Неликвиды

36 лет назад в ночь с 25 на 26 апреля на Чернобыльской атомной электростанции под украинским городом Припять взорвался четвертый реактор. Выброшенные в атмосферу продукты деления ядерного топлива разнеслись воздушными потоками на значительные территории за тысячи километров от АЭС. Радиоактивному облучению подверглись миллионы жителей Белоруссии, Украины и России. Сразу же после катастрофы погиб 31 человек, а 600 тысяч ликвидаторов, принимавших участие в тушении пожаров и расчистке, получили высокие дозы радиации. Самая приблизительная цифра погибших в последующие месяцы и годы, по данным Всемирной Организации Здравоохранения: 4000 человек. Считается, что бо́льшая часть смертельных случаев была или еще будет вызвана онкологией.

Так вышло, что весной 2022 года о Чернобыле заговорили снова. В связи с событием, которое в России запрещено называть своим именем. Новостные сводки (с обеих сторон вооруженного конфликта) сообщали о занятии украинской АЭС вместе с персоналом российскими войсками. Украинская сторона cообщала, что часть российских солдат получили «значительные дозы радиации». Минобороны каких-либо подробностей о количестве пострадавших или об их состоянии не сообщало. Озабоченность выражало Международное агентство по атомной энергии... На сегодняшний день контроль над Чернобыльской АЭС Украине возвращен. 

А еще к весне 2022 года в России оказались осуждены почти 60 пожилых мужиков — ликвидаторов последствий этой самой аварии на Чернобыльской АЭС. Самарское управление ФСБ решило, что в прошлом членов летного состава Куйбышевского оборонного завода «Прогресс» получили удостоверения чернобыльцев мошенническим путем и ни в какой зоне отчуждения не были. Документы об обратном (секретные и с которых «гриф секретно» уже снят) российский суд, как он это непревзойденно умеет, проигнорировал. Родина отобрала у инвалидов то, что когда-то выдавала сама: удостоверения чернобыльцев, тем самым лишив их льгот и даже общегражданских пенсий. Лишили их и инвалидности.

Несколько летчиков скончались вскоре после приговоров, не выдержав унижений и стресса.

Корреспондент Зинаида Парамонова съездила в Самару и попыталась разобраться, почему стало возможно это дело. С разрешения автора мы публикуем материал в «Новой газете Европа».

Пролог

***

Минувшей зимой я высадилась на железнодорожном вокзале Самары. Встречали двое. Волновались, что не приеду. Эти двое — те, кого среди прочих имел ввиду 5-й отдел Шестого управления КГБ, заявляя о необходимости засекретить сведения об организациях, чьи сотрудники привлекались к работам по ликвидации аварии. Эти двое привлекались. Они — члены летного экипажа самарского оборонного завода «Прогресс» (с конца 1930-х и по сей день делает ракеты). Они и еще порядка 70 человек с лета 86-го по заданиям руководства летали на ближайшие к взорвавшемуся 4-му энергоблоку Чернобыльской АЭС военные аэродромы Украины и Белоруссии: Жуляны, Гомель, Овруч, Борисполь, Киев, Чернигов, а также российский Брянск. Привозили и отвозили грузы, забирали население. И снова по кругу… Спустя 11 лет государство выдаст им удостоверения ликвидаторов аварии на ЧАЭС, признав за ними право на льготы и пенсии. К тому моменту у многих из них уже будут инвалидность. А спустя еще 20 лет — судимость. 

Два дня в Самаре я провела за разговорами, изучением архивных документов (засекреченных и рассекреченных), карт, полетных заданий и… свежих обвинительных заключений с судебными приговорами 2018-2022 годов рождения. 

Бывшие летчики, авиатехники и бортпроводники летного состава завода «Прогресс» осуждены как мошенники, «незаконно» получившие удостоверения чернобыльцев.Большое уголовное дело о мошенничестве возбудит управление ФСБ по Самарской области. Будто бы в 97-м они, члены летного экипажа «Прогресса», незаконно получили чернобыльские пенсии и льготы, «введя в заблуждение» администрацию родного завода, областные Управление труда, Минздрав, Собез и все прочие госинстанции. 

Об этом деле немало писали региональные СМИ. Даже прогосударственные, удивлялись и возмущались. Не помогло. Сегодня летчики — 60-70-летние мужики — осуждены условно. А их счета заблокированы — по приговору они обязаны вернуть родине все пенсии и льготы, что получили с конца 90-х. 

