие» (главный смотритель за воровским порядком в «крытке», чаще всего «смотрящими» становились воры в законе, и только если таковых на зоне не было, назначался «положенец» или «авторитетный бродяга»). По тюрьме расхаживал в ярких шелковых рубахах, в камере установил резиновую ванну и имел возможность закупать и держать в камере неограниченное количество книг. Позже эти книги, как и книги других бывших депутатов, составят основу тюремной библиотеки.

Среди знаменитых революционеров, «погостивших» в «Крестах» перед 1917 годом, были Владимир Антонов-Овсеенко, Лев Троцкий, Павел Дыбенко, Лев Каменев, Александр Луначарский. После февраля 1917 года список пополнился министрами царского правительства и высшими чинами жандармерии и полиции. Сюда же в ноябре 1917 года были доставлены все министры Временного правительства, исключая Александра Керенского. Впрочем, последний познакомился с «Крестами» еще в 1905–1906 годах, проведя в тюрьме три с половиной месяца.

«Муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне…»

После захвата власти большевиками «Кресты» некоторое время были принудительным трудовым лагерем с довольно свободным режимом. Работникам лагеря необходимо было присутствовать на утренней и вечерней поверках, ну и докладывать о сделанном за день — всё остальное время за ними особо не следили. Однако одно крыло из восьми (в одном крестообразном корпусе — четыре крыла) в 1918 году заняла Петроградская ЧК и доставляла туда контрреволюционеров для многодневных допросов. 

Именно в «Крестах» в августе 1921 года оказались члены «Петроградской боевой организации Таганцева», членом которой был признан муж Анны Ахматовой Николай Гумилев. И именно тогда великая поэтесса узнает о существовании «Крестов». Николай Гумилев будет расстрелян через несколько дней после ареста. Ни место расстрела, ни место захоронения расстрелянных до сих пор не известны.

На тот период приходится единственный подтвержденный документально удачный побег из «Крестов». 11 ноября 1922 года знаменитый питерский налетчик Ленька Пантелеев вместе с сообщниками взобрался на стену по сваленным под ней дровам, перелез через нее и спустился наружу по связанным между собой одеялам. На воле он пробыл всего два месяца. 13 февраля 1923 года Пантелеев был застрелен при задержании, а его голова была выставлена на всеобщее обозрение.

В том же 1923 году комплекс «Кресты» получает статус Петроградской изоляционной тюрьмы и перестает быть одиночной тюрьмой. В камерах начинают устанавливать дополнительные нары, некоторые межкамерные стены сносят, чтобы объединить две, а то и три камеры в одну. Ни о каких шести-семи кв. м. на человека, как было установлено Александром III, речи уже не шло. В бывших одиночках жили по четыре человека. И это, как покажет время, были вполне комфортные условия. А еще именно тогда «Кресты» приобретают статус «исполнительного» учреждения, то есть тюрьмы, в которой исполняли смертные приговоры. Этот статус останется за «Крестами» вплоть до отмены смертной казни в России в 1996 году.

После убийства Сергея Кирова в 1934 году в СССР был объявлен «красный террор», продлившийся пять лет.

Спали по очереди, причем днем койки поднимались, и спать на них не полагалось. В то время в «Крестах» ожидали своей участи многие видные деятели науки, искусства, военные. Среди них поэт Николай Заболоцкий, востоковед Теодор Шумовский, актер Георгий Жженов, будущий маршал Победы Константин Рокоссовский. И, конечно, сын Николая Гумилева и Анны Ахматовой, историк и автор теории пассионарности Лев Гумилев, благодаря которому о «Крестах» узнал весь мир.

Хотя если быть совсем уж точным, то всё-таки знаменитыми «Кресты» сделал не он сам, а его мать, посвятившая множество стихов тому периоду, когда стояла в очередях, чтобы передать сыну продукты или увидеть его хотя бы мельком, и которая завещала увековечить ее память именно возле «Крестов». В начале 90-х годов прошлого века у входа в СИЗО повесили табличку с барельефом Ахматовой и высеченным на ней завещанием поэтессы:

«А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем — не ставить его

Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слезы, струится подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли».

