Нужен шум, а драка — нет 

— Каким термином ты описываешь произошедшие несколько дней назад события между властями Сербии и Косово? 

— Это краткосрочная эскалация, в которой были заинтересованы обе стороны — и руководство Сербии, и лидеры Косово. Власти и той, и другой страны продемонстрировали, что ситуация между ними по-прежнему напряженная и может легко перейти из состояния замороженного конфликта в фазу вооруженных столкновений. Цель эскалации — показать прежде всего Западу, что на Балканах по-прежнему всё не просто: страсти кипят, люди готовы стрелять, возводить баррикады. В последнее время у Запада стало складываться ощущение, что, если он посильнее надавит на балканских лидеров, то конфликт можно будет окончательно урегулировать. При этом ни одна из сторон этого урегулирования, естественно, не хочет, ни на какие уступки никто идти не готов. С помощью подобных периодических эскалаций [предыдущее обострение между сторонами произошло осенью 2021 года — прим ред.] 

— К чему Запад пытается подтолкнуть стороны? 

— Прежде всего, Запад хотел бы предсказуемости. Хотел бы забыть про конфликт на Балканах раз и навсегда, вывести с территории миротворцев, спокойно проводить постепенную интеграцию Сербии и Косово в Евросоюз в течение ближайших десятилетий, не доводя до самого вступления стран в ЕС. Замороженные конфликты опасны тем, что ими могут воспользоваться в своих целях третьи страны — например, Россия. Урегулирование же сербско-косовского конфликта позволит снять Белград с крюка российской поддержки. Потому что если вопрос с Косово решается [его международным признанием всеми странами-членами ООН], то Сербия может сменить вектор внешней политики и меньше зависеть от Москвы. 

Урегулированием конфликта уже многие годы занимается гигантская европейская бюрократия. Они давят на ту сторону, на которую в данный конкретный момент это давление оказывать возможно. Пока на предыдущем витке, во время президентства Трампа, обсуждался вопрос обмена территориями, то давили и на Косово, и на Сербию. Сейчас обмен территориями ушел на второй план, и более реалистичная опция — давить на Сербию, требуя всё большего признания Косово как суверенного государства. В рамках реальных действий Сербия не отрицает, что Косово — независимое государство. Например, Белград не пытается установить силой свою администрацию в Приштине. Однако на уровне символических действий, конечно, Сербия не признает косовскую государственность. И для сохранения статус-кво на этом символическом фронте ей и нужна Россия, которая де-факто не пускает Косово в ООН. 

— При этом кажется, что источник этой последней эскалации — с введением обязательной замены сербских номеров на косовские и выдачей въезжающим на территорию сербам временных косовских документов — все же Приштина, а не Белград. 

— В Косово тоже постоянно вынуждены привлекать к себе внимание того же Запада, потому что дело с их признанием не движется. Ещё в 2008 году была провозглашена независимость, Запад пообещал в скором времени полное признание и в перспективе вступление в ЕС, но ничего такого нет сегодня даже близко. Напротив, даже по тем вопросам, которые, казалось бы, давно решены для других стран, дело не движется. Например, Косово остается последней Балканской страной, граждане которой вынуждены получать шенгенские визы для поездок в ЕС. Но проблема еще в том, что косовскую государственность не признает не только Сербия, но и еще пять стран-членов ЕС (Греция, Испания, Кипр, Румыния, Словакия — прим. ред.). Конечно, руководство Косово не радо тому, что никаких подвижек нет, и, возможно, опасается, что если они не будут обострять ситуацию, то на них просто махнут рукой.

Его задача — в очередной раз продемонстрировать Западу, что на него нельзя слишком сильно давить, потому что в регионе нестабильная ситуация, и только он может удерживать ее под контролем. В обмен на урегулирование эскалации, причиной которой он сам во многом и стал, Вучич будет ожидать, что Запад продолжит закрывать глаза на его пророссийскую риторику, на проблемы в Сербии со свободными выборами и независимостью СМИ, на то, что Белград формально не присоединился к санкциям против России. 

— Война в Украине как-то повлияла на позицию европейцев и на сам конфликт? 

— Обострение на границе между Сербией и Косово, которое мы наблюдаем в последние дни, нельзя назвать самым жестким за последние годы. Были и более опасные эпизоды, например, когда Косово пыталось поставить под свой контроль северную границу, где территория с сербским большинством — Северное Косово, Метохия. Однако тогда не было фона полноценной войны в Европе, и никто так остро не реагировал. То есть столь легко этот шантаж европейцев через эскалацию не удавался. Но можно ожидать, что из-за войны в Украине Европа теперь станет более внимательно относиться к балканским конфликтам и активнее пытаться их урегулировать.

