Город, где боятся тишины: непонятно, откуда ждать взрыва 

Часть 1. Накануне. Подлый соседушка или спаситель?

— Представь себе деревню, в которой живет давно всех утомивший алкаш, — говорит Дмитрий, житель одного из сел Херсонской области на левом берегу Днепра (название не указываю в целях безопасности родных Дмитрия, оставшихся на оккупированной территории. — Прим. авт.). — У него много земли возле дома, гектар, например. Он ее не обрабатывает, она стоит годами, заросшая бурьяном. Дома — измученная жена и дети, они часто недоедают и редко себе могут что-то купить. Алкаш, как напьется, хватает топор и гоняет по деревне всю семью, иногда замахивается и на соседей, таких же бедных, как он. Те давно его сторонятся. Зажиточных соседей он не трогает, конечно, они, если что, и отпор дать могут. И все деревенские испытывают к дебоширу неприязнь, смешанную со страхом и брезгливостью. Вот кто для меня Путин. Лучше бы огород в порядок привел и семью накормил, а не с топором по всей деревне бегал…

16 февраля

Вокруг только и говорят о возможном нападении России на Украину, называют даже точную дату — 16 февраля. Ночью не спалось. Я всё прислушивалась к звукам на улице, но было тихо. Если война действительно начнется сегодня, как я это пойму? Каждую минуту проверяю новости. Напряжение чувствуется везде: в больнице, в магазине, в транспорте. Но мозг отказывается верить, что в современном мире, где тысячи раз осудили фашистскую агрессию, возможно повторение чего-то подобного.

— Проснулся сегодня утром, а бензин 36,50 гривен за литр стоит, — возмущается знакомый таксист. — Вчера был 32. Сволочи… Половина депутатов втекли (убежали. — Прим. авт.), думали, что ночью будут бомбить. Теперь они отсидятся и вернутся назад. Убежали? Так увольте их к чертовой матери, тоже мне слуги народа. Предатели! 

Моя жинка вчера все документы и сухпаек в сумку собрала. Кричит: ты что же, лентяй, не помогаешь? А я спать лег. Ну ее, дуру старую. Утром проснулся и сразу к окну: всё как обычно. Кричу ей: «Нинка, ну и где же твои танки в огороде?»

18 февраля

Вечером ходила в гости к знакомым пенсионерам.

— Конфликт России и Украины с 2014 года для меня горе, — рассказывает 70-летняя Надежда, жительница Голой Пристани. — Я родилась в Мордовии, но последние 30 лет живу на Херсонщине. Я не могу увидеться со своими близкими: поезда не ходят, самолеты не летают. Добираться на перекладных мне уже здоровье не позволяет. А теперь что будет? Границы совсем закроют? Как думаешь, война будет?

Ее муж Александр, уроженец Голой Пристани, жалуется, что совершенно не понимает современный украинский язык. Всю жизнь живет в Украине, но многих слов теперь не знает, особенно тех, что в молодежном лексиконе.

— Всегда на русском говорили, а сейчас… — разводит руками пенсионер.

На юге Украины я слышу чистую украинскую речь нечасто, поэтому страдания его мне непонятны. Люди общаются на двух языках, без проблем переключаясь на нужный в зависимости от предпочтений собеседника. Чаще в ходу так называемый «суржик» — смесь украинского и русского. Супруги желают говорить так, как им удобно, боятся притеснений, с которыми, как выясняется, еще и не сталкивались. И совершенно точно не хотят войны рядом со своим огородом…

20 февраля

Общаемся со школьной подругой.

— Не понимаю до конца, что происходит, — задумывается Наташа, 45-летняя жительница Голой Пристани. — Вроде танки у нас по улице еще не едут, но ощущение угрозы есть. Я эту ситуацию вижу так. Например, я живу в своей квартире и поругалась с братом. С какой стати в нашу квартиру придет соседка и начнет меня учить, как мне с моим братом общаться? Я, может, и прислушалась бы к ее советам. Но она вдруг решает, что для закрепления результата стоит поселиться с братом в его комнате и его от меня защищать. Типа «я поживу, пока вы не помиритесь». Согласись, ерунда? Вплоть до того, что если ты ему что-то не то скажешь, я возьму сковородку и тебя отлуплю. Мое глубокое убеждение: подобные конфликты [как между Украиной и ЛДНР] должны решаться внутри страны. Сейчас мне это напоминает 39-й год, начало Второй мировой войны. Многие возмущаются, что у нас притесняют русскоязычных, — неправда, люди общаются дружелюбно друг с другом. Вся эта история — чистая политика.

В целом нестабильная ситуация уже сказалась на частном строительстве, многие приостановили свои проекты, выжидают, что будет дальше. На сельском же хозяйстве угроза войны не отразилась: район готовится к посевной. 

22 февраля

Встретилась в Херсоне со старыми друзьями из детства. Виталик работает айтишником в зарубежной компании, растит двоих детей с ментальными нарушениями. Димка работал сельским учителем, но в 2015 году оставил работу и добровольно отправился служить в зону АТО (антитеррористическая операция на территории Донецкой и Луганской областей). Вернувшись, занялся производством резных деревянных изделий, которые продает по всему миру.

— Я подумал, что это действительно важно — остановить угрозу своей стране, — говорит Дима. — Но был и еще ряд факторов: проверить себя в боевых условиях, а заодно посмотреть, как там живут люди, правду ли нам говорят в новостях. После учебы попал в разведку. Мы разведывали территорию, определяли, какие войска там стоят: то ли действующие военные из российской армии, то ли представители ДНР и ЛНР в ватниках. Многое делали, но участие в боях — это всё же не наша основная задача была, хотя иногда приходилось и отстреливаться. В общем, я там всю территорию излазил за год службы. Сейчас с интересом рассматриваю кадры, публикуемые российскими СМИ в качестве доказательства атак украинских военных (речь о новостях за 18–19 февраля, до признания Россией ДНР и ЛНР. — Прим. авт.). Тот же садик — я его хорошо помню. 

Понятно, что сами что-то взрывают, стреляют, обвиняя Украину во всём, имитируют нападение. 

