Всеволод Емелин

Письмо

Дорогой участник спецоперации,
Обороняющий от Бендеры меня.
Я пишу тебе из московской ресторации.
Доброго времени дня!

У нас в Москве третий день жара,
Но это не мешает нам наслаждаться.
Сообщаю тебе, что ни хера
Не действуют эти санкции.

Благодарю, что ты истребляешь нацистов,
А то нам от них тут не продохнуть.
О! Вот принесли еще «Белуги» грамм триста.
Я их приму за твое здоровье на грудь.

Понимая всю ответственность момента,
Прошу тебя строго спросить с палачей за мучительства.
Я полностью поддерживаю нашего президента,
А также родную партию и правительство.

Морской гребешок здесь мелковат,
Зато королевские креветки жирны.
Я уважаю тебя, солдат,
Защитника чести нашей великой страны.

Я понимаю, вы — фронтовые волки,
Но я ведь тоже не шкет.
Я хожу по Москве в бейсболке
С буквою Зет.

И пусть ты сидишь в глубине окопа,
А передо мной за 400 баксов жратва,
Но мы оба согласны, что гавно их Европа
И, самое главное, гавно — США.

Им не поставить нас на колени,
Не завладеть всем глобусом.
Я еще взял тайские пельмени
С острым устричным соусом.

Я не стану перечислять обстоятельно,
Что тут пьем и едим мы.
Главное, перед лицом неприятеля
Мы с тобою едины!

Насрать нам на ихние санкции,
Пришел конец однополярного мира.
Мы тут ходим теперь под китайцами,
Поэтому ты спокойно спецоперируй.

Брат мой, ты себя береги
От осколков снарядов и пуль.
Официант! Мне еще шот на ход ноги!
Я сегодня не сяду за руль.

Кончаю так: Бери в руки флаг и
Будь храбр, словно я сейчас.
Иди в штыковые атаки
На этот, как его? Лисичанск!

О! Уже подоспело такси.
Больше сказать мне нечего.
Мы с тобой оба — воины Руси!
Удачного тебе вечера.

Андрей Родионов

***

Я русский маленький человек
Холодная чёрная блядь
Хотите, буду жрать один снег
А пластик мыть и сдавать

А пластик мыть и на нем плясать
Ведь я привык на войне
Хотите, ненависть буду жрать
А пластик мыть, хуля мне

Не трогайте только других людей
Но стреляйте в меня, я готов
Питать крапиву русских полей
Березы русских лесов

Нет большего счастья на русской земле
Чем мертвым в канаве, ага
Без этой латиницы v или z
Вперёд, не ебите мозга

Мне русская радость, а вам русский ад
У нас домашний уют
И всем хорошо, хорошо без нас, брат
Оставь Украину, я тут

И пафосной строчки не избежать
(Она будет в самом конце)
Чего уж стесняться, давай тут лежать
Батониться в холодце

Раз нам не досталось России другой
И если святые не врут,
То пахнет херово больничный покой
Где всех провинившихся ждут

(пунктуация автора сохранена — прим. ред.)

Александр Дельфинов

«Нет войне!»

«Нет войне!» — говорили мы, но война не кончалась,
А наоборот, разгоралась, становилась сильней,
Ужас и Отчуждение шли по пятам за ней,
А нас становилось всё меньше, пока почти не осталось,
И я помню пустынную площадь, и дождь, и слякоть,
Я выглядывал в щель занавески и видел в моём окне,
Как маленький человечек с плакатиком «Нет войне!»
Стоит там один, и от страха хотелось плакать.
Я боялся начальника, вдруг уволит меня с работы,
Боялся удара дубинкой и чувства, когда никто ты,
Боялся соседей, что будут шипеть мне вслед,
Боялся потери достоинства (которого уже нет),
Боялся вообще просто так — каждый мой вздох был жуток,
Боялся уехать в СИЗО на пятнадцать суток,
Боялся людей в униформе (чуть позже — любых людей),
Боялся, что дети в школе будут пиздить моих детей,
Боялся, что в дверь постучат в пять утра, закричав: «Открывай нам, сука!»
Боялся любого стука (чуть позже — любого звука),
Боялся своей собаки, боялся собственного кота,
Боялся, что не смогу перестать бояться уже никогда,
Боялся того, кто грызёт изнутри (сам себе больше всех ты страшен)
Боялся насмешек и улюлюканья от прохожих граждан,
Боялся войны, вдруг придёт и мне отомстит она,
Боялся жены, вдруг скажет: «А я — за войну!» (в результате ушла жена),
Боялся, пока был с тобой и когда сам с собой остался,
Да я ещё не родился, а только боялся, боялся, боялся,
И подглядывал в щель занавески и видел в моём окне,
Как маленький человечек с плакатиком «Нет войне!»
Стоит там один, а к нему уже бегут полицейские.
Я-то при чём тут? Что тут поделать мне?
Уж я-то за мир во всём мире, что же тут сделать мне?

ЧТО ЖЕ ТУТ СДЕЛАТЬ МНЕ?