Лев Гумилев в «Крестах» оказывался трижды. Первый раз — вместе с отчимом Николаем Пуниным. Они были арестованы 23 октября 1935 года. Тогда Анна Ахматова через Елену Булгакову (жена Михаила Булгакова) и Бориса Пастернака умудрилась передать письмо самому Сталину. И тот распорядился отпустить Гумилева и Пунина. Уже 4 ноября оба оказались на свободе. Второй арест произошел в ночь с 10 на 11 марта 1938 года и закончился обвинительным приговором. Именно в это время Анна Ахматова продолжила в перерывах между часами, проведенными у «Крестов» (по воспоминаниям Ахматовой, иногда она выстаивала там по 17–18 часов в сутки), писать свой знаменитый «Реквием» (первые две главы были написаны в 1934–35 годах, главы с третьей по седьмую — в 1938–40 гг., остальное — уже после войны; с конца 50-х «Реквием» стал частями распространяться в «Самиздате», в 1964 году поэма была издана в Мюнхене).

Несмотря на «хрущевскую оттепель», партийные власти продолжали игнорировать великую поэтессу. А весь мир, восхищенный «Реквиемом», заинтересовался таинственной тюрьмой, возле которой Ахматова слышала «громыхание черных марусь» (так тогда называли тюремные «воронки»; если Ахматова приходила к дверям «Крестов» ранним утром, она могла наблюдать, как после ночных облав в тюрьму съезжаются наполненные людьми «воронки-маруси»). После публикации «Реквиема» Ахматову дважды (в 1965 и 1966 годах) номинировали на Нобелевскую премию по литературе. В 65-м премию получил Михаил Шолохов, в 66-м — Шмуэль Агнон и Нэлли Закс «за произведения, исследующие судьбу еврейского народа». Но интереса к тюрьмам Советского Союза это не убавило. Однако в стране после короткого периода «хрущевской оттепели» уже царствовали застой, железный занавес и тотальная секретность.

Секретность в отношении «Крестов» имеет под собой некоторые основания. Дело в том, что во время Великой Отечественной войны в тюрьме некоторое время базировалось Особое конструкторское бюро (ОКБ), состоявшее из специалистов-заключенных. Такие ОКБ называли «шарашками», содержание в них было намного лучше, чем в обычных тюрьмах и лагерях. Ученые питались и одевались, как обычные советские инженеры их уровня (со спецпайками), а особо отличившимся могли даже предоставить долговременное свидание с семьей.

ОКБ-172 занималось разработкой новых образцов морской артиллерии. После начала войны часть инженеров-конструкторов переправили в Молотов (Пермь), часть — в Молотовск (Северодвинск), но часть осталась в Ленинграде и больше года базировалась в «Крестах». Именно там были разработаны самоходные артиллерийские установки СУ-152 и ИСУ-152, прекрасно зарекомендовавшие себя в танковых сражениях 1943–1945 годов как «убийцы» тяжелых немецких танков — «Пантер» (Pz.Kpfv-V) и «Тигров» (Pz.Kpfv-VI).

Удивительно, но во время блокады Ленинграда на территорию «Крестов» упала всего одна авиабомба. Это произошло во время самой массированной авиабомбардировки города 7 ноября 1941 года. В результате взрыва пострадали северные ворота и были убиты двое охранников. Большинство заключенных из «Крестов» были вывезены из Ленинграда в начале октября 1941 года. Оставшиеся заключенные (наиболее смирные и не склонные к побегам, бунтам и пр.) во время блокады использовались на тушении пожаров, строительстве оборонительных сооружений и в первую блокадную зиму в качестве сборщиков трупов на улицах города.