Мы много говорим о том, возможна ли война сегодня. И главное: чего ждут украинцы от прихода путинских войск.

— Есть категория людей, которые не умеют или не хотят работать, они всегда хотят чего-то от правительства, чтобы им дали что-то даром, — уверен Виталий. — Какая здесь логика? Порошенко или Зеленский мне ничего на халяву не дали, а Путин, может, даст. Потому и ждут прихода России. Банальные лентяи, которым всё равно, при каком правительстве жить, — работать они всё равно не собираются. Но человек, который умеет работать и зарабатывать, он крестится, когда слышит о том, что может прийти Россия. 

Мои друзья уверены, что после «Революцiї Гiдности» (Революции Достоинства. — Прим. авт.) в Украине изменилось отношение к человеку. Силовики и чиновники поняли, что нельзя перегибать палку, что народ может сопротивляться. 

— При Януковиче во власти у нас была фактически одна партия («Партия регионов». — Прим. авт.) по типу «Единой России», — говорит Виталий. — Эта партия могла поставить любого кандидата на любой пост, и всё было тихо. Но они выбрали кандидата с тремя «ходками», замешанного в изнасиловании и абсолютно не способного внятно разговаривать. Как будто они специально решили поиздеваться над народом, измеряя степень его терпения. Не было бы этой революции, если бы кандидат не был настолько омерзителен.

Если Россия реально решится на нападение, ее ждет хороший отпор. Если Путин хотел захватить Украину, надо было в 2014 году это делать, когда у украинцев ни оружия, ни сил не было. Реально подлый соседушка. Пока соседу плохо, дай-ка забор в огороде переставлю, украду у него кусок территории. 

— Я думаю, что война будет, — уверен Дмитрий. — Провокации (речь об эвакуации из ЛДНР. — Прим. авт.) не могут быть просто так — они часть какого-то большого плана. Ситуацию с эвакуацией населения ты можешь провернуть один раз, ты не можешь это делать раз в полгода. Хотя, может, это спектакль для россиян, чтобы отвлечь от проблем внутри страны. Там Китай уже пол-Сибири отхватил, а Путин нам тут мускулы демонстрирует.

23 февраля

На улице встретила знакомого. 42-летний Александр три месяца назад вернулся жить в Голую Пристань. Он жил в областном центре, а возвратился, потому что в последние пару лет увидел перспективу развития и на малой родине. 

— Мне совершенно безразлично, что происходит там с ДНР и ЛНР, новости я не смотрю, времени совершенно нет на это, — говорит мой собеседник. — Но если россияне придут сюда с войной, я возьму автомат, переоденусь и пойду защищать свою страну. Я не хочу, чтобы какие-то ублюдки вторгались в мой дом и навязывали свои порядки. У меня есть друзья, которые уехали в Крым, махали российскими флагами в 2014 году, а сейчас плюются — эйфория прошла. Есть друзья, которых сегодня ежедневно обстреливают в зоне АТО, и они гибнут. Есть друзья, жители Донецка, которым пришлось бросить всё нажитое и бежать в Украину, потому что им не нужна власть России. Повторяю, если русские войска придут сюда, мы все встанем в ружье: оставьте свою коррупцию и агрессию себе.

Часть 2. Начало. Денацифииии… Что???

24 февраля

Не спала всю ночь. Около двух часов ночи увидела в одном из телеграм-чатов, что люди не могут подъехать к Гоптовке: огромная пробка из военной техники, которая движется в сторону Харькова. Поняла, что всё. А потом начали писать: «Что это? Харьков бомбят!» И фото, и страшные видео… Пограничный пункт разворотили танками. Почувствовала, как всё онемело внутри, — осознать невозможно. Через час Путин запустил в эфир свое обращение о начале «миротворческой» операции. Харьков уже бомбили.

Поняла, что надо быть собранной. Эмоции были, но злые. Дождалась утра. Сказала родственникам, что началась война и нужно успеть купить лекарства, продукты и снять наличные. Побежали по магазинам.

Такого количества машин и людей я давно здесь не видела. В городе сразу выстроились огромные пробки возле заправок. Такие же огромные очереди были у магазинов и аптек. Банкомат не работал. Терминалы оплаты тоже перестали работать.

— Вот это да, на Первомай столько людей не собиралось, — пошутил подошедший к аптеке дед. Никто даже не улыбнулся. Лица хмурые, озабоченные. Но страха еще не было.

Побежала в центр города в поисках работающего банкомата, в нашем районе уже ничего не работало. По пути нашла магазин, где еще работал терминал оплаты. Забрала последние четыре пачки макарон и купила несколько упаковок спичек. Больше ничего полезного там уже не было. На полках всё еще лежали чипсы и разные снеки.

В очереди у банкомата — человек сто. Люди встревоженно переглядываются. Кто-то громко обсуждает выступление Путина: 

— Он сказал, что будет нас денацифицировать, чи шось таке, — говорит пожилая женщина в платочке с вышитыми ярко-красными цветами. — Я так и не поняла, шо это значит.

— А шо оно значит? Нациков будут убивать, — отвечает ей рядом стоящий дед. 

— И где те нацики? Ты их бачив (видел. — Прим. авт.)? — не унимается женщина.

Послышался гул, все задрали головы — над нами в небе пролетела ракета в сторону Херсона. Несколько секунд — и отдаленный взрыв. Помолчали.

— Может, Колька, что возле рынка живет, — нацик, — после паузы задумчиво отвечает дед. — Он любит в вышиванке ходить…

Других предположений по нацистам не прозвучало. 

Днем мимо моего дома поехали танки. На них не было флагов или каких-то опознавательных знаков — только красные звездочки советской армии. Танки проезжали несколько раз, видимо, плутали. Люди не прятались, снимая незваных гостей на мобильные телефоны. 

— Нам нужно уехать к кому-то вглубь города, чтобы там подвал был, — объясняю своим родным, глядя в окно на густой черный дым со стороны Херсона. Оттуда постоянно слышны взрывы. — Нас тоже могут обстреливать.

