Слияние и отвращение

Включите любой выпуск ютуб-шоу «Эмпатия Манучи».

Слева/справа в кадре — одетый в какой-нибудь тотал-блэк ведущий, молодой красавец Вячеслав Манучаров, с модной причёской и лёгкой небритостью на лице. Он сидит, манерно закинув ногу на ногу, и на колене у него уютно расположен айфон в чёрном чехле, с которого он подсматривает — непринуждённо, с элегантностью актёра, едва замечающего суфлёр — план беседы. В некоторых выпусках Манучаров надевает короткие штаны и кроссовки на босу ногу; иногда — футболку с надписью «БОГЕМА»; периодически на его пальцах появляются перстни, а на запястье — массивные часы с серебристым браслетом.

Обычно съёмка проходит в безликой студии, но иногда на заднем плане встречается абстрактное искусство, а как бы «новогодний» выпуск со Станиславом Садальским вообще записан в ресторане «Тифлисский дворик», за накрытым белой скатертью столом, с бокалами, пирожными и заодно иконой (да, тут же, прямо на столе).

— Когда вот это случилось, 24 числа, по-моему, — говорит артист Садальский на полном серьёзе, — мне позвонил «Собеседник» и спрашивает: «Вы за или против?» А что я должен говорить? Я в списках врагов Украины. У меня мать украинка. Что я должен говорить? Я так люблю Украину, но первые начали не мы!

— А как это так, — задаёт вопрос модный Манучаров, — в Одессе сносят памятники русской императрице? Это что такое?

— Это вообще! Помните, в 14-м году, когда там русских убивали в Доме профсоюзов, Говорухин сказал: я презираю одесситов, которые не заступились! Никто не заступился за Екатерину! Это позор!

Смотреть дальше тяжело. Мысли путаются и у гостя, хоть в бокале по уверению участников вода, и у модного Манучарова, который подбрасывает реплики и слушает, напустив на себя глубокомысленный вид. Перематываю по таймкоду «отсутствие либералов в программе Манучи».

Действительно. Кому они нужны? Кроме всех без исключения гостей программы модного Манучарова, ни один выпуск которой не обходится без дежурного «осуждения» врагов, предателей, эмигрантов и далее по списку.

Иногда это осуждение, надо признать, носит характер довольно яркий.

Именно напротив модного Манучарова артист Антон Шагин назвал Ивана Урганта, Максима Галкина, Чулпан Хаматову «иудовым племенем; людьми с сердцем изначально предательским». А артист Андрей Соколов заявил, что сейчас не время критиковать страну, так как «когда хирург делает операцию, не время хирургу говорить, что он там делает не так». А писатель Олег Рой и актриса Яна Поплавская сошлись во мнении, что России нужна «спецоперация в культуре».

— Нужно провести спецоперацию по отношению к себе самому, — даже заявил писатель Рой, и с этим удивительным парадоксальным тезисом я даже склонен бы согласиться. И правда, как здорово было бы, если бы все эти спецоператоры проводили свои спецоперации только и исключительно на самих себе.

Модная смерть

Чтобы смотреть выпуски модного Манучарова, нужно иметь особое настроение.

Это совсем не то же самое, что выползающие прямо из головы Владимира Соловьёва танки; это не милые угрозы ракетным адом от Маргариты Симоньян; не безудержная пошлость «шуток» её мужа Кеосаяна; тут нет ничего общего с милитаристской наглостью военкоров и метафизикой Дугина-Проханова и прочих эзотериков.

В отличие от пропагандистского ТВ, где зло наступает активно, агрессивно, и, если ты смеешь усомниться в доброте этого зла, тебя тут же переедут гусеницами бредовых конструкций, модный мир Манучарова — это человеческий мир. Гости здесь вроде как исповедуются: рассказывают о личном; о том, как они переживают; о том, что у них на душе. Но поскольку «либералы не нужны», и гостями программы становятся редкие (скажем честно, правда, очень редкие!) провоенные «деятели культуры» (актёрами, писателям и прочими должностями их именуют чаще по старой памяти), то создаётся впечатление, что поддерживать войну и СВО — это вообще будто бы нормально.