Некоторая часть заключенных и охранников умерли от голода. Но таких могло быть намного больше, если бы волею случая в «Крестах» не задержались инженеры из «шарашки», которых, как уже отмечалось, снабжали по высшему разряду. Из этого снабжения кое-что перепадало и обычным заключенным, и их охранникам.

В первую очередь необходимо было заменить проржавевшие трубы водопроводов, износившуюся электропроводку, засорившиеся вентиляционные отдушины. На всё это требовались деньги, которых взять было негде. 

В 1946 году изношенностью водопровода воспользовался некто Волков. Камера, в которой он сидел, одной стеной выходила как раз на Арсенальную набережную. Вплотную к этой стене подходила труба водоснабжения, заложенная одинарной (в один кирпич) кладкой. Труба в одном месте сильно прогнила, вода разъела кирпич. Волков оторвал кусок трубы, с ее помощью несколько недель выковыривал кирпичи из несущей стены. Вынутые кирпичи (те, что были не нужны для маскировки «работы») давил до состояния песка и смывал в унитаз. В конце концов Волкову удалось проковырять дыру, через которую он смог выбраться на свободу. Однако руководство «Крестов» не считало этот побег удачным. Дело в том, что беглец пробыл на свободе менее суток. Первым делом Волков отправился в общественную баню, чтобы смыть с себя запах и грязь неволи, а заодно украсть что-нибудь из одежды. А там нос к носу столкнулся с надзирателем из того корпуса, в котором сидел. Вертухай не растерялся, скрутил беглеца и вернул того обратно, заработав поощрение, премию в размере двух окладов и избежав наказания за недостаточную внимательность при осмотре камеры Волкова.

В конце 40-х годов руководство «Крестов» предложило организовать в тюрьме какое-нибудь производство. Всевозможные согласования и рассмотрения разных проектов заняли больше десяти лет. Лишь в 1958 году на территории «Крестов» развернули производство картонной тары. Товар был остро востребован, а потому дело моментально стало прибыльным. Появились деньги на ремонт, и в «Крестах» началось очередное (последнее) переоборудование, совмещенное с ремонтом.

«Крестовая» обкатка

1964 год стал эпохальным для СССР, для Анны Ахматовой и для «Крестов». С поста генсека КПСС был смещен Хрущев. «Реквием» впервые был издан в полном объеме, а «Кресты» в очередной раз поменяли свой статус, став из тюрьмы следственным изолятором. Изменение статуса стало дополнительным поводом для отказов тем, кто хотел познакомиться с «Крестами» не в качестве заключенного, а как турист или журналист. Мол, здесь содержатся те, вина которых еще не доказана судом, а потому даже видеть их посторонним людям нельзя. Увидите, запомните, а потом встретите на улице да и обвините невиновного человека в том, что он преступник.

Не имея возможности получить информацию из первых рук, западные журналисты, чтобы хоть как-то удовлетворить интерес читателей, вынуждены были публиковать те крупицы информации, которые им удавалось добывать у русских эмигрантов первой волны, которые побывали еще в царских «Крестах», у тех, кто остался на Западе после окончания Второй мировой войны и познакомился с действительностью «Крестов» периода Большого террора 30-х. Но все те статьи имели очень мало общего с действительностью, потому что после смерти Сталина, короткой оттепели и наступления эпохи застоя сильно изменилось и общество. В том числе и та его часть, которую принято называть «криминальным миром». А вместе с этим миром изменялись и условия в местах лишения свободы. В том числе и в «Крестах», где оттачивались приемы противостояния воровского мира и тюремных администраций в новых условиях.

— «Кресты» в нашем сообществе всегда считались уникальной «крыткой», — рассказал «Новой-Европа» Николай Жданов, семь раз судимый и проведший в «Крестах» в разное время около десяти лет (из 32 отсиженных). 