Да, совсем забыла. Родной завод, когда-то инициировавший выдачу удостоверений летному экипажу и хлопотавший на этот счет перед Главным управлением труда по области, на защиту летчиков не встал. Ни разу. 

только чтобы кошмар в их жизни побыстрее закончился. Кого-то запугивали карьерой детей, работавших в государственном секторе. Кому-то из детей карьеру сломали. 

Единицы — пять человек — решат бороться. 

Они-то и будут меня ждать в Самаре. 

***

На ликвидацию последствий аварии были брошены силы со всего Советского Союза. Кроме пожарных, спасателей и военнослужащих, задействовали и гражданских лиц. В одном Куйбышеве от разных предприятий в ликвидации аварии участвовали 4300 человек. Например, металлургический завод поставлял на АЭС алюминиевые бидоны, авиационные заводы — дезакционные установки «Тайфун» и запчасти к ним. Исключением не стали и сотрудники куйбышевского оборонного завода «Прогресс». Они не только доставляли в киевские области ящики с грузами (предположительно со свинцом, которым спасатели засыпали место взрыва), но и на своих гражданских самолетах эвакуировали жителей, преимущественно — семьи военных из ближайших к Чернобылю аэродромов: Жуляны, Гомель, Овруч, Борисполь, Киев, Чернигов, российский Брянск. 

«Мы всегда летали как спецрейсы. Из всего Советского Союза доставляли комплектующие на наш «Прогресс». А тут лето 1986-го. Начальство дает задание наоборот из Куйбышева летать в Киев, Киевскую область, и доставлять грузы туда, — вспоминает Александр Кириченко, работавший тогда вторым пилотом на Ан-26. — Командир летного отряда с начальником штаба выписывали задание на полет, и мы летели. Что конкретно наши самолеты везли — нам начальство не сообщало. Да и мы не спрашивали. У нас форма допуска №2 была. Догадывались, конечно, что с ЧАЭС связано. На аэродромах, куда мы прилетали, была куча военных. Когда мы с Киева в Чернигов 

«Это были семьи военных с самой Припяти, — добавляет Андрей Брендес, с 1984 по 1988 один из членов экипажа воздушных судов «Прогресса». — Цель всех была — лишь бы уехать. Мы на самолетах переправляли их в Самару, а дальше они уезжали на поездах, кто куда».

По возвращению в Куйбышев, вспоминает Брендес, самолеты мыли специальные бригады людей: «Обычно техники всегда мыли самолет сами. Но когда случилась авария, они стали отказываться со словами: «А почему мы? На фиг надо». Тогда пошли приказы о доплатах авиационно-техническом составу за мытье самолетов. Когда мы прилетали в Куйбышев, наш самолет встречала специальная машина, из которой выходили люди, облаченные в химзащиту, с бочками на спине. И весь самолет чистили. Когда мы спрашивали: «А нас, летный состав, почистить?», нам отвечали: «Вас, летчиков много. Сдохнете, другие придут. А самолет надо сохранить».

В распоряжении редакции есть выписка из засекреченного архива, согласно которой на куйбышевском аэродроме, где базировался воздушный флот «Прогресса», в 1986-м был развёрнут пункт дозиметрического контроля.

За лето 1986-го командиры экипажей, пилоты, авиатехники, бортоператоры куйбышевских авиапредприятий, включая летный состав «Прогресса», получат внеплановые премии и благодарности «за выполнение особо важных заданий». Среди премированных — Кириченко, Брендес и другие, с кем я встречусь в Самаре и которых местное ФСБ тоже называет «мошенниками». 

Удостоверения сотрудникам у министерства выбивал сам завод. От летчиков лишь требовалось написать заявления и принести фотографии 3 на 4. 

Андрей Брендес говорит с напором, нервно: «Все просто. В 91-м вышел закон правительства о ликвидаторах. Государственный завод «Прогресс» взял на себя инициативу по оформлению чернобыльских удостоверений своим сотрудникам. И с синими печатями, с подписями главного бухгалтера, начальника отдела кадров отправил списки летного экипажа в Минтруд. Минтруд рассмотрел, вызвал нас, объяснил, как написать заявление. Затем бумаги отправили в МЧС. МЧС проверил, одобрил и выслал бумаги обратно в Минтруд. Минтруд нас вызывал и вручил удостоверения. Вся цепочка была ГОСУДАРСТВЕННАЯ! А мы все равно оказались «мошенниками». ФСБ представила все так, словно мы вошли друг с другом в сговор, облапошили все эти государственные инстанции, придумали себе раковые заболевания, желудочно-кишечные и лучевые болезни...».

