Ковров — небольшой городок во Владимирской области, 250 километров от Москвы, негласная оружейная столица России. Главная улица, ведущая в город от железнодорожного вокзала, носит имя легендарного советского конструктора Василия Дегтярёва, создателя самого узнаваемого пулемета времен Второй Мировой войны. Там же, прямо на развилке напротив ковровского парка «Патриот», установлен памятник именитому оружейнику. 

В городе отчетливо пахнет войной — но не из-за памятников.

Сам центр города своим запустением и разрушенной купеческой застройкой словно намекает, что боевые действия закончились здесь буквально на днях. А немногочисленные гостиницы Коврова буквально переполнены приехавшими на отдых контрактниками, добровольцами и просто беженцами из Украины.

Эта огромная масса людей с передовой, практически не заметная в суете больших городов, здесь, в провинции, на фоне местной неспешной и размеренной жизни сразу бросается в глаза. Опознать пришельцев с той стороны границы легко. По грязной обуви, оборванной одежде и пустым, смотрящим будто бы сквозь взглядам.

в самих темах разговоров — про поездки в Херсон, Луганск и Мариуполь. Об этом здесь слышно повсюду, в столовых, у ресепшена, на перекурах. Бойцы возвращаются домой, в восточные регионы России, и везут войну с собой.

Дети-беженцы, всё у тех же гостиниц, встречаясь со своими сверстниками, весело рассказывают им про то, как прятались от обстрелов, про игры в воронках. Их звонкие голоса не вяжутся с той жутью, про которую они говорят, создают чудовищный контраст с пока еще привычной нам мирной повседневностью. 

Но я приехал сюда совершенно по другой причине: писать про прошедшие 11 сентября муниципальные выборы депутатов Новосельского поселения.

Эти выборы продемонстрировали небывалую электоральную аномалию: в Новосельском поселении проголосовали лишь 33% избирателей из списочного состава, в выборах приняли участие 1089 человек. Депутаты избирались по десяти одномандатным округам, а в шестом округе выборы вовсе провалились. Единственным кандидатом там был зарегистрирован техник ковровского районного дома культуры, 46-летний Роман Овсянкин, выдвигавшийся от «Единой России». Но большинство голосов на его участке набрал «кандидат против всех» — за него выступили 60% избирателей.

Поселковый Совет всё равно был благополучно сформирован — преимущественно из представителей партии власти, 7 из 9 мест получили кандидаты от «Единой России». Еще два места заняли представители КПРФ.
Я отправился в поселок Новый, чтобы понять, как здесь, пусть и на одном участке, смог победить главный протестный кандидат нашего времени.

Выборы-выборы

Поселок Новый находится всего в 12 км от райцентра. Миновав оживленные проспекты, петляя по извилистой дороге, на выезде из Коврова обгоняем колонны армейских грузовиков: КАМАЗы на высоких вездеходных колесах, темно-зеленые «Уралы», тянущие за собой накрытые тентом зенитные орудия и тяжелые пушки. Сворачиваем в сторону редкого леска. Окрестности Коврова еще с советских времен буквально усеяны военными городками и режимными объектами, из-за чего таксист Николай по-отечески советует мне спрятать фотоаппарат.

— Ты дорогу видишь? — Николай показывает на испещренное выбоинами и заплатками двухполосное дорожное полотно. — Лучше ее снимай! Покажи, как люди под Москвой живут. У нас же столько заводов, предприятий! И автоматы, и электронику для танков и для ракет еще с каких пор производят! Как там говорят — щит Родины? Так вот, он весь в Коврове куется. Столько бабла во всё это вбухивают, а дорогу построить не могут, каждые полгода ходовую перебираю. 

Где-то неподалеку отсюда, в поселке Мелехово, между пилорамами и щебеночными заводами притаилась колония строгого режима, та самая, где сидит самый известный оппозиционер России Алексей Навальный. Но факт всеобщего повышенного внимания к этим местам отнюдь не радует местных. Гораздо сильнее новосельцев заботит отсутствие автобусов между поселками Новый и Мелехово, из-за чего жителям приходится ездить из одного поселка в другой на перекладных, через город. А в Мелехово, например, больница (хоть и закрытая сейчас на ремонт).

Сам по себе Новый — небольшой населенный пункт, серый, безликий, похожий на сотни таких же, разбросанных по всей России. Ангары, производственные цеха, администрация, школа, остановка и магазин «Авокадо». Около магазина с ведрами и бидонами (давно забытыми в городах) жители выстраиваются в длинную очередь в ожидании цистерны с молоком. Какой-то местный фермер привозит излишки молока в обход торговых сетей; цена более чем демократичная — 45 рублей за литр. Продукция «прямо из-под коровы», хранится не более двух дней, а значит, очередь здесь такое же привычное явление, как восход солнца.

Однако люди приходят на крыльцо «Авокадо» не только за молоком. Они приходят в первую очередь для общения, а площадка перед магазинами давно превратилось для них в аналог древнеримского форума, где можно обсудить увиденные по телевизору новости. 