(«Конь» — передача продуктов, сигарет, наркотиков или письма («малявы») между камерами. «Дорога» — налаженная с помощью веревок и ниток связь между камерами, прокладывается с наружной стороны окон.) Во-вторых, если «смотрящий» располагался в одном корпусе, то ему почти невозможно было оперативно реагировать на происходящее в другом. Какое-то время пытались «назначать» по смотрящему на каждый корпус. Но тут уже администрация не дремала. Вертухаи вычисляли «положенцев», или воров в законе, и размещали их в одном корпусе. Вот и получалось, что в одном корпусе аж два смотрящих, а в другом ни одного.

Институт воров в законе как держателей воровских традиций начал складываться еще в Российской империи. В 20–30-е годы был разработан свод поведенческих правил, получивших название «воровской закон». Данный закон запрещал любое сотрудничество с официальными властями, а тем более с администрацией «крыток». 

Во время Отечественной войны воровской мир разделился: одни уголовники предпочли держаться «буквы закона», другие решили, что война священна и является поводом немного отойти от правил. Вторые взяли в руки оружие и пошли воевать. На воровском жаргоне — «ссучились». После окончания войны большинство из бывших штрафбатовцев из числа уголовников взялись за старое и стали возвращаться на зоны. А там были сильны настроения, согласно которым 

Бывшие фронтовики так не думали. Разные точки зрения привели к кровавым разборкам между уголовниками, получившим название «сучьи войны». Окончательную точку в этом вопросе поставили именно «Кресты». Даже самые консервативные зэки вынуждены были признать, что для блага всего сообщества и при невозможности других путей решения допустимо использовать администрации колоний и тюрем в своих целях. Пример «Крестов», где для связи заключенных использовались надзиратели, ясно показал, что в этом имеется определенная выгода для всего сообщества.

Администрация «Крестов» пыталась противодействовать общению уголовников из разных корпусов, ограничив перемещение надзирателей всего одним корпусом. Свободно перемещаться по тюрьме могло лишь начальство, а потому некоторые рядовые надзиратели не знали в лицо своих коллег из другого корпуса. Этим попытались воспользоваться двое заключенных. Сидя в камере, эти гении (иначе не скажешь) из подручных средств (газеты, журналы, книги, хлебный мякиш, красные нитки из носков, химический карандаш и чернила для наколок) умудрились изготовить два удостоверения сотрудников СИЗО. Получившиеся «корочки» были настолько качественно сделаны, что их спокойно выпустили сперва из корпуса, а потом и на центральном выходе. Незнакомые лица и гражданская одежда подозрений не вызвали. Потому что половина охранников не знала в лицо других своих коллег, а в «гражданке» часто ходили сотрудники оперативной части.

Этот побег руководство «Крестов» тоже называло неудачным, потому что меньше чем через сутки один из сбежавших вернулся обратно и сдал подельника. Но с тех пор руководство СИЗО не решалось больше отделять персонал одного корпуса от другого. Сотрудники «Крестов» стали свободно перемещаться по обоим корпусам. Кроме того, передаваемые уголовниками сообщения часто перехватывались оперативниками, позволяя администрации быть в курсе того, что происходит на зоне.

— Некоторые малявы нельзя было доверить вертухаям, а потому для их передачи использовались пристяжные (свита криминальных авторитетов) и разные схемы перемещений между корпусами, — рассказывает Жданов. — Например, какой-нибудь зэк признавался в некоем преступлении, в котором принимали участие еще несколько человек. Так как по закону подозреваемых в одном преступлении запрещалось содержать в непосредственной близости друг от друга, то этого зэка переводили в другой корпус. Были и другие способы. Позже наработанные в «Крестах» варианты использовались уже для сообщений между разными «крытками». Ведь передать бумажку с «прогоном» (письмо воров в законе) из одной зоны в другую ненамного сложнее, чем из одного корпуса в другой. Да и отработать вариант всё-таки легче на маленьком расстоянии, а не тогда, когда тебе нужно передать «маляву» из Питера в Иркутск. Вот так и получалось, что новые придумки сперва обкатывались в «Крестах», а уже потом запускались, так сказать, в серию.