Про то, что они придумали себе болезни, спустя 30 лет после аварии в обвинительном заключении напишет молодой следователь самарского УФСБ Николай Громчев, на момент инкриминируемых летчикам событий ходивший в детский сад. Еще этот молодой следователь напишет о том, что воздушный экипаж «Прогресса» ни над какими зараженными территориями не летал, а потому выплаты получал незаконно.

Пилот Кириченко, который годится молодому следователю в отцы, стоит теперь над картой полетов своего Ан-26 и одновременно открывает доклад ООН по зараженным территориям: 

«То есть смотри, — говорит он мне и водит карандашом по карте, — мы вот здесь проходили зону отчуждения. Вот Брянск, Гомель. Вот мы прилетали в Киев. Чернобыль в 40 километрах. Вот реактор. Вот закрытые зоны красным цветом, куда залетать было нельзя… После Киева мы делали перелет на аэродром Чернигова, там военное училище. Этого аэродрома через год вместе с черниговским училищем уже не стало — перебазировались, поскольку оказались в зоне отчуждения. Дальше, смотри, станция дальнего обнаружения. В Припяти стояли военные. Там летать можно было на определенной высоте. А вот Обруч. Видишь, как накрыло… — Кириченко показывает затемненное облако на карте в докладе ООН. — Вот оно накрывает военные аэропорты Обруча, Борисполя, Жулян и Киева. А следствие и прокуроры не хотели смотреть на карты и разбираться. Уперлись: «Вы не были в 30-ти километровой зоне отчуждения». Да мы в 4-5 километрах от зоны заражения находились в воздухе. У нас высота полета Ан-26 — 5-6 тысяч метров. Мы проходили прямо через центры этих зон на высоте 4 тысяч метров. Наши самолеты были оборудованы дозиметрами. Так они так зашкаливали, что трещали. Мы их выключали просто — невозможно было. Нам даже специалисты говорили: «Ребята на земле работать — тяжко, а в воздухе еще опаснее». В самолетах же есть наддув. Это такая высотная система, засасывающая на борт разряженный воздух снаружи. То есть забортный воздух засасывается и подается в салон за счет давления. Представляете, какой воздух тогда заходил в самолет...». 

В последующие годы у пилотов, бортпроводников и авиатехников «Прогресса» будут диагностированы хронические заболевания (язвы, сосуды, сердце), у части — лучевая болезнь и онкология. Почти все покинут завод в 35-40 лет. Все получат группы инвалидности. 

Донос

Все началось довольно тривиально и привычно для российских реалий — с доноса. В 2015-2016 годах между замкомандира по организации лётной работы завода «Прогресс» Евгением Крысько и руководителем лётно-испытательного отряда Олегом Шахаровым пробежала кошка. То ли не поделили свое влияние на заводе, то ли еще что. Крысько сначала уволил сына Шахарова, потом самого Шахарова. Последний отправился в ФСБ с заявлением, в котором сообщал, что Крысько получил удостоверение ликвидатора Чернобыльской аварии незаконно. Что было правдой: Крысько пришел на завод в 1988 году, спустя два года после аварии, то есть ни в какие полеты, связанные с ликвидацией последствий, летать не мог. И в принципе из старожилов все на заводе об этом знали. Знал об этом в первую очередь господин Шахаров: через него в 97-м проходило оформление документов для получения удостоверений чернобыльцев. ФСБ заведет уголовное дело о мошенничестве. Шахаров станет главным свидетелем обвинения. Крысько осудят и снимут с работы. На этом можно было бы поставить точку. Но ФСБ не стало мелочиться и возбудило большое уголовное дело о мошенниках-чернобыльцах, то есть привлекло за мошенничество без разбора ВСЕХ летчиков завода, получивших в 97-м удостоверения. Тот факт, что они реально летали в зараженные области и помогали ликвидировать последствия аварии, никого не смущал.

А ведь могло обойтись без уголовки. По закону проверку правильности выдачи удостоверения ликвидатора ЧАЭС регулирует приказ МЧС № 114. Согласно ему, если выясняется, что удостоверение выдано незаконно, органы, выдававшие бумагу, требуют от человека сдать удостоверение, а Минсоцдемография просто приостанавливает все выплаты и льготы. Никаких уголовных дел. 