Я не хочу сейчас уходить в частности: цитировать конспирологию и шизофрению, которой блистают наевшиеся пропаганды и лишённые собственного критического мышления гости модного Манучарова. Можно было бы сказать, что это такой коллективный Оскар Кучера — разве что Кучера пасовал перед Дудём, а модный Манучаров действительно «раскрывает» гостей, поддакивая им и своим услужливым молчанием всё более их радикализируя.

И с определённого момента у гостей, и так-то не блиставших (вот пара последних гостей: Анатолий Вассерман как интеллектуал, Юрий Гальцев как актёр, Кибовский и Захарова как чиновники, Денис Майданов и Розенбаум как певцы — серьёзно, список гостей будто телепортировали из 2007-го) — просто срывает крышу. Таким, как мы, конечно, забавно наблюдать, как человек переходит от изъявления умеренного бреда к абсолютному, несдержанному, откровенному фашизму, даже не отдавая себе в этом отчёта. Но вообще-то это зрелище печальное.

И хотя я понимаю сентимент, с которым мне ответят, что «жалеть их нечего»; но на самом деле видно, что эти люди — отставшие от жизни, несчастные, утратившие какую-либо честность и давно ушедшие в мир грёз — просто тяжело больны. Как отлично сказал Павел Лобков про Антона Красовского, «видимо, [ему] хотелось припасть к чему-то большому, теплому и сильному, к какой-то русской печи <…> и тогда он припал к теплу мобильного крематория».

Нормальный фашизм

К слову, о Красовском.

Ещё до начала войны, когда модный Манучаров ещё беседовал с Боженой Рынской, Синдеевой и Ириной Хакамадой (удивительно, но тогда либералы были нужны…), Антон Красовский в своих «Антонимах» стал чуть ли не первым, кто запустил дискурс «нормализации фашизма».

Призыв «утопить протестующих в Мойке», ставший мемом, ведь был только вершиной айсберга. Вся его программа была построена, в общем, на одном очень нехитром приёме: франт Антон Красовский в роскошном костюме, галстуке и перстне на мизинце (!), то снимающий, то надевающий обратно модные очки, а брюки которого чуть задираются, давая камере увидеть, а оператору — сделать наезд на его цветные носки, — этот модный телеведущий сидит и обсуждает, с кем угодно, как «всё нормально».

То есть да — и в этом было пропагандистское ноу-хау Антона, — есть проблемы, и большое количество проблем, и их нужно признавать, но любой серьёзный разговор мгновенно прерывается как бы «нормальной» репликой типа: «Вы правда считаете, что в этом виноват президент Путин?»; — или: «Ну вы серьёзно сейчас это говорите?» — и далее следует смех.

Я отлично помню, как незадолго до войны у него в эфире был Леонид Гозман: и Красовский ближе к концу эфира стал его доставать очень нормальным языком, выражениями вроде — «вот вы сидите здесь, на RT, говорите всё, что хотите, и вы сами по себе успешный человек, интеллектуал, выглядите как американский профессор, ну чем вы недовольны? Чего вам всё время не нравится?»

В моменте, для части слушателей, наверное, это даже выглядело очень убедительно. Время, конечно, показало, что вещи, которые не нравились уже тогда Гозману, вскоре не понравятся и всем остальным.

Равно так же, как Юрий Дудь пытался нормализовать разговор о политике — если помните, одно из его первых интервью было с Навальным, — задавая политические вопросы всяким популярным ютуб-героям, так и Красовский — а вслед за ним модный Манучаров и их спутники — ринулись именно в эту сторону. Нормализации.

Можно одеваться модно — и быть за Путина.

Можно слушать рэп — и одобрять массовое убийство людей.

Можно патриотизировать — и при этом быть как бы хипстером.

А уж если вы работаете в IT, то вам даже могут дать бронь… возможно. Если повезёт. Это же жизнь. Нормально.

Крокодиловы слёзы

Обменянный Виктор Бут — личность в некотором роде исторического уже масштаба. Он стал иконой многих торговцев оружием из поп-культуры: в 2005 году в х/ф «Оружейный барон» его сыграл Николас Кейдж.

Тем страннее было видеть этого человека, некогда могущественного и живущего пусть страшной и античеловечной, но всё-таки жизнью кинематографического (анти)героя, в передаче Бориса Корчевникова «Судьба человека».

