«Помни, что Катынь может повториться»

— Давно ли вы знаете, что катынское преступление — дело рук СССР?

— Это прозвучит парадоксально, но в домах польской интеллигенции почти не говорили о Катыни. Я впервые услышал о катынском расстреле в 12 лет в 1963 году, когда был разговор между взрослыми, а мы с сестрой сидели за столом. В средней школе на уроке истории мы задали вопрос о Катыни: кто убил наших военнопленных, и когда наша учительница не захотела на него отвечать, то мы подумали: «Ага, что-то тут есть». А в университете уже всё всем было известно. 

Независимые публикации о Катыни появились в Польше с 1970-х годов, особенно в 1980-е. Во время военного положения в Польше появилось столько подпольного самиздата с правдой о Катыни, что на нем выросло два поколения поляков. И когда в июле 1988 года в Польшу приехал Михаил Горбачев и на встрече с интеллигенцией в Королевском замке в Варшаве ему задали вопрос о Катыни, то он ответил в духе «будем выяснять». Прошло полтора года, и в апреле 1990 года советское руководство признало вину Берии, Меркулова и их подручных в этом злодеянии.

В Польше при неизвестных обстоятельствах в январе 1989 года спецлужбы убили католического священника Стефана Недзеляка, который говорил о Катыни. Всего за год и три месяца до официального объявления ТАСС! Он ежедневно говорил о Катыни и даже создал символическую «катынскую могилу» при католическом костеле. Его уговаривали быть осторожнее и не поднимать эту тему, а он говорил и говорил. 

— Когда вы начали работать в музее?

— Я работаю в Музее Войска Польского с 4 сентября 1978 года. И когда я пришел в этот музей, то поначалу мне просто нравилась сама музейная работа, а теперь я не вижу для себя другого места, с весны 2002 года я полностью отдал себя работе в Катынском музее. Много сделал для создания экспозиции и устроения этого музея.

С находками из Медного и Харькова я познакомился еще в октябре 1991-го, когда в Польшу привезли предметы с эксгумации в пластиковых пакетах. До сих пор не могу забыть этот запах… 

— Как появился этот музей? 

— Когда в Польшу стали привозить найденное при эксгумации в России, то стали думать, что делать дальше. Катынский филиал Музея Войска Польского основали в 1992 году, а открыли 29 июня 1993 года. Первое место размещения Катынского музея находилось в 15 км от нынешнего места в форте «Черняков», одном из элементов оборонительного кольца, сооруженного в конце XIX века вокруг Варшавы. Там Катынский музей проработал 16 лет до января 2009-го. И его надо было закрыть, там были технические проблемы. К счастью, для музея выбрали новое место — часть так называемой Цитадели, центрального объекта Варшавской крепости XIX века — и за 2,5 года оно было готово к приему посетителей. В 2015 году президент Дуда открыл новое здание Катынского музея, и 7 лет мы работаем в новом месте. Территория музея — 1000 кв. метров внутри крепости и 2,5 га перед музеем, на которой находятся парк с рощей из 92 деревьев, гранитные вагоны, сделанные по проекту выдающего польского скульптора Ежи Калины, и символизирующие те вагоны, в которых пленных везли на смерть. На площадке возле здания музея проходят церемонии памяти. Два раза в год, 13 апреля — в День памяти катынского преступления и 17 сентября — в годовщину нападения СССР на Польшу, мы собираемся здесь. 

Есть и место для религиозных служб, и крест. Художник Ежи Калина спроектировал для музея колокол, на «чаше» которого, с внешней стороны, были помещены польский воинский орел, текст военной присяги, а сама «чаша» как бы прострелена.

Хотел бы подчеркнуть, что то, с каким мастерством архитекторы и музейщики адаптировали помещения крепости под цели музея, было отмечено 23 международными наградами. 

— Много ли у вас сотрудников?

— 22 человека персонала. Из них 11 человек, которые занимаются содержательной частью, и это половина того, что нам нужно. Но мы справляемся.