Следствие

Дело о «мошенниках-чернобыльцах» раскручивалось быстро. Сотрудники самарского управления ФСБ наведывались на квартиры бывших членов летного состава по утрам. С обысками. У пенсионеров изымали удостоверения ликвидаторов ЧАЭС, документы об инвалидности, летные книжки пилотов. Затем увозили на допросы. Во время оных, вспоминают осужденные, оперативники показательно перезаряжали оружие, не отпускали в туалет, держали без воды, еды и лекарств до позднего вечера. Угрожали реальными сроками.

Предлагали подписать, что те признают вину. Несговорчивых пугали сначала 15 сутками ИВС, потом реальными сроками. Прямо говорили: «Сейчас подписываешь эти бумаги и идешь к своей бабке пить чай и макать в него печенье, не подписываешь — пеняй на себя». Непонятно, чем они так были мотивированы — то ли премиями, то ли звездами. Еще приходили домой к болеющим. Один из наших летчиков после инсульта дома лежал. Ну, овощ. Пришли, сказали, что дело против него возбуждено, что допросить надо. Его жена не выдержала, закричала: «Берите и несите его на допрос в таком состоянии, если он вам так нужен!». Они пошушукались между собой и ушли».

Что искали в архивах

По каждому члену экипажа самарское управление ФСБ составило одинаковые обвинительные заключения. Разными в них были лишь фамилии.

Главная сентенция обвинительных заключений заключалась в том, что лётчики, авиатехники и бортпроводники, чтобы получить удостоверения чернобыльцев, предоставили в госорганы «сфабрикованные» справки и задания на полеты. Но ни в обвинительных заключениях, ни в дальнейшем в приговорах не будет описания того, как и с помощью чего летный состав, большинство из которых были обычные работяги, фабриковали документы. Ну а главное — в деле не оказалось ни одной экспертизы — технической, почерковедческой — любой — доказывающей факты подделок.

В официальном запросе на имя начальника самарского ФСБ я просила прояснить эти моменты. Но ответа не получила.

Еще один тезис самарского управления ФСБ: Куйбышевский авиационный завод не участвовал в ликвидации последствий аварии, «что подтверждается отсутствием сведений в архивных данных».

В каких именно архивах УФСБ по Самарской области производило поиски и что именно искало, не конкретизировалось. Каждый архивный фонд ведь имеет свое наименование. В суде сотрудники ФСБ ответить летчикам на эти вопросы не смогли. Без ответа остался и запрос от «Новой газеты». Таким образом, вопрос, производилась ли ФСБ вообще какая-либо архивная проверка и изымались ли оригиналы документов — повис в воздухе. 

О том, что завод «Прогресс» все же помогал ликвидировать последствия чернобыльской аварии, свидетельствуют как раз архивные данные. Их обвиняемые нашли в архиве самого завода. 

Например, справку № 153\26 от 04.04.1997 года, выданную одному из летчиков: «В 1986 году, в связи с аварией на Чернобыльской АЭС, Куйбышевский авиационный завод выделял самолеты (указан тип — Ред.) для выполнения полетов в зону отчуждения по оказанию помощи в ликвидации последствий аварии».

Или внутренние приказы по заводу от 1997 и 1998 годов о назначении ежемесячных выплат сотрудникам «во исполнение закона о социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС».

И наконец ранее засекреченный приказ Министерства машиностроения СССР об условиях материального обеспечения сотрудников, занятых на работах по ликвидации последствий чернобыльской аварии. В числе прочих предприятий значит «Прогресс».

Подлинность документов была подтверждена «Роскосмосом».  

Неуемный

Основные поиски в архивах проделывал второй пилот Ан-26 Александр Кириченко. Похож он на героя фильма «Любимая женщина механика Гаврилова». И по темпераменту, и внешне. Задиристый, но справедливый. Заступится не только за даму, за любого. Коллеги-летчики исключением не стали. Кириченко ругался со следствием, выходил на СМИ, закидывал жалобами министерства и ведомства. Типаж: неуемный. Достанет хоть черта лысого. Кириченко своей кипучей деятельностью достал ФСБ. Он единственный из всего летного состава, кого после допроса отправят в КПЗ, а потом под домашний арест. Очевидно, чтобы урезонить. Остальные летчики, бортоператоры и авиатехники будут под подписками.

В обвинительном заключении командиру экипажа Кириченко, «исходя из личности» назначили «главенствующую роль».