Улыбающийся генпродюсер телеканала «Спас», менее модный, чем Красовский и Манучаров, но всё-таки в клетчатом синем пиджаке, Борис Корчевников несёт офигевшему торговцу оружием миску с «русским снегом»; 

Добрые комментаторы, конечно, поспешили с уже приевшимся зубоскальством «мы живём в мире Владимира Сорокина». Ах, если бы! Миры Владимира Сорокина куда более цельные, и, будучи трагикомично зловещими, они всё же написаны серьёзным писателем. Глупости и пошлости в них куда меньше.

На самом деле, здесь скорее вспоминается история Кима Филби. Великий разведчик, «Кембриджская пятёрка», легендарный «крот», вдохновитель бессчётного числа фильмов, романов и сериалов, персонаж Ле Карре — последние двадцать лет жизни коротавший в московской квартире, под пристальным взглядом советских спецслужб, в самом деле советского даже не мрака, а уныния — серой скуки (на определённом этапе, по словам его жены, Филби даже стал алкоголиком).

Вообще Корчевников, способный опошлить таким образом даже образ самого великого злодея, знаменит своими слезами. Расспрашивая гостей о личной жизни, он часто по профессиональной необходимости срывался в сентиментальные слёзы. Но его magnum opus, конечно — это рыдания в прямом эфире на фоне икон (вспомним, кстати, что Антон Красовский тоже оправдывался за пожелание убивать украинских детей на фоне икон) — когда «за тебя идёт умирать русский солдат, за тебя, и подумай теперь, что же такое наша родина, если она стоит того, что за неё и за меня отдают жизнь, как же мне жить дальше? И если ты даже тогда не сможешь изменить своего отношения к стране, то на тебе можно ставить крест, ты ничто, ты зеро, ты ноль, ты тлен, ты мусор, Господь умеет таких ненавидеть, и уничтожать и сжигать! Не надо смущаться этих слов, Писание читайте!»

Этот монолог достоин того, чтобы его запомнить.

Не случайно он появился именно в тот момент, когда в России объявили мобилизацию — и вся эта модная нормальность, весь этот фашизм на босу ногу или в цветных носках, вдруг показал свой оскал. И электробусы со всеми удобствами, как оказалось, могут довести вас лишь до границы Москвы — а дальше, простите, добро пожаловать под обстрелы украинских дронов.

Слёзы в этот момент стали последним доводом патриотов — ведь это тоже нормально, по-человечески, переживать и плакать?

Но когда сидящая в красном кресле Мария Захарова, в мейкапе и едва-едва прозрачном чёрном платье (напротив — разумеется, Манучаров весь в чёрном), читает Высоцкого — что «ось земную мы сдвинули без рычага, изменив направление удара <…> всем живым ощутимая польза от тел, как прикрытие используем павших», и слёзы катятся по её загримированным тональным кремом щекам, — веры ей нет никакой.

Особенно после того, как утерев слёзы, Мария Владимировна подхватывает:

— Вы знаете… он писал это… про тех… кому сейчас сносят памятники в Прибалтике… Вы наверное… вырежете это… 

Вы землю толкаете? Или вы сели и расслабились, что всё, ничего? И каждый день, думаешь, всё уже, а вот они стоят и спрашивают…

…И это именно то, о чём я писал несколько выше. Когда человек не чувствует вообще никакой ответственности за слова, и у него создаётся впечатление, что всё, что он говорит — правильно, и более того, поддержано энергичными кивками интервьюера, — у него (неё) и начинают возникать такие саморазоблачающие образы.

Комментировать их нечего — разве что директору департамента информации МИДа можно порекомендовать поинтересоваться, почему некоторые страны предпочитают наименование «страны Балтии». Возможно, если бы российский МИД это знал и больше интересовался живыми, чем теми мёртвыми, которые никак не могут уйти из-за их спин — может, и памятники бы никакие не сносили.

А вся нормальность этих шоу, где единомышленники отчаянно убеждают себя и друг друга в том, что быть людоедами нормально, рассыпается довольно быстро. Равно как и стиль Манучарова, в отличие от естественного стиля (порой раздражающего) Юрия Дудя, неумолимо, несмотря на все эксперименты с длиной брюк, клонится к единственно-верному образу: великому и позолоченному Никите Сергеевичу Бесогону.