В темах разговоров, конечно же, ставший уже классическим набор: Украина, козни Запада и очередной ураган в США, воспринимаемый не иначе как «божья кара». Про местные проблемы тут говорят гораздо меньше, хотя и выборы прошли, — что уж, казалось бы, важнее?

Мы разговорились с местным жителем Геннадием, невысоким худощавым мужчиной в потертой и вытянутой мастерке и с трехдневной седеющей щетиной. Геннадий — коренной житель села, работает трактористом в местном совхозе: 

— Выборы? А ху..и [что] выборы? Ну, сходили, проголосовали. А что толку, у нас сутки уже воды нет — и никто не чешется.

Геннадий пояснил, что даже не знает, кого выбирали на минувших выборах. Опережая мой вопрос, мужчина с улыбкой оттарабанивает, что политика ему неинтересна:

Думаю, там в администрации всё правильно и без нас порешают.

— А как же вода? Может, сходили бы на выборы — она бы и появилась, — наседаю я.

— Я тебя умоляю! Если трубы гнилые — ты хоть заголосуйся, всё равно никто ничего делать не будет. Да и мне несложно, я и до скважины схожу. Жили же люди раньше, и мы проживем. Или ты из Москвы? — с каким-то недобрым прищуром поинтересовался тракторист.

— Нет, не из Москвы. Я с Урала, — улыбаясь, ответил я.

— А ну вот, и что там у вас — везде вода есть? Не везде! Даже не пи..ди [не ври] мне! То, что воды нет, такое везде случается, и выборы тут не решают. По этому нех..й [нечего] на эту ерунду время тратить.

Высказав свою электоральную позицию, мужчина с ведрами скрылся в подъезде одной из двухэтажек.

Авария

А я выяснил, что авария на водопроводе в поселке Новый произошла спустя неделю после сельских выборов. Поначалу у поселковых из обоих кранов начала бежать горячая вода, а прибывшие на место ремонтники в ходе раскопок что-то повредили, и она перестала идти совсем. Бутилированная вода в магазинах тут же резко подскочила в цене, а скоро и вовсе исчезла. Позиция предпринимателей возмутила жителей сильнее, чем отсутствие воды в кранах. 

— Как только воды не стало, коммерсанты тут же задрали цены на бутилированную — видят, что воды нету, и всё сделают, лишь бы народ обобрать, — пожаловалась мне одна пенсионерок в очереди за молоком.

По словам женщины, на минувших выборах депутатов поселкового совета она проголосовала за кандидата от КПРФ, но тот всё равно не прошел.

При этом для моей собеседницы состояние коммунальной инфраструктуры и выборы сельских депутатов, в которых уже не первый год лидирует «Единая Россия», так же, как и для Геннадия, — явления из двух разных и совершенно не связанных между собою вселенных.

Ближе всех к скромной должности депутата сельского поселения — из людей, не принадлежащих к партии власти, — в поселке Новый подобралась беспартийная Ирина Максимова, операционист ковровского филиала Мосэнерго. Она получила 28 голосов избирателей, чего не хватило для прохождения в сельский совет народных депутатов. Не сумев перебороть административный ресурс, Максимова с разницей всего в несколько голосов уступила четырежды депутату, директору Новосельской школы Татьяне Севрюгиной, которая шла от «ЕР».

Поговорить с победителем от правящей партии мне не удалось: в средней школе поселка Новый мне во встрече с директором отказали, сказали, что Севрюгиной нет на месте.

Тогда я пошел к проигравшей Ирине Максимовой. Собственно, местные жители сами проводили меня к ее дому. И когда я не застал ее, одна из соседок с радостью предоставила ее номер телефона.

Админресурс

С экс-кандидатом мы встречаемся уже вечером. Максимова, невысокая светловолосая женщина средних лет, приехала на встречу за рулем старенького серенького авто — то ли «Рено», то ли «Фольксвагена», я в темноте не разглядел. По словам Ирины, для нее это были первые выборы. Жалуется: на политическую и общественную деятельность в связи с загруженностью на работе и семейными заботами у нее остается немного времени.

Долгое время Максимова пыталась биться с проблемами села в одиночку, как простой житель, без депутатского статуса. Она обращалась в администрацию и в другие ведомства, помогала сельским бабкам как-то решать коммунальные проблемы. Но все запросы спускались вниз, чиновникам, которые по умолчанию являются членами «Единой России». И тогда Ирина решила идти в депутаты.

— У вас там клуб на въезде в поселок, и есть новостройка для многодетных. Везде логотип «Единой России». Это строится на деньги партии? — любопытствую я.

— У «Единой России» денег нет, это партия. А деньги бюджетные. Они так везде делают, это админресурс, — устало отвечает Ирина. 

Отправляешь, например, письмо президенту — а его спускают вниз. Куда? Опять же, «Единой России», поэтому и результаты выборов такие. Возможно, еще и потому, что в поселке много тех, у кого, как я понимаю, нет образования.

И всё же Ирина, мне кажется, недооценивает протестный потенциал новосельцев: лояльность по отношению к власти начинает всерьез проседать, когда речь заходит о цене на булку хлеба.

