Умри ты сегодня, а мы — никогда

Начало «спецоперации» в Украине стало неожиданностью для большинства комментаторов, включая тех, кто прежде весьма критически относился к путинскому режиму. Несмотря на многочисленные предупреждения о подготовке войны Путиным, люди отказывались в нее верить, поскольку казалось очевидным, что она будет саморазрушительной для интересов власти и страны. Как экономические интересы самой правящей верхушки, имеющей деньги, собственность, виллы и яхты, детей и родственников на Западе, так и развитие российской экономики, полностью вписанной в глобальные рынки — все было подорвано невиданной военной авантюрой. Не видя логики в поведении российской элиты, считавшейся прежде клептократической, а стало быть заинтересованной в накоплении, а не разрушении, многие стали объяснять войну помутнением индивидуального или коллективного разума у тех, кто стоит у власти. Причины произошедшей катастрофы стали видеть либо в психопатологии российского президента, либо во влиянии неких сверхидей, взятых, например, из философии Ильина или Дугина, на умы обитателей Кремля.

При всех возможных оговорках, первые годы правления Путина характеризовались экономическим ростом, расцветом бизнеса и культуры. Обращаясь к народу, власть предлагала повестку развития и процветания (была даже задача удвоить ВВП за десять лет, объявленная в 2003 году), либо, по крайней мере, стабильности. Но со времени Болотной в поведении власти все более проступают некрополитические мотивы.

Вспомним, как в феврале 2012 года, после потрясения, испытанного им в связи с массовыми протестами против фальсификации выборов на Болотной, выступая перед своими сторонниками, Путин неожиданно процитировал стихотворение Лермонтова «Бородино», обратившись к собравшимся с призывом «умремте ж под Москвой». В 2018 году, выступая на Валдае и рассуждая о сути российской ядерной доктрины, он снова вернулся к теме коллективной смерти самих россиян (а не только представителей предполагаемого противника), произнеся зловещие слова «Мы как мученики попадем в рай, а они просто сдохнут». К числу странных, жутковатых по своему посылу высказываний можно отнести и слова Володина на Валдае в 2014 году, «Нет Путина — нет России». Российский народ присутствует здесь безмолвной фигурой, жизнь и смерть которого находится в руках правителей страны.

И в публичной риторике власти, и и в борьбе с живыми силами общества (свободной прессой, институтами гражданского общества), повестка развития и процветания постепенно сменялась повесткой смерти. Идет историческая реабилитация Сталина и Грозного, правителей, охотно тративших собственное население и оставивших после себя невиданную депопуляцию. Разворачивается культ павших. В школах по всей России происходит массовое внедрение ритуалов, связанных со Второй мировой войной, часто под предводительством местных военных и представителей церкви. Искренняя, живая память о родственниках, погибших за то, чтобы больше не было войн, подменяется мрачными танатопраздниками. 

Переход к некрополитическому правлению перемещает задачи власти в сферу определения того, кому дозволено жить, а кому умереть. Политический философ Ашил Мбембе, развивая идеи ряда мыслителей от Фуко и Батая до Шмитта и Арендт, говорит о том, что некрополитика выражается в постоянном поиске врагов, идейного или расового «Другого», в создании чрезвычайных ситуаций и развязывании войн. Предельным выражением некрополитики считается нацизм, который отождествил власть и войну. Но человеческая история изобилует и другими многочисленными примерами некрополитики — от террора Французской революции до безжалостной по отношению к местному населению колониальной экспансии.

Если говорить о колониализме как о примере некрополитики, то надо помнить, что, как убедительно показал Александр Эткинд, колониальные захваты в России осуществлялись как с помощью присоединения сопредельных территорий, так и путем закрепощения собственного народа. Усиливающееся и расширяющееся государство, как правило, не особо заботилось о благосостоянии населения. Как говорил историк Василий Ключевский, «государство пухло, а народ хирел». Такое некрополитичесское правление воспроизводится в в наши дни, и очевидным примером, помимо многочисленных хиреющих областей самой России, являются территории ДНР и ЛНР. Эти территории, вопреки ожиданиям многих патриотов, не стали воплощением успеха «русского мира», превратившись в плохо управляемые криминальные зоны с коррумпированной властью, депрессивной экономикой и беднеющим и скудеющим населением. Можно с большой степенью уверенности предположить, что подобная участь уготована и новым «приобретениям» на востоке Украины — если, конечно, планам российского руководства суждено сбыться.

Некрополитическая власть — это власть, в которой возникает или подспудный, или открытый культ насилия и смерти. В уничтожении жизни, ее подавлении, в принесении ее в жертву, как считал Батай, состоит сама природа суверенитета. 

Власть правителя в таких системах выражается в нарушении всевозможных табу, в том числе одного из самых важных — табу на убийство. Проливая чужую кровь, правитель сам поднимается над смертью.

Тема крови, которую проливали в прошлом и будут проливать в будущем, действительно, стала одной из центральных тем в российском публичном дискурсе. Поддержавший войну актер Сергей Лавроненко говорит: «Буква Z для меня как гвардейская ленточка — она полита кровью миллионов русских дедов и прадедов. В нашей истории все время всё по кругу — нас всегда хотели придушить, а мы всегда давали по зубам». Мы видим имманентный процесс жертвенности, в котором население нужно для того, чтобы вечно защищать землю, вечно проливать кровь.

Народное творчество начинает отражать гибельный посыл власти. В популярном в российских соцсетях стихотворении Влада Селецкого «Когда умрет последний русский» (2020) содержатся мрачные пророчества: «Когда умрёт последний русский, Все реки повернутся вспять. Исчезнет совесть, честь и чувства, И звёздам больше не сиять». И хотя в конце Бог спасает Русь от гибели, стихотворение пронизано глубокой меланхолией.

Особенно пристально на готовность умереть проверяется молодое поколение. Оно должно прямо пообещать погибнуть за власть. Об этом — песня «Дядя Вова, мы с тобой», появившаяся в 2017 году и популяризировавшаяся экс-депутатом Госдумы Анной Кувычко. Эта песня, до сих пор периодически исполняющаяся воспитанниками детских садов и школьниками в разных регионах России, содержит жутковатые апокалиптические мотивы. 

По всей России детей выстраивают буквой Z, наряжают в военную форму, на них надевают макеты танков и отправляют маршировать.

Однако предложение умереть, судя по всему, не поддерживается широкими слоями населения. Готовые согласиться с тем, что Россия окружена врагами, поверив в пропагандистские сказки о том, что Украиной правят нацисты, люди в массе своей не хотят умирать, а тем более посылать на гибель своих детей. Недаром исполнение детьми песни про Дядю Вову вызывает протесты родителей, критику в соцсетях и порождает многочисленные пародии. Это нежелание народа умереть, которое чувствует власть, скорее всего, остановило всеобщую мобилизацию.

Представляется, что гибельное политическое воображение и действия правящей элиты будут все сильнее входить в разрыв с живыми инстинктами народа. Сомнительное предложение умереть, пусть и упакованное в обертку величия нации и борьбы со все время меняющимися врагами, будет пользоваться все меньшим спросом. И тогда, наконец, политика смерти уступит место политике жизни.