Обречённая деревня

Чтобы понять место Армении в сегодняшнем геополитическом раскладе, достаточно сесть в маршрутку на ереванском автовокзале. В маршрутке, с перекурами, с остановками, в неспешном темпе, путь до Карабаха займет 5-6 часов. В такси с ветерком — три-четыре. Из Еревана, откуда в ясные вечера хорошо видна гора Арарат (а это уже Турция) — до Гориса, городка на границе с Арцахом. Здесь начинается узкий Лачинский коридор, ведущий через азербайджанские, а в недалеком прошлом армянские земли в Степанакерт. Четыре часа по горам через всю страну — путь от турецкой границы до азербайджанской. Между ними — страна Армения. Как она еще жива, непонятно.

Предыдущее обострение в Арцахе, он же Карабах, со стрельбой, жертвами, очередным отъемом территорий и приведением армии в боевую готовность пришлось как раз на первую волну военной эмиграции из России. Был март. Армяне иронизировали: «Это вы хорошо придумали. Нашли куда бежать от войны!» И мы действительно всполошились. Видимо, скоро придется валить и отсюда тоже. Но потом нам объяснили, что это не война, это будни. То есть война, но выглядит она так.

Потом четыре месяца было относительного тихо, а в августе обстрелы возобновились. Вот несколько новостей:

С российскими миротворцами мы столкнулись раньше, чем хотелось бы. Мне и до поездки попадалась информация, что русские не пускают в Карабах журналистов, причем не только русских, но и армянских. Прямо перед нашей маршруткой они развернули репортерскую машину и на наши красные паспорта тоже сразу спикировали. «Журналистам, блогерам и фоторепортерам въезд на территорию Арцаха категорически запрещен» — коротко и ясно. А я уже полгода не видел вооруженных русских и, честно говоря, не очень соскучился. Белая миротворческая экипировка, автомат, сытое уверенное лицо. Но даже если бы всего этого не было, по слову «запрещено» я везде узнаю своих. 

— Это вообще законно? — спросил я министра территориального управления Арцаха Айка Ханумяна, когда мы добрались до Степанакерта. 

— Не знаю, у нас так не принято. В Арцахе такого никогда не было, все открыто, приезжал кто угодно. Может быть, это что-то специфически русское. А армянские пограничники тоже вас не пускали?

— Нет, армянским вообще плевать.

Печальный русский цирк продолжился в городе Лачин, он же Бердзор. У многих городов Арцаха/Карабаха по два названия, старое и новое, азербайджанское и армянское. Стоило нам выйти из машины на площадь, как сразу же подошел миротворец с местным полицейским в штатском и стал докапываться: «Документы? Цель приезда? С фотоаппаратом нельзя! Покажите, пожалуйста, телефоны!» И сфотографировал паспорта, как если бы мы вышли в пикет на Тверскую с плакатом «Нет войне, Путин должен уйти!». Ощущение, как будто попал в город Зеро.

— Я снимаю только девушек и природу, — сказал фотограф Юра. Девушек они смотреть постеснялись, а в мой телефон заглянули. Накануне перед поездкой я готовил материал о книжных магазинах Еревана, в том числе о Доме русской книги на улице Вардананц. И сделал несколько рабочих снимков, чтобы было легче писать. В холле Дома книги на стене красуются большие портреты патриарха и Михаила Швыдкого. Что я и запечатлел для вечности. После этой фотки телефон мне очень быстро вернули.

Миротворец отстал, но набежали еще какие-то личности: «А куда вы? А что? А как? Давайте разберемся!» Я почувствовал, что проваливаюсь в атмосферу Донецка 2014 года с его внезапными проверками, стукачеством, шпиономанией, похищениями и риском в любой момент попасть «на подвал». Помню, как моего фотографа пытались задержать за то, что он вытащил на улице пауэрбанк. Сказали, что он украинский шпион, а это у него специальный прибор для корректировки огня.

«Так, спрячь фотоаппарат, спрячь телефон, и быстро валим отсюда», — сказал я Юре. Когда уже садились в машину, чье-то мутное лицо протиснулось в боковое окно и спросило водителя: «А это точно хорошие парни? Хорошие или плохие?» Как в американском кино.

Напоследок я зашел в магазин купить сигарет и тут же услышал из-за прилавка: «Вы не русские репортеры? Мне нужны русские репортеры!» «А что вы хотите? Я передам» «Пусть спросят наши власти, почему я должна уезжать! Почему они отдают азербайджанцам мой дом?!!»

— Да, действительно, 25 августа Бердзор и село Ахавно должны быть переданы азербайджанской стороне, — говорит Ханумян, — это правда. 

Именно на Ханумяна возложена ответственность за переселение жителей. И отношение к нему соответствующее — не любят. Хотя понятно, что придумал это явно не он. Вид у него усталый, Айк производит впечатление человека, который делает что может, но может он очень мало.

— А что будет с людьми?

— То же, что было с другими людьми, которые потеряли дома. После войны у нас 42 тысячи переселенных лиц. 16 тысяч из них живут сейчас в Арцахе. Остальные 26 в разных местах Армении. Конечно, это трагедия. 