Невысокая женщина лет, наверное, 75-ти, в голубой куртке и косынке, неспешно бредущая с маленьким белым бидончиком, а также ее соседка, согласились со мной поговорить. Женщину с бидоном зовут Мария, но к столь официальному обращению она не привыкла, попросила называть ее Машей. Рассказывает:

— Я проработала акушеркой 30 лет. У меня пенсия 13 тысяч. На что ее хватит? 5 тысяч коммуналка, 3 тысячи на лекарства, 5 тысяч остается на жизнь. А цены растут каждый день: приходишь, а булка хлеба — 50–55 рублей.

— Так разве это булка? — отзывается ее соседка Тамара. — Раньше если хлеб брали, то там был почти килограмм. Потом грамм 600, сейчас одна булка — это грамм 300–400. Ладно хоть молоко есть, можно хлебный мякиш накрошить.

— А с чем хлеб? Сыр, колбаса, мясо? — перечисляю я.

— Какое мясо, сынок?! Ты цены в магазине видел?

— На кой черт мы в эту Украину полезли? — негодует бабушка Маша. — Столько денег угробили, а народ как жил, извини меня, в навозе, так и живет. Только теперь лекарств нет, и цены ломят. 

— И что нам всем с этим делать? — поинтересовался я у женщин.

— Что делать? Что делать… Только революция, по-другому уже не поймут. Сами на морях отдыхают, а мы здесь не знаем, как концы с концами свести, — возмутилась Маша.

— Маш, ну ты чего, какая революция, особенно сейчас? — резко оборвала соседку Тамара. — Видишь, что по телевизору творится. Нельзя сейчас бунтовать.

Между женщинами завязалась полемика. Поспорив около минуты, пенсионерки откинули революционные идеи, сойдясь на мысли, что в случае переворота будет плохо всем.

— Сейчас же не коммунизм, народ злой пошел, все друг на друга искоса смотрят, друг с другом не разговаривают. У кого деньги есть, для них мы… Как Собчак сказала, «эти нищеброды». Не приведи господь, какая жуть начнется, сосед соседа грабить, резать начнет, — запричитала бабушка Маша.

— Власть почему себя так ведет? Потому что требовать с них некому, мужиков не осталось, — добавила соображение Тамара. — Те, кто есть, либо спились, либо давным-давно по своим норам сидят. Мы-то свое уже доживем, а вот вас, молодых, жалко.

Если сверху скажут «Цыц»

Говоря о кандидате от партии власти Татьяне Севрюгиной, победившей Максимову, местные вздыхают: «Она женщина неплохая, но подневольная. К ней если обратишься, она выслушает, даже запишет. Но если сверху ей «цыц» скажут, ничего делать не будет».
Зато Максимову хвалят: «Мы голосовали за Иринку, потому что она пробивная, и если что случится, пишет письма и требует до тех пор, пока проблему не решат».

А сама Ирина Максимова считает, что не прошла в совет именно из-за несознательного отношения к выборам самих жителей: 

— Люди мыслят понятиями: «А зачем мы пойдем? Ничего же не изменится и не поменяется». Ну есть у нас несколько активных людей, которые пытаются, но они в возрасте, а остальные посидят на лавочке, поговорят — и достаточно. Временами доходит до смешного. Ко мне обратилась избирательница, рассказала, что голосовала за меня в Мелехово. Но это соседний поселок, я там не баллотировалась. Спросила у нее: как так получилось? Она говорит: пришла на участок, спросила, где Ирина Максимова. Ей сказали: ее нет, она на другом участке. Так эта избирательница нашла такую же фамилию, спросила: а это кто? Ей говорят: другая Максимова. Она: ну ладно, тогда за эту Максимову и проголосую. (Я посмотрел список депутатов Новосельского совета: и действительно, там есть еще одна Максимова, Татьяна Васильевна, заведующая библиотекой. — Прим. авт.).

Это коллективное бессознательное: люди в районах ни в чем не разбираются, голосуют машинально. Многие до сих пор не понимают, зачем нужны депутаты. Особенно не понимают это люди в возрасте.

Впрочем, и по поводу подрастающего поколения мысли у Максимовой отнюдь не радужные. По словам Ирины Максимовой, отсутствие самостоятельности и неверие в свои собственные силы стали общим для всех без исключения жителей поселка:

Вокзал

Вечером 20 сентября было анонсировано обращение президента о предстоящей мобилизации. Рано утром 21 сентября на Ковровский вокзал прибыло несколько «Уралов» с призывниками. Молодые парни, 19–22 лет, совсем еще мальчишки, выгружались из машин, неспешно проходя через ворота вокзала. Меня поразил их внешний вид, бросающийся в глаза недокомплект военной формы. 

Вместо армейских берцев на ногах призывников были кроссовки и сапоги, вместо привычных по пропагандистским программам зеленых пиксельных «ратников» — знакомые со второй чеченской бушлаты камуфляжной раскраски «арбуз». Многие из этих ребят еще не родились, когда железяки, которые они теперь держат в руках, начали ржаветь. 

И вот теперь их жизни, как и сотни тысяч других жизней, будут отправлены в мясорубку.

— Ребята, а вы куда? 

— В Белгород.

— А оттуда? 

— А оттуда — мы не знаем.