— А Россия что-то дополнительное из последней эскалации сможет извлечь?

— России никто не даст вмешаться в конфликт по-настоящему. Сербия могла бы теоретически пригласить Россию как-то в этом поучаствовать, но делать этого Белград не будет, потому что, во-первых, вся схема текущей эскалации рассчитана на привлечение внимания западной аудитории. Во-вторых, Россия непредсказуема, Россия будет всерьез протовостоять Западу, а Белград, напротив, изображает, что он не противостоит, а помогает Западу. Вучич не может отказаться от пророссийской риторики, но реальная российская поддержка нужна ему очень дозировано, чтобы внутри страны показать избирателям, что он большой друг Путина, поскольку избиратели симпатизируют российскому президенту. 

— Но, возможно, на фоне обострения с Косово и заинтересованности пусть даже в вербальной поддержке со стороны России позиция Сербии по войне в Украине станет еще более пророссийской? 

— На самом деле Сербия не занимает реально пророссийскую позицию в конфликте. Белград просто старается не подставляться, не делать антироссийских заявлений и впрямую никак не поддерживать Украину, потому что это будет очень не популярно внутри Сербии. Пророссийский нарратив, исходящий сейчас от Вучича и его окружения, работает, прежде всего, на внутреннюю аудиторию. Сербы видят параллели между Югославскими войнами и тем, что происходит сейчас в Украине. Они не верят западным аргументам про преступления российской армии, насколько бы аргументированными и доказательными они ни были, поскольку еще совсем недавно слышали то же самое в отношении самих себя. И конечно же, сербы в этой войне ассоциируют себя, даже без всякой государственной пропаганды, с Россией и считают, что Россия права. 

С другой стороны, Сербия сейчас, по сути, выполняет западные санкции, не присоединяясь к ним. Например, это касается нефтяного эмбарго. Сербия перестанет закупать российскую нефть не потому, что она подписалась под санкциями, а потому, что поставки осуществлялись через порты Хорватии и Румынии, а они присоединились к эмбарго. Или, например, российские высокие начальники больше в Сербию летать не могут. Сергей Лавров пытался прилететь — не получилось. Но не потому, что Сербия его не пустила, а потому что небо для самолета министра закрыли все окружающие Сербию страны. Белград, хотя и повозмущался для вида, но на самом деле не очень расстроился, что ему самому не пришлось отказывать Лаврову в визите. То же самое касается финансовых санкций. Раньше Сбербанк работал в Сербии, а теперь не может, хотя Сербия не присоединилась к финансовым санкциям ЕС.

— Нет ли именно в данный момент, в период войны России с Украной, угрозы реального начала вооруженных столкновений между сербами и косоварами в результате одной из таких эскалаций на границе? Потому что, с одной стороны, у сербского общества до сих пор большой ресентимент по поводу югославских войн, результаты которых считают несправедливыми, а с другой стороны, они видят решительные действия Путина по «возвращению» территорий, которому, как ты говоришь, они серьезно симпатизируют? Может ли возникнуть ситуация, когда Вучич уже не сможет удержать Балканы от новой войны, заигравшись в эскалацию? 

— Нет, я не могу себе это представить. Во-первых, сербская правящая элита абсолютно кооптирована в Запад и полностью от него зависит. Она совершенно прагматична и не собирается устраивать никаких «денацификаций», что бы они там ни писали. Во-вторых, сербское общество навоевалось. Россия-то напрямую не проверяла, каково это — воевать, а Сербия десять лет проверяла на своей собственной территории, в своих городах. И это было не так уж давно, воевавшее поколение находится еще в активном возрасте и прекрасно помнит, насколько это было трагично. Да, если посмотреть социологические опросы, можно увидеть этот ресентимент. Но это чувство несправедливости не выливается в желание исправить его вооруженным путем. Только 1-2% опрошенных говорят о реальной готовности воевать.

В-третьих, сам Вучич — это циничный лидер, который не собирается воевать с Западом. Наоборот, он собирается сотрудничать с ним, просто не на чисто западных условиях, а пытаясь внести какие-то коррективы. В частности, он хочет, чтобы Запад его не свергал, не мешал контролировать Сербию так, как он хочет. Но бросать вызов западным странам Вучич не собирается. Балканские лидеры уже пытались делать это несколько раз и выучили урок, что противостояние с Западом обходится им крайне дорого, и их проигрыш в результате неизбежен.