— Когда находился здесь, — Кириченко окидывает взглядом свою двушку в спальном районе Самары, — под домашним арестом, на меня эти стены просто давили. Не знал, как еще доказать, что мы летали над зараженными территориями. Звонить никуда нельзя было, в интернет заглядывать нельзя. Но я выдохнул, сказал себе: «Да плевать». Позвонил в заводской архив ЦНИИмаш, попросил работницу, которая взяла трубку, посмотреть документы по чернобыльской аварии. Обрисовал ей ситуацию: «Нахожусь под арестом, срочно надо». Словом, сижу с этим браслетом, командую под арестом, указания раздаю. Она прониклась, сказала позвонить через неделю, постарается найти. Я был уверен, что за эту неделю меня отправят в СИЗО — за нарушение условий домашнего ареста. Но пронесло. Я позвонил через неделю, мне нашли директивные письма и приказы по заводу, свидетельствующие о том, что мы летали и в составе экипажа выполняли задания по ликвидации последствий аварии. Словом, все те бумаги, которые ФСБ почему-то в дело не положило. 

Спрятали? Ведь они подтверждают, что мы летали в 86-м туда, куда якобы «не летали»?».

Кириченко достал и решения судов по другим летным экипажам с других авиационных предприятий страны. Например, в том же 86-м на аэродром Жуляны под Киевом летали воздушные суда из Мячково, аэродрома в раменском районе Московской области — замеряли уровень радиации. Всех впоследствии признали полноценными ликвидаторами аварии на ЧАЭС. И удостоверения у них никто не отбирал.    

«30-ти километровая зона отчуждения»

Обвинительное заключение и приговоры по всем летчикам пестрят странной формулировкой. Самарское управление ФСБ признает ликвидаторами аварии на ЧАЭС лишь тех, кто непосредственно работал возле четвертого реактора, в так называемой «30-ти километровой зоне отчуждения». Логика: все, кто возле реактора не работал и что-то там делал за пределами 30-ти километров — могут идти мимо. Ну, то есть если вы эвакуировали людей из зараженных областей, вы все равно не помогали ликвидировать аварию. Если вы доставляли грузы для спасателей на ближайшие к ЧАЭС аэродромы — вы не помогали ликвидировать аварию. На сегодняшний день Самарское управление ФСБ — первая и пока единственная государственная структура, которая изобрела это ноу-хау про 30 километров. Противоречащее не только здравой логике, но и всем нормативным актам и законам, что касаются аварии на ЧАЭС. Тому же распоряжению правительства о социальной защите ликвидаторов Чернобыльской аварии, где четко прописывалось, что такое зона отчуждения. Территория, зараженная радионуклидами в районе реактора ЧАЭС и вплоть до территории Российской Федерации, включая Брянскую область. 

Что закономерно: в материалах дела сама ФСБ не даст описания этой «30-ти километровой зоны отчуждения». Ни словесного, ни графического, ни картографического. Не окажется в обвинении даже перечня населенных пунктов, входящих в эту абстрактную зону.

Подскажу самарскому ФСБ: при проектировании атомных электростанций всегда закладывают зону безопасности и зону мониторинга. Это и есть 30-ти километровая зона. Но это не значит, что все, что после этих 30 километров в случае чернобыльской аварии, не было заражено и не было отчуждено. Даже школьник вам скажет, что зона отчуждения и заражения распространялась гораздо дальше злосчастного четвертого реактора. 

Еще раз. Летный состав «Прогресса» не отправляли к самому реактору. Потому что возле реактора нет аэродрома. В непосредственной близости над четвертым реактором, как известно, работали только пожарные и спасатели на вертолетах, бросавшие в его жерла смеси из свинца. Гражданская авиация работала на аэродромах, ближайших к реактору. И эти аэродромы два дня подряд мне показывали на картах бывшие пилоты, бортоператоры и авиатехники «Прогресса».

— Вот есть цветок, у него есть сердцевина, пестики, лепестки, —незамысловато объясняет мне суть дела Андрей Брендес. — Сердцевина — это прокуратура, ФСБ и Фемида, повязку с нее можно отбросить... Дальше идут лепестки...

Такое объяснение противоречит непримиримому духу Кириченко:

— Ну, Андрюх, ты поехал! Пестики, тычинки блин… Ну, даешь.

