Иллюзий по поводу решения суда бывший прокурор Игорь Степанов не испытывал:

— Надежды на то, что суд встанет на мою сторону, у меня нет. Но, если я не буду этого делать, этого не сделает никто. Хоть кто-то должен сказать, что он не согласен для того, чтобы это несогласие было официально где-то запротоколировано. Вы думаете, что люди, которые сейчас выходят в одиночные пикеты, рассчитывают, что из-за этого что-то изменится? Вы думаете, когда в 1968 году [диссиденты] вышли на Красную площадь, они думали, что советские войска выйдут из Чехословакии? — сказал он корреспондентке «Новой газете. Европа» накануне заседания.

Бывший сотрудник генпрокуратуры и следователь по особо важным делам с 2008 по 2011 годы Игорь Степанов в «судебном активизме» давно — требование дать юридический статус боевым действиям на территории Украины для него далеко не первое. Судиться с различными ведомствами и представителями власти он начал еще шесть лет назад после того, как покинул госслужбу (о своем прошлом юрист в разговоре уже почти не вспоминает). Свой первый иск Степанов подал к Федеральной службе безопасности (ФСБ) в 2016 году. В нем бывший силовик требовал объяснить причины своей командировки в Цхинвал в период войны с Грузией 2008 года. Как тогда Степанов заявлял в суде, он не раз обращался в Следственный комитет, Министерство обороны и ФСБ с просьбой получить соответствующий приказ, однако, каждый раз не получал ответа. Суд требование Степанова тогда также отказался удовлетворять.

С тех пор судебных разбирательств на счету Степанова накопилось довольно много. Некоторые дела были посвящены личной для него теме — политическим репрессиям в СССР. Степанов — потомок репрессированных в советские годы священников. В разные годы он судился за право ответить на страницах «Российской газеты» главе ФСБ Александру Бортникову, который в 2017 году назвал массовые репрессии «перегибами на местах», а также требовал возбудить уголовное дело против Иосифа Сталина, чтобы добиться правовой оценки массовых расстрелов и ссылок по приказу генерального секретаря Компартии. Последнее требование для мировой практики не такое уж и невозможное: в 2010 году суд в Киеве уже признавал ряд советских руководителей виновными в организации массового голода в Украине в 1932-1933 годах (после этого дело было закрыто в связи со смертью ответчиков). Российские суды Степанову систематически отказывали.

«Для нас «спецоперация», а для них война?»

Жалобу в Следственный комитет с требованием возбудить уголовное дело по факту планирования, подготовки, развязывания и ведения агрессивной войны бывший прокурор подал непосредственно 24 февраля 2022 года. Согласно закону, виновным по этой статье может грозить до 20 лет лишения свободы. 

— Следственный комитет у нас является органом, который расследует данные категории преступлений. Есть вопрос. Начались военные действия. Эти военные действия являются какими? Это агрессивная война, освободительная, гражданская? Необходимо выяснить. Поэтому я отправил запрос в орган, который правомочен принимать процессуальное решение по этому вопросу, — объясняет Игорь Степанов. — Если бы Следственный комитет установил, что это является агрессивной войной, то он должен был бы начать расследовать уголовное дело и привлечь виновных.

В реальности реакции от ведомства не последовало. Так что 10 марта бывший прокурор пожаловался на бездействие СК в Басманный суд Москвы. 14 марта судья Пирогова Е.С. отказала в принятии жалобы Степанова к рассмотрению, указав, что в его обращении отсутствовали «сведения об обстоятельствах, указывающих на признаки преступления», поэтому в ведомстве жалобу могли не регистрировать (фотография постановления есть в распоряжении редакции). Да и вообще отказ Следственного комитета рассматривать жалобу «конституционные права и свободы» заявителя не нарушает.

Как проходило заседание, бывший прокурор рассказать не может — о вынесенном решении ему сообщили уже постфактум.

— Я вообще не знал, что суд проходил, — говорит Степанов. — После того, как я подал заявление, я неоднократно обращался в Басманный суд, но мне каждый раз говорили: «Приходите завтра». А потом, когда я пришел в суд в третий или четвертый раз, мне сказали, что две недели назад суд уже отказал в удовлетворении моих требований. Меня на заседание никто не позвал, хоть в заявлении я и просил провести его с моим участием.

Не согласившись с решением, Степанов подал апелляцию. В жалобе (есть в распоряжении редакции) он ссылается на слова генерала от инфантерии, профессора военного искусства Генриха Леера, жившего в Российской Империи. Согласно Лееру, каждая «война состоит из одной или нескольких военных кампаний, каждая кампания — из одной или нескольких операций», объединенных в один период, от развертывания сил до победы или поражения. Из этого Степанов делает вывод, что начавшаяся, называемая российскими властями, «специальная военная операция» является частью российско-украинской войны.