Предыстория трагедии такова. По договору, заключенному после кровавой, проигранной Арменией войны 2020 года, Лачинский коридор в его нынешнем виде должен быть ликвидирован. За три года должно быть согласовано строительство новой дороги, южнее. Но дорога не достроена, 

Чисто психологически это воспринимается людьми не как последствие проигранной войны, а как поражение, которое им нанесли прямо сейчас. В принципе так и есть.

В селе Ахавно я поговорил со школьной учительницей Ниной Арутюнян. Вот как она узнала о том, что у нее скоро не будет дома:

— Пятого августа я красилась и красиво одевалась, чтобы выйти в кафе и съесть чизкейк. Позвонила мама одного из моих учеников и говорит: «Вы знаете, село отдают. Решение уже принято». 

— И что вы сделали?

— Сразу приехала в Ахавно. Это последние дни, когда дети в селе все вместе, последняя возможность их всех увидеть перед тем, как разъедемся.

Вечером мы сидим с Ниной и ее детьми у костра на берегу маленькой, но бурной горной речки. Дети играют во что-то вроде лото, из колонки мочит армянский рэп. До линии соприкосновения с азербайджанцами отсюда примерно два километра. Они чуть выше, в горах. И скорее всего, видят нас. Отсчет пошел: через девятнадцать дней никакого Ахавно здесь не будет, будет Забух. Так это место называется по-азербайджански.

Нина преподает английский. Утром, проходя мимо ее дома, крошечная девочка с косичкой здоровается и говорит: «How are you?» Глаза у Нины заплаканные. Плохо, девочка, плохо.

Из текущих сводок:

«5 августа на территории Арцаха велись интенсивные боевые действия между ВС Азербайджана и армией обороны Арцаха, сообщается о жертвах с обеих сторон. В итоге вооруженных столкновений, в ходе которых азербайджанская сторона использовала авиацию, артиллерию, минометы, под контроль Азербайджана перешло несколько высот».

Виртуальная реальность обгоняет реальную. Я включаю айфон: айфон показывает мне погоду в Азербайджане и азербайджанскую рекламу. В браузере открывается google.az, а не google.am. Весь мир уверен, что никакого Ахавно давно уже нет. А оно есть, здесь живет 171 человек.

Через два дома от нас на противоположной стороне улицы в грузовик носят вещи. Рядом стоит хозяйка, Асмик. Асмик — вдова, муж погиб на последней войне, осталось пятеро детей. Мимо меня проносят шкафы с трюмо, детские книжки, тетрадки, одеяла, подушки, водопроводные шланги. Посуду и прочую утварь относят на помойку. Грузовик небольшой, многое придется оставить.

Асмик переезжает в Аскеран, это тоже здесь, в Карабахе. Жилье ищут с тем расчетом, чтобы не пришлось переезжать еще раз. Или хотя бы не завтра. Но это не у всех получается.

тем более на большую семью. Их хватит только на переезд в другие пограничные села. 

А виноваты в этом такие, как я. Цены на армянскую недвижимость взлетели из-за того, что приехали мы, русские. Для сравнения: в январе 30-метровая конура без кондиционера с продавленной мебелью и плохо работающим всем могла стоить в Ереване 130 тысяч драм. В марте уже 180. Это только аренда, а продажа тоже взлетела. Город переполнен. Как сказал мне риелтор (их тут почему-то называют брокерами), дело даже не в деньгах. В Ереване просто физически нет столько квартир, он не приспособлен под такое количество приезжих, это маленький город. В других местах немного полегче, но тоже туго. Армения не резиновая.

У старосты Ахавно Андраника Чаушяна (по-армянски он называется гюхапет, начальник села) темное лицо, крепкие плечи и много маленьких детей. Мы сидим в обвитой виноградом беседке за домом. Андраник спокойный как танк. Ни один мускул не дрогнет. Но я знаю, что, когда объявили о сдаче села, ему стало плохо с сердцем, вызывали врача. В селе многие отказываются говорить с русскими, это из-за русского контингента. Андраник согласился. Он говорит:

— Мы должны были защищать себя сами. Но обстоятельства сложились так, как сложились. Была надежда на Россию, а Россия не выполняет сейчас свои обязательства.

— Что собираетесь делать?

— Пока не знаю. Если рядом были бы армянские танки, мы бы сопротивлялись. 

Через день из новостей я узнал, что Андраник просил выдать жителям села оружие. Ему, естественно, отказали.

— Но танков нет, Армения не защищает это село, а с той стороны границы стоит турецкий спецназ. Не азербайджанский, а именно турецкий. Они не скрываются. Мы видели опознавательные знаки, видели флаги. Если мы останемся, войдет спецназ и начнется резня. Поэтому я не знаю, что можно сделать.

Андранику предстоит переезжать в третий раз и, видимо, не в последний. Он из Сирии, оттуда бежал в Ливан, из Ливана — сюда. В Карабахе много таких.