— Как вы думаете, почему Россия не хочет реабилитировать расстрелянных поляков, если она признала вину Сталина и Берии? 

— Это очень, вопреки видимости, сложный вопрос — тем более что я не такой уж специалист в этом вопросе. И я выскажу лишь свое личное мнение. 

Во-первых, для этого могут быть материальные причины, например, чтобы избежать возможных требований о возмещении ущерба семьям жертв катынского преступления. 

Во-вторых, реабилитация предполагает необходимость «огласки» проблемы, а это противоречит исторической политике Путина, и российские власти не хотят разрушить имидж «хрустальной» России, построенный с начала правления Владимира Путина. 

В-третьих, реабилитационный процесс потребовал бы полного предъявления «доказательных источников» (документов!), а это может быть неудобно для России из-за крайне чувствительной и неудобной для силовых структур информации. 

С 1990 года у России появилась возможность полностью раскрыть исходный материал о катынском геноциде и, таким образом, предоставить «всю правду» о Катыни. И так закончить битву за эту катынскую правду. Я также думаю, что личные дела поляков из трех спецлагерей (Козельск, Старобельск и Осташков) не были уничтожены [при Хрущеве]. Потому что, как видно из многих примеров, такого рода секретные материалы спецслужб обычно не уничтожаются. Все вышесказанное также относится и к мученической гибели поляков под немецкой и советской оккупацией.

— Что составляет экспозицию музея?

— Немцы открыли захоронение в Катыни в 1943 году, и все предметы, которые были найдены при эксгумации, вывезли в ящиках сначала в Краков (Польшу), затем в Германию. Увы, в конце войны почти все из них пропали, видимо, погибли при бомбардировке Дрездена. (Как пояснил мне Алексей Памятных, сотрудник «Мемориала», живущий в Варшаве, некоторые материалы сохранились, часть из них была представлена как вещественные доказательства на слушаниях в комиссии Мэддена, созданной Конгрессом США в 1951 году для расследования катынского преступления, — например, был продемонстрирован кусок шнура, которым были связаны руки жертвы; сохранились некоторые дневниковые записи, многочисленные денежные купюры, монеты, пуговицы, кокарды — даже в Катынском музее есть стозлотовая денежная купюра с немецких раскопок 1943 года — Н. Д.)

— А были ли переданы Польше какие-то вещи, которые были найдены при эксгумациях, проведенных комиссией Бурденко?

— У нас нет никакой информации, где находятся эти предметы. Думаю, что они где-то хранятся. Но к счастью, с лета 1991 по 1996 годы специальные комиссии из Польши работали в местах захоронений польских военнопленных. И фрагменты того, что было найдено в ходе эксгумаций 1990-х годов, теперь представлены у нас в музее. В специальных витринах подлинные вещи из Катыни, Медного, Харькова и Быковни. В Быковне работали историки до 2012 года, в ходе эксгумации 2001–2012 годов польские исследователи раскопали останки 1992 польских граждан, убитых НКВД в 1940 году. 

— Расскажите, пожалуйста, о Быковне. Еще ни разу не слышала о ней… 

— Хорошо известно, что случилось с пленными из трех лагерей (по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года, подготовленному Берией и собственноручно подписанному Сталиным, Ворошиловым, Молотовым и Микояном, при «удаленной» поддержке Калинина и Кагановича, 4415 человек из Козельского лагеря были расстреляны и захоронены в Катынском лесу под Смоленском, более 3500 человек из Старобельского лагеря убиты в Харькове и захоронены под Харьковом в поселке Пятихатки, 6295 человек из Осташковского лагеря были расстреляны в здании Управления НКВД по Калининской области и захоронены в Медном под Калинином — Н. Д.). Из этих трех лагерей были отведены от расстрела 395 человек (из них один умер в лагере уже в апреле 1940-го). 7305 человек из числа узников тюрем Западной Украины и Западной Белоруссии тоже были расстреляны по тому же решению Политбюро от 5 марта 1940-го. 3435 узников тюрем Западной Украины привезли в Киев и там расстреляли. И они похоронены в той части Киева, что называется Быковня (укр. Биківня), и там есть кладбище, которое открыли 21 сентября 2012 года. 