— Зачем? — возмущается мой пожилой отец. — Русские только военные объекты бомбят, они по мирным никогда стрелять не будут. 

Уговорить его не получается, а оставить одного в доме невозможно. 

Через час воздух наполнился странным гулом. По дороге в сторону Херсона ехала колонна «Уралов», «Тигров» и прочей военной техники. Весь парад 9 мая под моими окнами. Более ста машин, на каждой нарисована большая белая буква «Z». Пулеметы развернуты в сторону домов. На броне — юные солдаты, ошалело озирающиеся по сторонам. 

Снова взрывы со стороны Херсона и Олешек. Выглянув в окно, папа наконец-то соглашается уехать вместе с семьей к родственникам в центр города. 

Мы поселились в доме двоюродной тетки. Ей почти восемьдесят, и она живет одна. У нее просторный дом и, главное, большой обустроенный подвал. 

Знакомый, который перевозил нас в центр, позвонил вечером и сказал, что в город заехали военные и на пристани установили российский флаг. 

Всю ночь были слышны взрывы, шел бой за Антоновский мост.

25 февраля

В шесть утра позвонил Димка. Сказал, что не может оставаться в селе и едет в Голую Пристань. Вскочила, ноги в ботинки — и на улицу. Выскочила со двора и тут же инстинктивно пригнулась, закрыв голову руками. Очень низко над двором с диким ревом пролетел истребитель, на крыльях — всё те же красные звезды. Вот дура, что толку руками голову закрывать?.. Раз, два, три — взрыв. Наверное, Антоновский мост бомбят. 

Набережная. На главном городском флагштоке по-прежнему развевается украинский флаг. На фигурном заборе и фонарных столбах — желто-голубые ленты. Мой друг ждет меня у реки.

— Я не могу сидеть дома, когда вокруг всё это дерьмо происходит, — говорит Димка. — Я вчера позвонил в наш сельский военкомат, спрашиваю, куда идти, чтобы мобилизоваться? А мне тетка отвечает, мол, мы вообще ничего не знаем. Мужики к нам идут, а от главного военкома никакой информации. Никому из руководства дозвониться она не может. Короче, решил не ждать, пока оккупанты сами за мной придут. Вряд ли они меня в живых оставят, если узнают, что я служил в АТО.

В Херсон не попасть. Катера не ходят, а на мосту продолжается бой. За Димкой приехали наши институтские друзья на моторной лодке. Парни хмурые, они не понимают, что делать дальше. Говорят, что будут как-то пробираться от Херсона в сторону Николаева, чтобы примкнуть к армии. Обнимаемся на прощанье крепко-крепко. Потом я еще долго стою на пристани, провожая взглядом моторку. Парни мне машут. Лодка становится всё меньше и меньше, пока и вовсе не исчезает из виду. Господи, береги моих друзей, береги оставленные ими в оккупации семьи.

Наконец отворачиваюсь от реки и вижу, как по городу едут машины с буквой «Z». Они заезжают в больничный двор. Бегу туда. Российские военные грузят в «Тигры» троих солдат. У входа в приемный покой стоят автоматчики. Несколько минут, и «зетки» уезжают.

— Они ночью привезли четверых, — объясняет мне врач, оставшийся стоять на пороге больницы после отъезда «гостей». 

Но я сразу их старшему сказал, что двое уже не жильцы. В общем, подлатали, как смогли. Я так понял, они их сейчас на Крым повезли.

26 февраля

Ночью снаряд попал в газопровод, и в городе отключили газ. В доме стало стремительно холодать. Готовить не на чем. Хорошо, что есть свет. Нашли в сарае старую электроплиту.

Сосед заходил в гости, принес домашнего вина. Поднял тост за Россию и Путина. Меня словно по затылку ударили. Наверное, так у людей инсульты и случаются. Сказала ему, что он мудак. Обиделся. Ушел пить к соседям в другой двор. Потом слышала, как они орали в огороде: «Мы — русские!», подняться с грядок уже не могли, так и валялись, пока за ними не пришли ругающиеся жены. 

27 февраля

Сегодня день оцепенения. Ночью ходили общественные патрули, высматривали мародеров и возможных диверсантов. 

— Я за тещей ездил на дачу, у нее участок прям у Антоновского моста, — возбужденно говорит мне 60-летний Михаил, живущий неподалеку и вечером вышедший в патруль. Темнеет, но я еще вижу его лицо, освещаемое огоньком сигареты в момент затяжки. В глазах — страх. — Блядь, там трупы везде. Суууука, — плачущим голосом матерится он. — Там пацаны совсем юные. То нога, то рука валяется… На куски многих поразрывало. А возле сгоревших машин — парадная форма. На хера она им?

28 февраля

Семь утра. Встать невозможно. Спать — тоже. Всю ночь бегала в огород слушать, не летят ли самолеты. Звонил брат из Николаева, он — полицейский, сказал о бомбардировщиках, вылетевших из Крыма. Потом в Херсоне долго выла сирена. Пару раз что-то громко взорвалось в той стороне. По реке звук разносится быстро. 

Смотрела на звездное небо и молилась. Молитв не знаю. Своими словами. Господи, береги мою семью. Береги всех этих людей. Господи, останови войну. Небо было прекрасным и безмолвным. Сирена стихла. И стало так тихо, что страшно. Мы стали бояться тишины — непонятно, откуда ждать взрыва.

Папа весь день лежит. Я ему рассказываю новости о родных, находящихся в других городах Украины. «Все живы?» — это главный вопрос каждого утра, как только открываешь глаза.

В восемь утра позвонила знакомая. Говорит, в пекарне сегодня есть хлеб. Продают по две буханки в руки. Вчера было по одной. Быстро собрались с женой брата и отправились в путь. Идти в одну сторону 5 километров. Общественный транспорт в городе не ходит. Магазины закрыты. Один открыт, но цены в нем повысили примерно на треть. Ажиотажа покупателей не наблюдается. Да и с товаром не густо.

Быстрым шагом через центр. Встречаем знакомого. 

Еще пара фраз — и понимаю, что это преданный зритель соловьёвых и прочих скабеевых. Ловлю его взгляд, пытаясь понять, почему раньше я считала его адекватным. Прощаемся. 