Романтика, памятники, стихи и песни

Развитие кооперативного движение повлекло за собой появление мощного рэкетирского движения. Уровень преступности резко повысился, на порядки увеличилось число арестованных. После развала СССР «Кресты» были вынуждены вспомнить времена «большого террора», когда в камеры по шесть-семь кв. м запирали по 20 заключенных. Но этим переменам предшествовала история, легшая в основу художественного фильма «Тюремный романс» с Александром Абдуловым и Мариной Неёловой в главных ролях. Фильм повествует историю неудачного побега налетчика Сергея Мадуева из «Крестов» в 1991 году.

«Последний советский налетчик», как назвали Мадуева СМИ, родился 17 июня 1956 года в колонии-поселении в Казахской ССР. Его отцом был чеченец, осужденный за сопротивление депортации 1944 года. Мать была кореянкой, осужденной за спекуляцию. Горячая кавказская кровь смешалась с тонкими восточными чертами, явив миру результат, просто наповал сражающий женщин. Недаром одной из кличек Мадуева (самая известная «Червонец», хотя сам себя он называл «Вором вне закона») была «Сердцеед». На преступный путь он встал еще в 70-х, но самые громкие налеты, сопряженные с убийствами, были совершены Червонцем и его подельниками в конце 80-х. Несколько из них произошли в Ленинграде. Поэтому, когда Мадуев в январе 1990-го был арестован в Ташкенте, его этапировали именно в Ленинград и поместили в «Кресты».

За свою недолгую, но богатую на события жизнь (на тот момент 34 года) Мадуев успел насолить многим людям по обе стороны закона. В числе его «подвигов» были кража «воровского общака» в Узбекистане, ограбление грузинского вора в законе и убийство бывшего сотрудника МВД. Неудивительно, что сразу после ареста Мадуев заключил сделку со следственной бригадой, которая расследовала его преступления. Заключалась она в том, что ему за решеткой гарантируют полную безопасность, а он взамен признается во всех своих эпизодах, выдает все подробности, подельников и наводчиков.

3 мая 1991 года Мадуева должны были этапировать в Москву, где начинался суд над его бывшими подельниками братьями Мурзабековыми. 

После чего потребовал пропустить его. В коридоре путь Червонцу преградил майор Ермолаев. Мадуев выстрелил в него, а затем метко брошенная кем-то из охранников резиновая дубинка выбила пистолет из руки заключенного, и преступника моментально скрутили.

Следствие выяснило, что пистолет Мадуеву передала следователь прокуратуры Наталья Воронцова, не устоявшая перед обаянием подследственного и влюбившаяся в него. Позднее она была приговорена к семи годам лишения свободы. Освободившись, поменяла имя и фамилию, переехала куда-то на юг страны. По неподтвержденным данным, в настоящее время работает адвокатом.

Червонец еще дважды пытался сбежать: один раз при помощи муляжа пистолета, слепленного из хлеба, второй раз при помощи пистолета, переданного ему охранником, который утверждал, что Мадуев его загипнотизировал. Оба побега не удались. В 1995 году Червонца приговорили к высшей мере наказания, но в связи с мораторием на смертную казнь расстрел был заменен пожизненным сроком лишения свободы. Еще четыре года Мадуев жил в «Крестах», ожидая решений по своим апелляциям. Затем его перевели в Новочеркасск, откуда в ноябре 2000 года доставили в «Черный дельфин» (самая большая в России колония особого режима для пожизненно осужденных, расположена в Оренбургской области), где менее чем через месяц, 10 декабря 2000 года, 44-летний «последний советский налетчик» умер. По официальной версии, от сердечно-сосудистой недостаточности и сахарного диабета. По неофициальной — приговор воров в законе кто-то привел в исполнение.