— А что случилось с узниками тюрем Западной Беларуси? 

— У нас есть предположение, что тела этих узников находятся в ямах в Куропатах, лесном урочище на северо-восточной границе Минска.

— Для вас какие-то страницы катынского преступления остались неизвестными? Что вы считаете сейчас главным в расследовании?

— Окончательное установление судьбы 3870 узников из тюрем Западной Беларуси. И я все же жду и надеюсь, что когда-нибудь Россия нам передаст все архивные материалы, которые у них есть о польских военнопленных. 

В то же время мы постоянно открываем новые неизвестные страницы в истории Катыни. Как и каждый музей, мы изучаем экспонаты, готовим их к длительному хранению, и во время этой работы нам удается найти имена людей. Так, в Харькове в ходе эксгумации были найдены офицерские часы. А 2018 году после обработки нам удалось их открыть, и на крышках увидели надписи, кому часы принадлежали, кто ему подарил, а также мы знаем фамилию человека, который был расстрелян. Так, в ходе научного исследования нам удается открывать имена жертв на предметах, полученных после эксгумаций. Нам удается подтвердить, что такой-то предмет принадлежал конкретному человеку. Это говорит о том, что Катынский музей не только экспонирует реликвии, но и находит документальные подтверждения того, кто именно был убит и какие их материальные следы остались. 

— Может ли помочь изучение ДНК жертв? 

— Увы, когда открывали захоронения, то не брали для анализа фрагменты тел. Ведь сейчас, при современных технологиях, можно было бы найти родственников погибших. Да, для многих захоронений мы и так по документам знаем, кто в этом месте лежит. Историк Александр Гурьянов и его коллеги из «Мемориала» провели огромную работу по установлению имен. Больше него в этом направлении не сделал никто. И я ему об этом всегда говорю, когда его вижу. В списках погибших он даже привел даты расстрелов…. 

Но если когда-нибудь будет проведен Международный суд по расследованию катынского преступления, то ДНК-фрагменты очень бы помогли.

Хотел бы заметить, что мы постоянно сотрудничаем с «Мемориалом», и я, когда узнал о намерении властей России ликвидировать эту организацию, был в шоке. Ведь эта та институция в России, которая занимается трудной историей. Но неговорение правды об истории — это война. А говорение правды — мир. Парадокс в том, что правда соединяет, а неправда ведет к разъединению.

Славомир Фрончак ведет меня мимо стендов, которые рассказывают о не- или малоизвестных многим россиянам страницах нашей истории. О пакте Риббентропа — Молотова и секретном протоколе от 23 августа 1939 года, обозначившем преступные замыслы Сталина и Гитлера в отношении Польши, Бессарабии, Прибалтики и Финляндии. Об осуществлении этих договоренностей: о вторжении в Польшу сначала фашистской Германии 1 сентября 1939 года, а затем сталинского СССР 17 сентября. Территориальный раздел Польши был завершён Договором о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 года. 

— Для Польши эта война началась не в июне 1941 года, а 1 сентября 1939-го. И эта война ведь официально не была объявлена. Сталинский СССР и фашистская Германия поделили Польшу по секретному плану. Что объединяет историю оккупации Польши, разделенной на две части? Поляки погибали и от рук СССР, и от рук Германии. Из 36 млн поляков погибли 6 млн. Об этом надо помнить. 