По дороге невестка ругает меня за то, что вообще о чем-то с ним стала говорить. Требует, чтобы я просто кивала головой на любые вопросы. Главная позиция: в политике не разбираемся. Нам нужен только мир. 

В очереди за хлебом всего человек двадцать. Повезло.

— Что же они делают? — вопрошает 35-летняя Светлана, с которой мы разговорились в очереди. В ее глазах такое отчаяние, что чувствую его физически. — Сука, жизнь он себе всё продлевает. Уже дожил до семидесяти, успокойся. Нет… Он 18-летних мальчиков на убой отправляет. Вчера у нас по улице на танках ехали. Страшно. А как они у нас тут окапывались возле леса… Наши все разбежались. А пастух старый пошел к ним, стал совестить: «Хлопцы, что ж вы делаете?» А они: «Не бойтесь, мы по вам стрелять не будем». Поговорил с ними. Они сидят там и плачут, совсем мальчики. Говорят, нам сказали, что мы едем на учение. Солярки дали только сюда доехать, на обратную дорогу не дали. Что же это? Он их и не собирался домой возвращать? А тела их? Никто не забирает. Наши собирают, но хранить столько трупов негде.

Она плачет. И я чувствую, что онемение внутри проходит. Накрывает невыносимая боль. Плачу вместе с ней.

Читала, что Украина ведет строгий учет погибшим, всех заносят в базу, чтобы не было пропавших без вести. Надеюсь, так и есть. Всё думаю о тех, кто погиб в 3-дневном бою за Антоновский мост. Там по Днепру трупы уплывали. Их кто-то вылавливал, чтобы внести в базу? А те, которых разорвало на куски? Такие там тоже лежали, фрагментами…

В доме без газа стало холодно, градусов 10. Мерзнут пальцы и нос. Пишу, лежа под большим ватным одеялом в теплой одежде. 

Хозяйка дома возмущается, почему третий день не могут отремонтировать газопровод. Объясняю, что россияне повредили. А ремонтники подойти не могут — территория простреливается. Она мне не верит. Говорит, мэр вредит горожанам, потому что негодяй. Ну ладно.

Часть 3. Разрыв связей. Идите нахер, тетя Надя

1 марта

Чтобы вспомнить, какой день, пришлось предыдущие записи просмотреть. Пусто в голове.

Вышла на улицу в семь утра. Сразу вспомнила песню «А под утро выпал снег после долгого огня, этот снег убил меня». Холодно. Снежно. В доме топим двумя обогревателями, спим в двойном слое одежды. Мерзнут пальцы и нос. Но это мелочи, потому что есть электричество. Другим сейчас хуже. 

На улицах много военных. После того как танки проехали по городским улицам, разворотив весь асфальт, местные выставили ежи, сварив их из обычных металлических труб.

4 марта

Двое суток были без мобильной связи. Вечером появилась. По телевизору теперь работают только российские каналы.

8 марта

От друзей и родственников из России в мессенджерах весь день приходят поздравительные открытки. Звонила тетя из Волгограда, радовалась, что мы теперь тоже Россия, что наконец-то нацики перестанут нас бомбить.

— Тетя Надя, нас бомбят русские.

— Как русские? Не ври мне, — кричит она, — этого не может быть. Вас нацики бомбят и натовцы, я точно знаю! А мы для вас стараемся. Неблагодарная! По телевизору сказали, что и гуманитарку вам привезут, и поезд на Крым запустят.

Она говорит-говорит… Всё, что услышала по телевизору. Остановить этот поток почти невозможно.

— Тетя Надя, слышите взрывы? Вот я с вами говорю, а на фоне всё время что-то взрывается?

— Вот я и говорю, что вас хохлы обстреливают. Но ничего, мы вас освободим…

— Идите нахер, тетя Надя, себя для начала освободите, — кладу я трубку. Господи, прости меня… 

9 марта

Сегодня в магазин «АТБ» привезли продукты. Люди выстроились в очередь еще до открытия магазина. Нас около восьмисот человек. В магазине можно купить по 1 кг сахара, муки, соли, пачку макарон, одну пачку крупы на выбор, 1 литр подсолнечного масла. Есть еще немного овощей и фруктов. 

Я простояла в очереди 8 часов, прежде чем попала внутрь магазина. На улице штормовой ветер, снег и мороз в –6 градусов. Какая-то женщина притащила огромный термос и стала всех бесплатно угощать горячим чаем.

— Я рядом живу, вижу, как вы, бедные, замерзли, — приговаривает она, разливая чай в одноразовые стаканчики. 

Окружающие щупают мой пуховик, завидуют. Мне почти не холодно, хотя пальцы уже не чувствую.

10 марта

Дали газ. Ура!!! Завтра вернемся в наш дом. Бои переместились дальше — за Херсон, но мимо дома по-прежнему едут колонны военной техники.

13 марта

Сегодня невестку к обеду вызвали на работу. Она бросила недоваренную еду и стала быстро собираться. Оказалось, их вызвали к администрации города, чтобы организовать колонну в поддержку Херсона, который в 1944 году в этот день освободили от фашистов. Невестка возмущалась, что ей теперь пешком больше часа нужно идти, чтобы где-то в колонне пропеть гимн Украины. Есть люди, которые ходят здесь на митинги по зову сердца, но много и таких, которых принуждают, — административный ресурс везде одинаково карательный.

В очереди все обсуждают Стремоусова. Говорят, всегда был продажным журналистом, а теперь еще и коллаборант. 

19 марта

Ночью разбомбили казарму в Николаеве. Около ста погибших, огромное количество раненых. Погиб Женька, наш друг из юности. Ему даже сорока не было.

Узнала, что в конце февраля в Херсоне расстреляли парней из теробороны. Там был и наш товарищ. Несколько дней русские не давали забрать трупы защитников города. Когда же этот ад закончится?..

Сегодня хлеб стоит 25 гривен. Снова стояли в огромной очереди в АТБ. Продуктовый норматив уменьшился. Народу много. 