Евгений Лесин

***

Когда на нашей территории
Качнется маятник истории,
Все удивятся и надуются,
Но на ходу переобуются.
Запричитают сразу: «Божечки!
Ах, мы не знали про бомбежечки.
А мы не знали про кошмарики,
Мы жили на воздушном шарике.
Нам говорили, мы и слушали,
Нас накормили, мы и скушали.
Всего лишь крикнули: убейте их,
Они нацисты, не жалейте их.
А мы за родину усердные,
Мы приговоры любим смертные,
Когда они не ошибаются,
Когда они не нас касаются.
Такой чудовищной ошибочки
Не совершайте. Вот спасибочки.
А мы сдадим своих приятелей,
Коллаборантов и предателей.
И приведем все в исполнение,
Ведь мы народонаселение.
Мы все отличные, приличные,
Мы ко всему давно привычные.
К начальству мы всегда лояльные.
А остальные — ненормальные».

Когда на нашей территории
Качнется маятник истории,
Начнут опричники опять
Других опричников искать.
Кому за них держать ответ?
Конечно, нам, других ведь нет.

***

а, по-моему, все однозначно
и каждого убитого жалко
и раненого и больного
и вообще есть только одно преступление –
наказание

вы не о жертве думаете
не о пострадавшем
а хотите лишь отомстить
ранить
убить
запереть
пытать

заодно и ограбить
отнять что-нибудь
палач есть палач
ему нравится

ваш бог — возмездие
ваша религия — ненависть
но в мире всегда было и будет
только одно преступление –
наказание

Женя Беркович

***

Нужна одежда на женщину,
Семьдесят девять лет,
Из города, которого больше нет.

Футболка M — Мариуполь,
Куртка L — Лисичанск,
Лифчик на чашку B —
Буча и Бородянка.
У нее с собой только паспорт,
Истерика каждый час
И фото внука на фоне танка.

Всегда не хватает обуви и штанов.
Можно не новое —
Кто в этом мире нов —
Но все должно быть постиранным и удобным.
У кого есть нужные вещи,
Можно сразу везти на склад,
А когда наконец закончится этот ад,
То он не закончится
И отдадим бездомным.

Нужна одежда на мальчика,
Он только пришёл на свет,
В городе, которого больше нет,
Где от людей остались одни детали.
Где он был эти восемь проклятых лет?
Где-то, где нет войны
И Азовской стали,

Где-то, где бегают кошки,
Течёт ручей,
Где-то, где нет бурятов и москвичей,
Там, где нестрашный лес
И на завтрак манна.
Там, где нет ни взрывов,
Ни палачей,
Там, где можно неслышно смотреть с небес,
Как ещё идёт
в живую школу
живая мама.

***

Что мы можем,
Я маленький, он большой,
Ничего уже в карманах и за душой,
Здесь не сел,
Значит день хорошо прошёл,
А не сдох — почитай за счастье.
Что поделать,
Я действительно невелик,
Чувство швабры в жопе
Рыпаться не велит,
А вообще-то надо было давно валить,
Так валить,
Чтоб не возвращаться.

Это где-то,
Не здесь, а там.
Это чужое детство там.
Это бабе велят раздеться там,
И чтоб тебя, блядь, не слышно.
Да у нас самих тут
Сплошной барак,
Да у нас наружка
Во всех дворах,
И у всех отрыжка и липкий страх,
И как бы чего не вышло.

Почитай отца и мать твою,
Мать твою,
Мать твою
и страну,
Почитай о том,
Как чужие дети ведут войну
За собой,
Посчитай потери,
потереби перед сном вину,
Постарайся быть осторожней.
Да никто тебя не гонит на броневик,
Если дождь идёт,
Вытаскивай дождевик,
Что поделать, ты действительно не велик,
А когда болит,
Прикладывай подорожник.

Это там, где-то
опять бомбят,
Там кто-то прячет своих ребят,
Там кто-то плачет сто дней подряд,
Другие,
не вы,
не вы же.
Это не здесь,
Этот мёртвый дом.
Четвертый месяц, четвёртый том.
Нашим детям велят забыть о том,
Что кто-то однажды вышел.

А моя хата с краю,
Я не сдаю в общак,
Я сейчас вообще не готов о таких вещах,
Все на сложных щах,
Ты глянь,
Все с шахидскими поясами.
Прошу тебе йди з моєї голови,
И не клич мене,
Сука ты, не зови,
Господи,
помоги им выжить
Среди этой уже неживой любви,
Но пусть они как-то сами.

Не моя вина,
Что кто-то распряг коней.
Отойди от окна, нельзя говорить о Ней,
Эта ночь длинна,
А будет ещё длинней,
Мы не знаем,
Насколько длинной.
Это где-то там,
Сто на десять дней,
Это там война,
И ещё войней,
Это мать родна, и ещё родней,
И рот забивают глиной.

Сергей Плотов

***

Что-то не то творим —
В схеме, видать, изъян.
Строили Третий Рим —
Вышел второй Пхеньян.

Дружно смыкали ряд.
Высились в полный рост.
Двигались на парад —
Прибыли на погост.

Морщим теперь чело.
Думаем: не судьба…
А Гавриил чего?
Дело его — труба.

Вадим Жук

***

Мы были честными и умными,
Мы были умными и нервными.
Однажды в феврале мы умерли
И умираем ежедневно.

Смерть, не спросивши разрешения,
Нас догнала и огорошила.
Она в ближайшем окружении
Из настоящего и прошлого.

Живые с виду и подвижные
Мы умираем понемногу.
Отъезды дальние и ближние
От смерти нас спасти не могут.

Она умела и настойчива,
Она переоделась маем.
А мы, как будто обесточены.
И умираем, умираем.