Но если большая группа польских офицеров Войска Польского, взятых в плен фашистами, выжила во время плена и войны в лагерях для военнопленных в Германии, то в советском плену было по-другому. Да, большую часть рядовых и унтер-офицеров отправили по домам (если они жили на территориях, захваченных Советским Союзом) либо передали немецким властям (жители территорий, захваченных Германией). Остальных использовали на строительных работах (Как поясняет исследователь истории катынского преступления А. Гурьянов, часть поляков в июне 1940 г. перебросили из Донбасса и Криворожья в Архангельскую область и Коми АССР, в Севжелдорлаг, на строительство железной дороги Котлас — Воркута. После той переброски из-за тяжелых условий труда и жизни к лету 1941 г. из почти 8 тысяч переброшенных умерло около 300 человек. — Н. Д.). А полицейских и офицеров посадили в специальные лагеря (Козельский, Старобельский и Осташковский) или отправили в тюрьмы. В ходе катынского преступления были убиты люди разных национальностей и религий. В апреле-мае 1940 года были тайно расстреляны и зарыты в ямах тела почти 22 тысяч человек. 

Только в Катыни наверняка это делалось днем, трудно было бы осветить этот лес…

И важно помнить, что когда поляков расстреливали в Калинине, Харькове, Киеве, Катыни, Смоленске, то их семьи вывозили в Северный Казахстан на спецпоселение. Вы знаете, какими были условия жизни в ссылках и лагерях. Сестра моей матери была на Колыме до 1943 года! Ее рассказы мы детьми подслушивали, это был ужас. Уже никогда она не выздоровела и все время болела. Она не могла уже иметь детей. Сибирские ссылки окончились окончательно в 1950-х годах. 

— Когда мы были на Катынском мемориале и слушали рассказ о страшных днях 1940-го, с выстрелами в затылок, с завязанными за спиной руками, с мешками на головах, то не могли не увидеть страшные параллели с тем, что происходило в украинской Буче весной 2022-го… 

— До конца этой безумной трагической войны в Украине еще будет много Буч. Я говорю о методах: руки за спину и выстрел в голову. И делает это спокойный радостный человек, который еще месяц назад гулял с женой и детьми…

Кто-то скажет: 22 тысячи человек, расстрелянных в СССР, — разве это много? Но вместе с теми поляками, кого убили немецкие фашисты, эти потери безвозвратны. Ведь немцы убивали поляков и в концлагерях, и в городах и селах. За годы Второй мировой войны Варшава потеряла около 700 тысяч жителей — почти половину своего населения! (Фашистами были убиты почти все варшавяне еврейской национальности. В 1939 году в Варшаве жили 1,3 млн чел., включая 378 тыс. евреев. — Н. Д.). Искалечены судьбы. Утеряны уникальные памятники истории и культуры. Представьте себе, что Польша во всех своих музеях имеет экспонатов не больше, чем один французский Лувр. До войны их было гораздо больше! Во время бомбардировки после Варшавского восстания немцы сожгли всё, что оставалось в городе: архивы, библиотеки, музеи. Польша уже никогда не оправилась от этой потери. 

Катынский музей двухэтажный. Этажи соединяет и лестница, и специальный огромный лифт, который может вместить целый школьный класс. Входя в музей, вы видите на стенах тени идущих на казнь людей, слышите звук их шагов и как будто двигаетесь под землю вместе с ними. Первый этаж дает возможность ознакомиться с политическим контекстом тех лет, узнать об обстоятельствах случившейся трагедии, увидеть копии документов. Вторая часть музея позволяет всмотреться в судьбы убитых поляков, не спеша рассмотреть найденные в могильных ямах предметы из Катыни, Харькова, Быковни, Медного… В огромных ярко освещенных шкафах в ячейках как будто живые души людей. Посетители могут увидеть более 7000 реликтовых артефактов: самодельные шахматы, очки, фотографии родных, часы, пробитые фляги… Диктор читает по-польски фрагменты писем польских военнопленных из лагерей, и мы как будто слышим их голоса. На интерактивных панелях фотографии и рассказ о тех, кто не вернулся из плена домой. Создателям музея удается объединить визуальные и слуховые ощущения посетителей, погрузив их в единый поток, сотканный из памяти, ужаса и печали.