Вечером мы с Юрой отсматриваем фото. Я говорю: «Посмотри, какие у них спокойные лица. Нам никто не поверит, что у людей трагедия, что их выгоняют из дома». Нина тоже смотрит и говорит: «Просто они привыкли».

— И дети?

— Дети тоже привыкли. У нас учится несколько детей из Бердзора. И их приходится отправлять домой раньше, потому что по дороге два-три раза в неделю проходит азербайджанская колонна. И надо успеть до них. То есть дети понимают, что происходит. По ночам здесь иногда летают разведывательные дроны. Это рутина, то, в чем мы живем ежедневно.

— А что за колонна?

— Военная. Иногда ты можешь попасть в эту колонну. Так случилось с моими друзьями, азербайджанцы столкнули их машину в пропасть. Слава богу, все живы, но состояние — сами понимаете. Мы с одной учительницей тоже однажды попали так. 

С утра в новостях опять перестрелки. Азербайджан взял еще две высоты, вроде бы незначительные. Ханумян прокомментировал мне эти новости так:

пальцы подбираются ближе и ближе к горлу. А еще это шантаж. Нам как бы говорят: лучше отдайте землю сами, жить мы вам все равно не дадим.

Я спрашиваю Нину:

— А как такое вообще возможно? Там же стоят русские, почему они пропустили их на высоты?

— Мне тоже интересно. Уже много раз было, когда стреляли в места, где находятся миротворцы. Был случай, когда стреляли в «КамАЗ», где с одной стороны сидел армянин, с другой миротворец. И даже осколки попали в миротворца, но Россия это спокойно скушала. Были и погибшие среди русских, но, естественно, русские медиа ничего не написали об этом. Азербайджанские войска делают все, что хотят. Российская армия не имеет никакого веса на этой территории.

— Армяне это понимают?

— Конечно! Старшее поколение, которое смотрит канал «Россия-1», непрошибаемо, а среди молодежи в Арцахе все больше антироссийских настроений. Раньше такого не было. Раньше мы думали: да, Россия виновата, она ужасно вела себя во время войны 2020 года, фактически спровоцировала ее, подставила нас, но мы все равно должны быть ей благодарны, потому что у нас стоят их миротворцы, и из-за этого в Арцахе спокойно. Но ведь на самом деле-то не спокойно! Из-за России эта война началась, но мы думали, что Россия ее прекратила. А война ведь не прекратилась. Прямо сейчас при посредничестве России она продолжается. Миротворцы стоят, а наши солдаты погибают и мы отдаем свои территории.

Примерно то же говорит Ханумян:

— После начала украинской войны Россия стала заметно пассивнее, это видно, мы это чувствуем. А Азербайджан наоборот — агрессивнее. Он непрерывно предъявляет ультиматумы и нам и русским. Шойгу звонит в Баку и говорит, что надо прекратить эскалацию. В ответ сразу же идет атака с дронов. То есть они демонстративно показывают, что мнение России для них не имеет значения.

8 августа арцахские армяне потребовали от Франции ввести миротворцев в Лачинский коридор. Акция протеста прошла у зданий посольств России и Франции в Ереване. Армении нужно искать другого союзника, она его уже ищет. Оппозиция Арцаха говорит об этом прямым текстом: «Мы видим, что миротворцы либо не могут, либо не хотят выполнять свои обязательства».

Я бы добавил: но при этом ведут себя предельно нагло и по-хозяйски. Как военная полиция на оккупированной территории. А порою и оскорбительно. Уже в Ереване Армен, карабахский армянин, врач, рассказал мне:

— Стою на посту, вышел из машины. Подходит миротворец и говорит: «Залезай в машину быстро!» «С какой стати? Это моя земля!» «Была бы твоя, нас бы здесь не было!»

В один из вечеров на околице Ахавно мы встретили русский бэтээр, он лихо катил по деревне под триколором, на броне сидел миротворец в трениках. Второй, шкаф с автоматом в полной экипировке, соскочил с брони и требовательно спросил у нас:

— Местные?

— Да, местные, — сказал я.

Ты бы с азербайджанцами был такой смелый.

Они занимаются чем угодно, только не тем, зачем их сюда позвали. По дороге из Бердзора в Степанакерт нас остановил миротворец. Попросил открыть окно. Я уже полез за паспортом, но этого не потребовалось. Он сунул в машину пакет с чем-то теплым. Это оказались пирожки. По виду с яблоками. И сказал:

— На следующем посту передайте.

На той же трассе только в обратную сторону, если приглядеться, на обочине стоит магазин. На магазине советский флаг. Ну как советский. Не советский, конечно. Красный и надпись «СССР». На стене написано: «Где мы, там победа!» Подпись: «Морская пехота». Да ладно, ребята, ну какая победа…

…На выезде из села нас нагнал красный рафик, впереди ехал грузовик, доверху груженный вещами. В рафике на переднем сидении рядом с водителем ехала Асмик. Она улыбалась, вид у нее был довольный, и я знаю почему. Она молодец. Справилась, смогла. Могло быть гораздо хуже.