В Старой Збурьевке российские военные заняли школу. Ее сдали в декабре прошлого года. До этого они «квартировали» в местном доме культуры, зачем-то обрушили там стену. Бабич, мэр Голой Пристани (арестованный позже российскими военными, его местонахождение до сих пор не известно. — Прим. авт.), просит всех фиксировать материальные потери, обещает возмещение после войны.

В очереди шепотом рассказывали, что в апреле пенсии уже выдадут рублями. У папы после двух недель у телевизора наблюдаю атрофию мозга. Начал восхищаться Путиным и «великой Россией». Я пару раз послушала, что транслирует российское телевидение, и испугалась. 

Это же надо быть такими злобными и ядовитыми. Выключить телевизор теперь тоже не вариант: моментально агрессивная реакция, словно у сектанта. Доказывать папе что-то после стояния в очередях весь день не остается сил. Теперь я знаю, как люди превращаются в зомби. 

21 марта

Последние несколько дней херсонцы выходили в центр города с акцией протеста. Кричали россиянам, чтобы они уходили. 

Сегодня в Херсоне впервые стреляли по мирной демонстрации.

— Мы успели убежать по дворам, — рассказала мне Марина, 40-летняя жительница Херсона. — Я ни одной акции протеста с начала оккупации не пропустила. Но сегодня это стало по-настоящему опасным. 

Звонила подруга из Италии, переживает. Говорит, ее муж-итальянец плачет, когда смотрит новости про Украину, особенно про Мариуполь. А вот подруги, которые тоже с Херсонщины, но давно живут в Италии, как ни странно, поддерживают действия РФ.

Бензина всё еще нет.

Мимо нас активно едут колонны. Не такие бравые, как раньше. Всё чаще движутся в обратном направлении: от Херсона в сторону моря. Техника в основном искореженная и горелая. Сегодня увидела странный автомобиль, ехавший вслед за колонной «Уралов», везущих солдат. Погуглила картинки военной техники. Твою мать!.. Это мобильный крематорий. Видимо, для поддержки боевого духа русского солдата.

Звонил дядя Вова из Воронежа. Поучал меня, что теперь мы — Россия и живем по российским законам. Объяснил всё про «фейки», что мне за мои рассказы про взрывы в Олешках и Херсоне до 10 лет светит, и что хватит врать родственникам. Россия нас спасает, чтобы у нас на улицах не было распятых детей. А если я не верю в историю с распятым мальчиком на Донбассе, значит, мне Зеленский и Байден лично зарплату за фейки платят. Хорошо бы, конечно, но нет. Дядя Вова отправился вслед за тетей Надей. 

Я всё думала: зачем родственники из России звонят почти каждый день и поучают нас? Что ими движет? А потом вдруг поняла: им просто хочется признания, не полученного в жизни, чтобы гладили по голове, а лучше — кланялись и благодарили. Величие — штука такая, трудная, и груз его нести по жизни не каждый справится. 

Ночью в небе над домом появился дрон. Повисев пару часов с одной стороны дома, переместился на другую. В туалете на втором этаже свет не включаю, висит почти в окне. Какого черта? Невестка предположила, что это, скажем так, видео-няня, следящая, чтобы комендантский час соблюдали. Но я думаю, что в городе есть партизаны, и дрон нужен для наблюдения за улицами.

22 марта

Стояла в очереди за хлебом с пяти утра. Успела купить. Печь стали меньше, мука заканчивается.

В городе появился бензин, им торгуют барыги по 70 гривен за литр.

Около девяти вечера в небе снова появился дрон.

23 марта

Ездили в Херсон к родственникам на машине. По дороге восемь блокпостов, проверяют багажник и документы. Некоторые блокпосты укреплены железобетонными конструкциями и мешками с песком, возле них под защитной сеткой стоят зенитки. А некоторые — это просто большой камень, на котором сидят два солдата. Они плохо одеты, на голове железные каски. Лица измученные. Дует изнуряющий степной ветер. Холодный, выдувающий последнее тепло.

Возле одного из блокпостов нас остановили и заставили ждать, пока пройдет военная колонна. Мы стоим и смотрим, как мимо едут частично разбитые «Уралы», в грузовиках на скамейках сидят солдаты. Юные чумазые лица. Я встречаюсь взглядом с одним из мальчишек. Чистые синие глаза на перепачканном сажей лице. Он смотрит сквозь меня, в его глазах застыл страх.

Часть 4. Оккупация. Теперь вы тоже будете плохо жить

29 апреля

Большая часть Херсонской области оккупирована Россией. 

— Едва мы соберемся на площади возле областной администрации, пять минут — и военные закидывают нас шумовыми гранатами, пускают слезоточивый газ… — рассказала 40-летняя Марина, жительница Херсона. — Каждый раз есть трое-четверо раненых, и это очень пугает. Никогда не знаешь, куда прилетит, потому что русские бросают [гранаты] просто в толпу.

Гауляйтеры постоянно говорят о готовящемся референдуме. Люди не хотят голосовать за присоединение к России, хотя понимают, что против автоматов не попрешь.

Вчера Стремоусов, заместитель «главы» Херсонской области, заявил, что оккупированная территория переходит в рублевую зону.

— У нас в городе не говорят о замене гривны на рубль, — рассказала Наталья, предприниматель из Голой Пристани. — Признаться, как человек, работающий с финансами, я не представляю, как можно за столь короткое время организовать денежный поток. Если они собираются вводить здесь рубли, значит, должны организовать и работу своего казначейства и банков: деньги не должны быть просто бумажками, им требуется учет. Считаю, что это технически невозможно в ближайшие месяцы. 

30 апреля

В школах Херсонской области досрочно завершили учебный год. 

15 мая

В мае всех учителей отправили в отпуск на месяц, что дальше — неизвестно. Говорят, что школы перейдут на российскую программу. 

Российские военные грабят фермеров и аграриев. С территории области массово вывозится зерно, даже оставленное для посева. Его везут на Крым и дальше в Краснодарский край. Фуры заезжают со снятыми номерами. 

