«Дед умер, он уже ничем не поможет» 

«Я отстрелялась раньше всех», говорит режиссер Женя Беркович. Утром 24 февраля она вышла из дома с плакатом, соответствующим ситуации, и была арестована на 11 суток. Ее арест прошел почти незамеченным, брали тогда охотно и много. Заметили Беркович гораздо позже, уже в середине мая, когда она выложила в интернет вот это стихотворение:

То ли новостей перебрал,
То ли вина в обед,
Только ночью к Сергею пришёл его воевавший дед.
Сел на икеевскую табуретку, спиной заслоняя двор
За окном. У меня, говорит, к тебе,
Сереженька, разговор. 

Не мог бы ты, дорогой мой, любимый внук,
Никогда, ничего не писать обо мне в фейсбук?
Ни в каком контексте, ни с буквой зэт, ни без буквы зэт,
Просто возьми и не делай этого, просит дед
Никаких побед моим именем,
Вообще никаких побед.

Так же, он продолжает, я был бы рад,
Если бы ты не носил меня на парад,
Я прошу тебя очень (и делает так рукой),
Мне не нужен полк,
Ни бессмертный, ни смертный, Сереженька, никакой.
Отпусти меня на покой, Серёжа,
Я заслужил покой. 

Да, я знаю, что ты трудяга, умница, либерал,
Ты все это не выбирал,
Но ведь я-то тоже не выбирал!
Мы прожили жизнь,
Тяжелую и одну.
Можно мы больше не будем
Иллюстрировать вам войну?
Мы уже все, ребята,
Нас забрала земля.
Можно вы как-то сами.
Как-то уже с нуля.
Не нужна нам ни ваша гордость,
Ни ваш потаённый стыд.
Я прошу тебя, сделай так,
Чтоб я был наконец забыт.

Но ведь я забуду, как в русском музее
Мы искали девятый вал,
Как я проснулся мокрый,
А ты меня одевал,
Как читали Пришвина,
Как искали в атласе полюса,
Как ты мне объяснял, почему на небе
Такая белая полоса
За любым самолетом,
Как подарил мне
Увеличительное стекло… 

Ничего, отвечает дед,
Исчезая.
Тебе ведь и это не помогло.

Резонанс был огромный. Тысячи перепостов. Ругань, восторги, недоуменные вопросы: «Как это, взять и забыть? Не кощунство ли?» «Никаких побед моим именем, / Вообще никаких побед» — на фоне лозунга «Спасибо деду за победу!» и сводок с украинского фронта звучит действительно вызывающе. А главное, если убрать эту подпорку, этот костыль: «Зато мы победили немцев 77 лет назад!» — чувствуешь полную растерянность, непонятно, как дальше жить. Думаешь: «Мне что, теперь самому это все расхлебывать? Брать на себя ответственность? Мы так не договаривались!»

Дошло дело и до публичных доносов. Известный путинский пропагандист, соратник Соловьева Михаил Шахназаров написал: «И ладно примитивно и слабо. Главное, что подло… Это что сейчас было? Сравнение подвигов с хождением по Болотной и протестным сидением в смузишных и коворкинговых?» И даже не поленился записать на эту тему подкаст. Каким местом он читает — загадка.

Действительно ли Беркович хотела опорочить наше славное прошлое или тут что-то другое? Давайте спросим у Жени.

— Как родилось стихотворение про Сережу и деда?

— Я написала его сразу после 9 мая. 

А ведь это с обеих сторон позиция инфантильная. С государством все понятно, его повадки мне крайне несимпатичны. Но ведь и мы, те, кто против, тоже живем с головой, повернутой назад. Все эти «У нас 1937 год!» или «О, как это похоже на гитлеровскую Германию!»… Нет, ребята, 2022 год — это 2022 год, не надо на него навешивать прошлое. Мне кажется, надо остановиться и немножко понаходиться в сегодня. Бесконечное вчера нам ничего не дает, кроме стереотипно удобной реакции: «О, это плохо!» или «О, это прекрасно!» Но всё это не про нас, а про кого-то другого. Надо перестать хвататься за прошлое. Знание о Нюрнбергском процессе важное, нужное и прекрасное, но пора уже к следующему готовиться. 