Степанов указывает, что определить тип этой войны можно только в ходе предварительного расследования. В жалобе бывший следователь напоминает, что, согласно резолюции 29-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, агрессией считается применение силы государства против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства или народа. Значит, признаки агрессивной войны, предусмотренные статьей 353 УК, пишет Степанов в жалобе, вполне усматриваются.

— Когда я подавал заявление в Следственный комитет, слово «война» еще запрещено не было. Оно и сейчас не запрещено, иначе придется запретить «Войну и мир» [Льва Николаевича] Толстого, и фильм «На войне как на войне», и песню «Хотят ли русские войны». И многое другое, — перечисляет свои претензии Игорь Степанов. — Кроме того, Следственный комитет сейчас возбуждает уголовные дела по статье о применение запрещенных средств и методов ведения войны (ч. 1 ст. 356 УК России, такое дело было возбуждено, например, после того, как двое сотрудников RT получили ранения недалеко от города Докучаевска в Донецкой области — ред.). То есть получается, что в СК считают «специальную военную операцию» войной? Или это только с нашей стороны «спецоперация», а с другой стороны — война? Иначе дело возбуждено незаконно, у нас статьи о нарушении правил проведения «спецопераций» пока не придумали.

Степанов вспоминает, что сейчас российские власти и вовсе говорят, что в Украине идет гражданская война. Так «спецоперацию» назвала спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко во время встречи с президентом Мозамбика Филипе Ньюси на прошлой неделе.

Рассмотрение апелляционной жалобы назначили на шестое июня в Московском городском суде. Несмотря на путаницу с датами, проблемы с этим не возникло.

«Все равно, что обнаружить труп на улице»

Кто именно будет представлять интересы Степанова в суде, до последнего момента понятно не было. Сам бывший прокурор перед заседанием отшучивался, что сейчас подача заявления в суд — все равно что одиночный пикет. А если несколько человек придет — то уже митинг. Да и само заседание проходило с трехчасовым опозданием (по словам заявителя жалобы, сдвиг произошел из-за того, что здание суда эвакуировали после сообщений о минировании — ред.). До начала рассмотрения дела вместе со Степановым в итоге досидел юрист Арсений Левинсон.

Заседание вместе с ожиданием вынесения решения заняло где-то 30 минут. Жалобу суд удовлетворять не стал. При этом, как говорят участники процесса, несмотря на специфику темы, процесс прошел достаточно спокойно.

— Судья почти дословно прочитала мою апелляционную жалобу. Достаточно громко. Прокурор, который сидел напротив, смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Наверное, это из-за слов про агрессивную войну. Я говорил о том, что слово «война» у нас пока не запрещено, так что необходимо дать правовую оценку «специальной военной операции». Объяснить, что под этим вообще понимается. Сделать сейчас это может только Следственный комитет, — рассказывает Степанов. — Потом судья зачитала резолютивную часть решения.

Решение на апелляции показало, что суд отстранился от того, чтобы дать какую-либо правовую оценку началу боевых действий и их ведению, поясняет Арсений Левинсон. При этом сам юрист настаивает, что без проведения проверки нельзя сделать вывод, есть признаки преступления [в происходящем] или нет. Кейс юрист сравнивает с обнаружением трупа на улице. По его словам, если бы заявитель шел по улице, обнаружил труп и подал сообщение об этом, по его сообщению проводилась бы проверка. В ходе проверки можно было бы выяснить, что произошло: было ли совершено преступление против данного лица, это был несчастный случай, смерть в результате самообороны или он вообще умер сам. Здесь же ситуация менее очевидная.

— Вторжению в Украину никакой правовой оценки не дано. Да, мы слышали заявления президента, который оценивает происходящее с точек зрения истории и политики. Но с точки зрения Уголовного кодекса никакой правовой оценки «спецоперации» нет. Это в суде и оспаривалось, — объясняет Левинсон.

При этом с термином «спецоперация» юрист не спорит. Как говорит Левинсон, противоречий в этом слове никаких нет, юридически термин вполне себе легитимен. 

— Можно и нужно проводить процессуальную проверку и давать правовую оценку таким действиям, — говорит Левинсон. — Это апеллирование к праву. Многие выступают с этических или политических позиций, но мы как юристы требуем именно правовой оценки. Россия, как говорится в Конституции, демократическое, федеративное и правовое государство. Значит, любые действия России должны быть обоснованы с правовой точки зрения. И требовать этого от государства, даже зная, что там бетонная стена, все равно нужно. Мы делаем, что должны, а что будет, к сожалению, не всегда от нас зависит.

Игорь Степанов и его защитник отказ будут оспаривать дальше.