Кроме зерна, захватчики вывезли десятки тысяч тонн подсолнечного масла, сотни килограммов овощей, сельскохозяйственную технику и химию. Мой знакомый фермер Иван из Горностаевского района рассказал, что по gps-трекеру обнаружил свой комбайн на территории Чечни.

— В нашем фермерском хозяйстве земли около 600 гектаров, — рассказал Иван. — Сейчас мы находимся под оккупацией. В своем хозяйстве мы выращиваем в основном пшеницу, ячмень, сою. Из хорошего на сегодня только то, что фермеры стараются продолжать работать по мере возможности. Из плохого: дефицит топлива. Топливо завозят с Крыма перекупщики. Также есть случаи, когда его продают русские солдаты — сливают со своих боевых машин. Вся сельхозтехника на дизельном топливе. Покупаем у барыг по 45–50 гривен за литр. Цена меняется постоянно, сложно что-то прогнозировать и просчитывать. Кстати, на подконтрольной Украине территории на заправках цена 67 гривен за литр. Так что у русских, везущих горючее из Крыма, получается дешевле. Но редкий предприниматель захочет платить оккупанту. 

По области стоят блокпосты, есть Росгвардия, отряды милиции ЛДНР. Среди оккупантов есть те, которые разговаривают на украинском языке. Они объясняют, что не хотели сюда ехать. Один рассказывал, что работал в шахте в Донецке, после работы шел домой, его забрали в армию и привезли в Херсон, ему эта война даром не нужна. А есть те, кто говорит: мы жили на Донбассе плохо восемь лет, теперь вы тоже будете плохо жить.

18 мая

Люди пытаются всеми возможными способами выехать на подконтрольную Украине территорию. Моя подруга (муж с первого дня войны в ВСУ) взяла троих детей и на старенькой машине, которую отдал ей наш знакомый, отправилась в дорогу. 

— Страшно — это не то слово, — говорит Яна. — На блокпосту, где стоят кадыровцы, машина сломалась. Хорошо, что помогли наши же, украинцы. Меня на тросе тянули до первого украинского блокпоста. Дороги разбиты, а вместо моста — понтонная переправа. Дети, даже младшая дочь, которой всего полтора года, сидели как мышки. Когда увидела украинский флаг и наших солдат, рыдала час, наверное, успокоиться не могла.

Не все выезды удачные. Официально с оккупированной территории Херсонщины нет ни одного «зеленого» коридора. 17 мая возле села Давыдов Брод российские военные расстреляли автомобильную колонну мирных жителей. Сколько человек погибло, никто не знает. Связи в той зоне нет.

27 мая

— Русские военные и назначенная ими власть ведут себя как пираты, — говорит Евгений П., житель Херсона и бывший сотрудник полиции Украины. — Грабят, насилуют, убивают, пытают и удерживают в тюрьмах. Их задача лишь в том, чтобы за ограниченное время успеть украсть как можно больше — оставить от корабля один остов, да и тот могут сжечь, уходя. Неважно, что украсть, главное — «добыча». А еще — захватить рабов по возможности. Вот что сегодня для них наша Херсонская область.

В магазинах Херсона появились ценники в рублях и гривнах. В Геническом районе пенсионерам стали выдавать по 10 тысяч рублей от российской власти.

В соцсетях и на столбах в Херсоне большое количество объявлений о пропавших без вести местных жителях. Почти во всех написано, что человек был увезен в неизвестном направлении российскими военными.

Путин заявил, что херсонцы могут получить российское гражданство по упрощенной схеме. Из моих знакомых за паспортом РФ никто не собирается.

6 июня

— Три дня не было связи, — рассказывает Дарья Д., жительница Херсона. — Совсем. Это невыносимо, когда ты не можешь успокоить своих родных и успокоиться сам. Моя семья в оккупации, но по разные стороны Днепра.

В течение дня, 30 мая, по городу ездили автомобили, по громкоговорителю сообщали, что Украина отрезала нас от связи, но завтра Россия нам поможет — раздаст российские сим-карты. На следующий день в центре города выстроилась огромная очередь за симками. На один паспорт, чьи данные продавец переписывает, можно купить пять сим-карт, каждая стоит 60 гривен. 

— Я не могу смотреть на русских, на их самодовольные рожи и бряцанье оружием, — меня трясет от ненависти к ним, — признается Даша. — Они на большой скорости ездят по городу на своих грузовиках, даже не притормаживают. Мы с соседкой зашли в кулинарию и там столкнулись с солдатами. Они выходили, а вслед им был слышен шепот: «Ублюдки». Думала, военные ищут кого-то, но нет — просто за шаурмой заглянули. Градус ненависти словами не передать. Ужасно, когда тебя принуждают. Ставят в такие условия, когда ты вынужден идти у них на поводу. В толпе они рассказывали, что Украина выпустила ракету по оборудованию своих же сотовых операторов, но русские нас жалеют, поэтому сразу подсуетились и организовали нам возможность связываться с близкими. «Благодетели»! 

25 июля

По местам дислокации российских войск стали всё чаще прилетать ракеты «HIMARS». Антоновский мост, соединяющий Херсон и Олешки через Днепр, для проезда тяжелой военной техники больше не пригоден. 

Оккупированная Херсонщина словно вернулась в 90-е. Мясом и лекарствами торгуют из багажников автомобилей. По ночам на всей территории действует комендантский час. В Херсоне часто слышны автоматные очереди. Говорят, это конфликты между самими российскими военными, поэтому местные стараются держаться от них как можно дальше.

Некоторые особо деятельные пенсионеры приноровились получать по две пенсии: от РФ и от Украины. 

— Среди моих знакомых есть те, кто получил 10 тысяч, — говорит пенсионерка Лидия Михайловна, жительница областного центра, — но я не хочу. У меня еще есть запасы макарон и круп, доживу до освобождения города. А не доживу… Ну, что ж поделать. Подачки от оккупантов принимать не стану.

Продолжают пропадать люди. Моего соседа увезли российские военные. Через пару суток выкинули под забор у двора. Ребра и нога сломаны. Забрали его джип и уехали.