— Откройте глаза, закройте глаза и, глядя на эти вещи, вы можете представить лица людей. Архитектор выставки, сценограф Ежи Калина, сделал так, чтобы посетители здесь оставались наедине с собой. Вам не нужно, чтобы я что-то говорил. Вы сами видите, что тут есть. Ежедневно в лагерях были обыски. Отнимали всё, что было ценным. Но люди всё же что-то смогли спрятать. И при эксгумации польские исследователи находили то, что убитым удалось скрыть.

Важный вопрос: что есть главная сила, которая победила, борясь за правду о Катыни? И я вам отвечу: это семьи, которые годами хранили вещи своих родных, хотя часто боялись за свою жизнь, за возможность продолжения учебы и работы. Нередко они не хотели принять то, что эти убийства совершил СССР, хотя отдельные родственники ездили во время гитлеровской эксгумации 1943 года под Смоленск и иногда видели тела родных и их вещи. 

Но польские семьи сохраняли память и вещи своих родных, своих мужей, отцов, братьев. И благодаря им у нас есть фонд вещей тех, кто погиб во время катынского преступления. Мы знаем, что был такой-то майор, который был умным, образованным человеком. И мы потому говорим, что для Польши это была потеря не только человеческая, но и интеллектуальная. 

Вот костыли и палки, сделанные в лагерях, — некоторые в плен попали ранеными. Они пришли в лагерь с этими костылями и с ними пошли на смерть. Здесь самые ценные предметы, напоминающие им о доме: кольца, письмо жены, вокзальный билет, ключ от квартиры…

Здесь фрагмент военного знамени, найденного в Катыни российским самодеятельным «археологом» в 2003 году. Он привез его в Польшу и спросил: «Купите?» Купили. 

Одна из самых ценных реликвий из коллекций Катынского музея — это мундир бригадного генерала Войска Польского, его владелец находился в Старобельском лагере и был расстрелян в Харькове и похоронен в Пятихатках. Его фамилии мы не знаем, так как там было захоронено несколько генералов. Имени его не установить, на мундире нет образцов ДНК. 

А вот несколько гильз от немецких патронов, найденных при эксгумациях 1990-х годов… Я читал недавнюю публикацию из России, что если эти гильзы стальные, а такие начали производить только после нападения Германии на СССР, то это доказывает, что поляков убили немцы. Латунные же гильзы производились до 1941 года. В 2019 году к нам в музей с сильным магнитом пришел физик Алексей Памятных, и им было продемонстрировано, что найденные в могилах гильзы — немагнитные, то есть произведены до 1941 года, до начала войны с СССР (см. его рассказ об эксперименте — Н. Д.).

Мы выходим из здания музея. Идем по тому пути, по которому в XIX веке в крепости двигалась стража. Теперь здесь Аллея отсутствующих. По дороге длинные мраморные столбы с названиями профессий погибших поляков, убитых по страшному решению от 5 марта 1940-го: актер, поэт, математик, журналист, дипломат, … Слева — большой зал «Катынская эпитафия» (по проекту Ежи Калины) с мемориальными таблицами с именами жертв катынского преступления, место для имен узников тюрем Западной Беларуси пока пустует.

— А сколько к вам в музей приходит людей?

— Мало. До пандемии ковида 30 тысяч людей — самое большое. Не столько, сколько можно было бы ожидать. Люди, особенно молодые, не очень любят мартирологическую тематику…. Но надо помнить, что наш музей — дом для детей катынских жертв, кто-то еще жив (им за 90), и внуков. Для них это место, куда они могут прийти и вспомнить своих близких. Но сам музей, и здание, и экспозиция, и пространство вокруг, делает наш музей еще и таким memento mori. «Помни, что Катынь может повториться». Этот тихий голос часто не слышен. Но мы делаем всё, чтобы он звучал.