— То есть вы предлагаете отказаться от памяти?

— А это ложная память. В нашей стране настоящей правды о войне так и не прозвучало. Так прямо с 9 мая 1945 года и повелось. Недаром же фронтовики и те, кто прошёл войну, не любили рассказывать о ней. Дедушка из стихотворения — это мой дедушка Лева, который ребенком прошёл блокаду. Мы знали от него в общих чертах про легендарный кусочек хлеба в пайке, про что-то ещё, но настоящей правды про блокаду они нам никогда не рассказывали, берегли. Ни он, ни его мама, моя прабабушка. Победобесие ведь не на пустом месте возникло. Оно возникло как раз на том, что с самого начала не была сказана правда о войне по множеству разных причин. Этой памяти УЖЕ не было. А на отсутствии памяти, на отсутствии правды можно вырастить что угодно. Например, то, что происходит сейчас.

— Сняты фильмы, написаны книги, работают музеи — и все это отсутствие памяти?

— Это абстракция, за которой, к сожалению, почти ничего не стоит. Особенно если учесть, что прошло много времени. 77 лет — это реально много! Мне 37, и я уже не застала воевавших, все, кто меня растил — это дети войны. А молодые мамочки, которые водят сейчас малышей на парады, родители детей, которые в детсадах ездят на картонных танках и рисуют взрывы на открыточках, им лет 25, они тем более не застали. Огромное количество людей выросло в культуре беспамятной, бескорневой, хотя только о прошлом и слышат, настоящего, нормальной жизни многие лишены. Ими можно манипулировать, им можно что угодно внушить, любую картину мира.

— Многие прочли ваше стихотворение как политическое, как протестное высказывание. Они правы?

— Оно, конечно, и политическое и протестное, но не только и не столько о том, как ужасно победобесие. Чего об этом писать, и так все понятно. Сидеть и сокрушаться: боже, посмотрите, какой ужас, георгиевские ленточки, кошмар, позор и фальшивая гордость — тут много ума не надо. Оно об инфантилизме, о том, что надо отцепиться наконец от дедушки Лёвы и его штанов. 

— Есть такой распространенный синдром — пытаться угадать, что сказал бы про сегодняшние дела покойник. Что сказал бы Высоцкий? А Цой? А на чьей стороне был бы Летов? Как будто от этого очень много зависит.

— Да, тотальная безответственность. Ну, разберись ты сам, почему надо всё время на кого-то кивать, прикрываться чьим-то авторитетом? Все, что могли, эти люди уже сказали. Не говоря уже о том, что огромное количество вещей поменялось в устройстве мира. В конце концов, у Высоцкого не было возможности получать такой объем информации в интернете. А у нас есть, и для этого необязательно знать как можно больше про 1941 год. То, что нам нужно, происходит прямо сейчас.

— Как вы отметили 9 мая?

— Боялась. Говорили, что планируется что-то ужасное: ядерный удар, всеобщая мобилизация, пленных украинцев по Красной площади проведут.

— А всего лишь случился «Бессмертный полк», к которому уже все привыкли.

— Мне кажется, это нечестная акция. Вообще-то, после Второй мировой у нас было несколько кровавых страшных войн, про которые все забыли. Если бы «Бессмертный полк» делала я, там были бы афганцы, грузины, чеченцы, мирные люди, которые в Чечне полегли. Не может не начаться новая война, если мы уцепились за одну победу, а преступления помнить не хотим.

— Чем вы сейчас занимаетесь как режиссёр? 

— Да практически ничем. Недавно отменила премьеру. Мы репетировали «Капитанскую дочку», мне казалось: боже, какой невероятно актуальный текст! А потом я перестала понимать, что делаю и зачем. Актуализация классики? Посмотрите на историю пугачёвского бунта, как это перекликается с сегодняшним днём? Да перекликается, перекликается! Сегодня-то что делать? Вот мы в хоспис ездим и песни поём, там понятно зачем — за смыслом. Я говорю: «Ребята, кто за смыслом поедет в Некрасовку на этой неделе?» Все мои артисты: «Я, я!» Понятно, что там люди до конца войны, скорее всего, не доживут. Им нужно, чтобы прямо сейчас не было больно и страшно.