31 августа

— Всем детям, кто запишется в школу, пообещали в первой половине сентября выдать по 10 тысяч рублей, — говорит Ирина Г., моя одноклассница из Голой Пристани. — Недорого стоит родину продать… Я своих детей не поведу, но и тех, кто пойдет в «русские» школы, осуждать не стану. Считай, 2–3 ребенка в семье — это «подарок от Путина» на 20–30 тысяч рублей, уже еду купить на эту подачку можно. Мы же все без работы полгода. У кого есть запасы, те еще сопротивляются. Ну, а у голодного какая гордость?

В Херсонской области к 1 сентября подготовили часть школ. Преподавать здесь будут по российской программе. Обещают бесплатно кормить. Выдали новые, еще пахнущие типографской краской учебники.

— Когда военные стали ходить по учителям и предлагать сотрудничество, я сразу ушла на пенсию, — говорит Евгения Ивановна С., учитель старших классов одной из школ Херсона. — Благо, возраст мне это давно позволяет. Нет, конечно, я ни слова не сказала о своей проукраинской позиции. Зачем мне навлекать на себя беду? Просто ответила, что у меня проблемы со здоровьем, я физически не могу работать. И какую зарплату предлагают, я даже слушать отказалась: к оккупантам я ни за какие деньги не пойду, буду ждать освобождения Херсона. 

Часть 5. Освобождение. Военные переоделись в гражданских

17 сентября

Вчера в здание Херсонского апелляционного суда, где располагалась военно-гражданская администрация (ВГА), попало несколько ракет, выпущенных вооруженными силами Украины. На крыльце этого здания часто можно было увидеть разных людей, которые приходили сюда рано утром в будние дни. Они пытались хоть что-то узнать о судьбе своих близких, которых увезли с черными пакетами на голове российские военные. 

Удары ВСУ взбодрили херсонцев и напугали коллаборантов. 

— Все нормальные адекватные люди понимают, что быстро не будет, нужно запастись терпением и помогать тем самым своей армии, — уверен Иван, местный предприниматель. — С Россией быть не хочу. Нам здесь показали, что это за страна: легко «на подвал» (так называют пыточные, организованные российскими военными и силовиками. — Прим. авт.) попасть и оттуда больше не выйти. Моего партнера по бизнесу так увезли, еле выжил: постоянно пытали током, резали ножом, не давали ходить в туалет, не кормили и не разрешали пить. Вся его вина была в том, что он хочет жить в Украине. Хотели сломать его волю. Под пытками они заставляют людей на камеру говорить о любви к России и извиняться за что-нибудь. Такое видео — это обязательно результат пыток.

28 сентября

В оккупированной Херсонской области проведен референдум о присоединении региона к России. По данным оккупационных властей, в Херсонской области «за» проголосовали 87,05% при явке 76,86%.

— Да, я проголосовал за присоединение, — признается Фёдор, пенсионер из Голой Пристани. — А ты бы не проголосовала? Пришли две тетки, положили передо мной листок, сказали, где галочку поставить. И всё это под присмотром военного с автоматом. Он смотрел, куда именно я галочку ставлю. 

20 октября

Из Херсона оккупационными властями организована эвакуация местных жителей на левый берег Днепра. Коллаборанты опасаются наступления ВСУ.

— Эвакуация реально есть, в центре стоят автобусы, которые везут людей в речной порт, — говорит Дарья Д. — Многие взволнованы. Выезжающие — в основном с небольшими чемоданами и рюкзаками. Сказали: брать не больше 50 кг на человека. Я сама остаюсь в городе, но мои знакомые предпенсионного возраста уехали. Звонила им: уже в автобусе сидели. Они паспорта российские получили месяц назад, работали на оккупантов, поэтому уезжают. Боятся, что ВСУ отобьют Херсон, и придется отвечать за «зраду» (предательство. — Прим. авт.). И да, они смотрят российское телевидение и верят, что украинская армия будет бить по домам и людям.

Большинство херсонцев остается в городе.

25 октября

В Херсоне практически нет связи. Россияне продолжают выводить войска из Херсона. Из города похищены памятники.

— Звонила приятельница, она отправила внучку по «программе оздоровления» в Крым, — говорит 70-летняя Надежда, жительница Херсона. — Говорит, что ребенка еще неделю назад должны были вернуть, но не вернули. Где он, неизвестно. Мол, езжайте в Крым, ищите сами. Не найдете, тогда — в Краснодарский край по детским лагерям. А она, как я, с палочкой, еле ходит. Не знаю, чем эта история для нее закончится. Внучке 13 лет, а у бабушки никого больше нет, кроме нее, дочь умерла. Приятельница в истерике, плачет всё время. И я вместе с ней плачу.

Большинство херсонцев, отправивших своих детей по «программе оздоровления», находятся в таком же состоянии. Никто не знает, как их вернуть.

— Полицейских в городе не осталось, — говорит Иван, предприниматель из Херсона. — Военных всё также много, только теперь они ходят по городу, переодевшись в гражданскую одежду. Штаб у них в одном из херсонских вузов, вижу, как они теперь туда-обратно уже одетые «по гражданке» бегают. Я тут подумал про объявление о наборе в тероборону. Так это они сами туда под видом гражданских, наверное, пойдут. Для картинки хорошо: рядовые херсонцы защищают русский мир.

С воскресенья катера между Херсоном и Голой Пристанью уже не ездят. До этого в течение пары дней на автостанции стояли три больших белых автобуса без каких-либо опознавательных знаков. В них садились многие люди, приехавшие на катере. Куда их увезли, неизвестно, но когда они грузились, по периметру стояли военные с автоматами.

4 ноября

— Врачи, мои коллеги, которые согласились работать на оккупантов, теперь жалуются, что их насильно заставили покинуть рабочие места и выехать из Херсона, — рассказывает Лидия, херсонская пенсионерка. — Но не все на это согласились. Теперь они прячутся от русских по городу. Из больниц русские вывезли всё оборудование. Недалеко от меня прекрасный Художественный музей имени Шовкуненко. Уже трое суток русские мародеры вывозят оттуда все картины. Грузят в свои громадные машины [«Уралы»]. Без какой-либо защиты, без упаковок, просто как мусор какой-то… Я, как увидела это, весь вечер прорыдала. У нас там было много хороших картин: Айвазовский, Шовкуненко и многие другие. Оккупанты к украденным стиральным машинам бережнее относятся, чем к наследию мирового искусства.