Последний раз попытка незаконного выхода из «Крестов» была предпринята 23 февраля 1992 года. Семеро заключенных во главе с неоднократно судимыми Юрием Перепелкиным и Юрием Шапрановым изготовили заточки из обувных супинаторов и муляжи гранат из хлебного мякиша, умудрившись даже покрасить их в зеленый цвет. Угрожая этим оружием, заключенные захватили двух заложников: контролеров Александра Яремского и Валентину Авакумову — после чего потребовали свободу-миллион-самолет.

После продолжительных переговоров было принято решение о штурме, во время которого трое преступников, в том числе и Шапранов, были убиты. Заложник Яремский умер от ран, нанесенных ему Перепелкиным, Авакумова почти не пострадала. В настоящее время инициатор побега отбывает пожизненный срок лишения свободы. Больше попыток сбежать из «Крестов» не предпринималось.

В 2006 году было принято решение о строительстве «Крестов-2» (другое название — «Новые Кресты») в районе Колпино на окраине Петербурга. На территории в 35 га были возведены два восьмиэтажных корпуса в крестообразной форме и вспомогательные постройки. Новый изолятор рассчитан на четыре тысячи заключенных, при соблюдении нормы в 7 кв. м на человека. В 2017 году последние подследственные покинули старые «Кресты», перебравшись в новые. Некоторое время бывший СИЗО еще продолжал действовать как колония-поселение, в ней числилось около 200 заключенных. На момент передачи «Крестов» в «ДОМ.РФ» там находилась лишь немногочисленная охрана.

28 апреля 1995 года напротив «Крестов» (на противоположном берегу Невы) был установлен мемориал «Жертвам политических репрессий» по проекту художника Михаила Шемякина. Два бронзовых сфинкса обращены к жилым домам Петербурга юными женскими лицами, а к «Крестам» — обнажившимися черепами. Между сфинксами — стилизованное окно тюремной решетки, по периметрам постаментов — медные таблички с выгравированными на них стихами Николая Гумилева, Осипа Мандельштама, Николая Заболоцкого, Дмитрия Лихачева, Даниила Андреева, Иосифа Бродского, Александра Солженицына, Юрия Галанскова, Владимира Высоцкого, Владимира Буковского, Анны Ахматовой.

В 2005 году также напротив «Крестов», между Шпалерной улицей и Воскресенской набережной установлен памятник Ахматовой петербургского скульптора Галины Додоновой. На пьедестале высечены строки из «Реквиема»:

Сам собой возникает вопрос: а что будет со всеми этими памятниками, монументами и мемориальными табличками, если будет принято решение о сносе «Крестов»? Видимо, отправят «на свалку истории»…

P. S. В 2002–2006 годах автор этой статьи посещал «Кресты» не реже двух раз в неделю. В то время там, в тюремном клубе, шло судебное следствие по «делу банды Шутова». Автор был свидетелем того, как один из подсудимых по тому делу Евгений Николаев, приговоренный к пожизненному сроку лишения свободы, в интервью журналисту Максиму Максимову (убит 29 июня 2004 года предположительно коррумпированными сотрудниками МВД, тело так и не было найдено, убийство считается нераскрытым) утверждал, что знаменитая песня «Владимирский централ» была придумана не «королем русского шансона» Михаилом Кругом (убит в Твери 1 июля 2002 года), а именно им, Николаевым. Вернее, как говорил Николаев, он придумал не всю песню, а лишь припев, который в оригинале звучал так: 

«Питерский централ, ветер северный,
Этапом на «Кресты», срок немереный
Упал на плечи, словно груз.

Питерский централ, ветер северный,
Когда суд мне банковал срок немерный,
Не тюрьма меня сгубила, а к одиннадцати туз».

Круг заменил там лишь Питер и «Кресты» на Владимир и Тверь. Николаев никогда не претендовал на авторство, потому что, по его же собственным словам, вся остальная песня придумана именно Кругом.