В Голой Пристани теперь тоже объявлена эвакуация.

— У меня во дворе маленький подвал — для продуктов, как и у многих, — говорит 35-летний Сергей, житель Голой Пристани. — Не знаю, спасет ли он в случае опасности или станет для моей семьи братской могилой. В голове до сих пор не укладывается, что у нас теперь война, что нас убивают, и никто не может это остановить и повлиять [на агрессора].

Во время войны моя жена родила дочь. Повезло, что больница еще работала. Как раз за рекой что-то взрывалось, грохот стоял, кто-то, наверное, погиб… А моя дочь в эти минуты пришла в наш мир — дитя войны. Так что жизнь продолжается.

11 ноября

ХЕРСОН ОСВОБОЖДЕН.

Часть 6. Месть. Прилеты каждый день

14 ноября

Отступая с правого берега, оккупационные российские войска подорвали все значимые объекты, среди которых все мосты, включая пешеходные, электрические подстанции, телевышка и вышки сотовой связи. С 9 ноября Херсон — без света и связи. Иногда пробивается сигнал украинских мобильных операторов в центре города, но нужно побегать, чтобы его поймать. Максимум, на что его хватает, — это крикнуть родным в трубку, что все живы.

— Мы всей семьей живы, слава богу! — говорит Сергей из Голой Пристани. — Чего ждать от завтрашнего дня, даже представлять страшно. За херсонцев очень рады, только война еще не закончилась. В нашем городе русские окопались так, что, похоже, будут обстреливать Херсон. Весь берег изрыли, не только в Голой Пристани, но и дальше — в селах. И это плохая новость для нас: наши дома попадают в зону их линии обороны, могут быть артиллерийские дуэли между берегами.

Из Голопристанского пансионата геронтологии военные куда-то вывезли инвалидов и стариков — эвакуировали. Один из пациентов написал сотрудникам пансионата через мессенджер, что их пока поселили в палатках где-то в поле в Краснодарском крае. Жаловался, что условий никаких: ни медобслуживания, ни еды толком. Больше дед на связь не выходил. Зато россияне всё оборудование и мебель, холодильники и телевизоры из палат загрузили в свои «Уралы» и вывезли неизвестно куда.

26 ноября

Херсон круглосуточно обстреливают с левого берега. Ежедневно гибнут люди.

— Три недели живем без хлеба: печи электрические в пекарне, а света нет, — рассказывает 44-летний Александр, житель Херсона. — Но лучше без хлеба, чем в Херсонской народной республике. Город заминирован плотно. Водоканал и ТЭЦ взорвали. Разворовано всё: школы, больницы, музеи, пожарные части, гостиницы и просто частные дома. Но люди счастливы, что свободны. Мобильная связь появилась, магазины открылись. Вернулась почта и банки, заработали некоторые банкоматы. На днях мина прилетела в соседский двор в собачью будку, песик погиб. Забор между дворами снесло, дом разворотило, окна выбило. Очень много людей пришло на помощь. Как муравьи. За день всё отремонтировали и убрали. Все материалы город дал бесплатно.

— Я живу возле реки, в микрорайоне «Остров», — рассказывает пенсионерка Лидия. 

Знаете, мой муж умер год назад. Полвека мы с ним вместе преодолевали все жизненные тяготы. Вот не поверите, я молюсь богу и каждый раз говорю: «Господи, спасибо, что Женя этого не увидел». Он — русский, наши дети живут в Питере. Женя бы не смог такого вынести: нас убивают русские.

В Голой Пристани люди продолжают жить в оккупации. На рынке рубли не принимают. В магазинах тоже. Только в «Магазине социальных цен», который открыли россияне, можно оплачивать картами российских банков и наличными рублями. Но если нужно что-то купить за рубли в аптеке, тогда приходится ехать в Скадовск. Там поставки из Крыма.

— Недалеко от наших домов российские солдаты оборудовали укрепление, установили пулеметы, и сами там сидят целыми днями, — рассказывает Ирина, 53-летняя жительница Голой Пристани. — К соседям бегают то за кипятком, то рацию или телефон зарядить. А как ты им откажешь, если они с автоматами в дом заходят? Все спрашивают, есть ли у нас рядом свободные дома. У нас никто не уехал. А у тех, кто уехал, соседи стараются в домах и квартирах жизнь имитировать: по вечерам бегают, свет зажигают. Ну или кто-то из семьи к соседям ночевать ходит. И так по всему городу. Хотя они всё равно заселились в свободные дома, которые успели обнаружить.

24 декабря

Оба берега Херсонщины обстреливают ежедневно. Дяде Васе, моему соседу в Голой Пристани, оторвало ногу. Квартиру сестры тоже разбомбили: пробиты крыша и стены, вырваны окна. 

— Я услышала свист, схватила внучку и закрылась в туалете, — плачет моя соседка Инна. — Тут же раздался взрыв. Через несколько минут, когда всё затихло, открыла дверь и увидела, что у меня больше нет квартиры, целым только туалет и остался. 

Ирина из Голой Пристани увезла своих детей в село ближе к Скадовску, там пока не стреляют, а сама остается рядом с престарелыми родителями. В городе уже трое суток нет света, связи, газа и воды.

Херсон и Голую Пристань обстреливают круглосуточно. После обстрелов горят жилые дома. Страдают и исторические здания: снаряд изранил прекрасное здание музея изобразительных искусств в областном центре. Но хуже всего, когда гибнут люди. Сегодня ракета прилетела в центр Херсона, погибли 16 человек и 64 ранены. Херсонцы выстроились в очередь на сдачу крови для пострадавших. 

— Я никуда не уеду из дома, — говорит Жанна Николаевна, пенсионерка из Херсона. — Если мне суждено умереть сейчас, лучше я умру в родных стенах свободного города.