Брендес (обиженно): 

— Я объясняю! Куда мы только не обращались! Ездили в Москву в Генеральную прокуратуру — ничего. Все идет по этим лепесткам снова в сердцевину…  

Суд

Основная драма будет разворачиваться в Промышленном районном суде Самары. Именно в этом заведении 60–65-летних далеко не здоровых мужиков будут унижать подсчитыванием выплаченных им за 20 лет пенсий и льгот. Вплоть до копеек.

Суды заняли период с 2018 по 2022 годы. Каждого члена летного состава «Прогресса» судили по отдельности. Каждого прокуратура спрашивала: «Почему вы не усомнились в том, что вы чернобылец?»

Потерпевшими в суде проходили Пенсионный фонд и Минсоцдемографии Самарской области. 

Это через нее в 97-м проходили заявления, справки и документы от сотрудников «Прогресса» о признании их ликвидаторами последствий аварии на ЧАЭС. В суде она отмечала (сужу по официальному протоколу), что представляемые бумаги не вызывали у ведомства сомнений. Тем более участие летного состава в ликвидации последствий аварии подтверждалось присланным в Главное управление труда письмом-ходатайством от администрации завода. В письме говорилось, что летчики и авиатехники в 1986-м летали на самолетах «Прогресса» в зону отчуждения. Также в распоряжении Кочетковой были копии заданий на полет за подписями начальников летных экипажей Все это она отправила на проверку в областное МЧС. Не возникло сомнений и у МЧС. 

Но суд показания главного специалиста отдела социальных выплат в основу приговора не положил. В основе оказались показания тех, кто фабуле обвинения не противоречил. 

В их числе — показания свидетеля обвинения Александра Краевого, главного консультанта Минсоцдемографии. В ведомство он пришел только в 2002 году, но почему-то был очень осведомлен, что происходило на заводе в 1986-м и в 1997-м годах. Охотно рассуждал в суде про «30-километровую зону отчуждения», в которой летчики «Прогресса» «не были». По его словам, те «не вообще имели права туда летать», гражданскую авиацию туда бы никто не пустил: «Была закрыта воздушная зона над Чернобылем, при появлении гражданских самолетов они сбивались бы Министерством обороны». 

— Я уже не сдерживался в суде, — вспоминает пилот Кириченко, —спрашивал Краевого: ты что городишь, какие сбивания?». — «Ну, я так образно», — отвечал он. — «За твое образно людей засудили до фига и больше».

Слова Краевого о «закрытом небе над Чернобылем» сегодня опровергаются ответами из Росавиации и Российского государственного архива экологии. Обе структуры подтвердили на запрос подсудимых: запретов гражданской авиации на полеты в зону ЧАЭС в 86-м не было ни от Министерства обороны СССР, ни от Министерства гражданской авиации СССР. ФСБ на свой запрос тоже получило аналогичный ответ, но к материалам дела его почему-то приобщать не стало. Подсудимые акцентировали внимание на этих ответах в суде, но в приговоре их не оказалось.

…Свидетельствовал против бывших подчиненных в суде автор заявления в ФСБ, бывший командир летного отряда «Прогресса» Олег Шахаров. Он продвигал версию о том, что летчики массово «ввели руководство завода в заблуждение» (странно, куда же смотрел он, командир?), а его подписи на документах о необходимости выдаче им удостоверений ликвидаторов аварии «были подделаны». Впрочем, почерковедческая независимая экспертиза, которую инициировали летчики, признаков подделки подписей не обнаружила. Суд эту экспертизу к делу приобщать отказался.

«Выходило все так, — говорит второй пилот Ан-26 Анатолий Шульпин, — что почти шесть десятков работников летного отряда на глазах у своего командира завладели фирменными бланками, печатями завода и заводским автобусом, на котором массово ездили в Главное управление труда вводить тамошних сотрудников в заблуждение. А он просто стоял и наблюдал».

Сам Шахаров, подписывавший письма-ходатайства о выдаче летному составу удостоверений, к ответственности привлечен не был. «Новая» пыталась связаться с ним, но безрезультатно. 

Бывший летный экипаж «Прогресса» будет осужден в полном составе. От одного до трех лет условно. 

Все вышестоящие инстанции в Самаре эти приговоры засилят. Тексты приговоров будут одинаковые. Как и в обвинительных заключениях, отличаться в них будут лишь фамилии.

Кириченко: 

— Одно дело, если бы они толпу согнали, судили открытым судом всех сразу, в большом зале. В отношении 60 человек, наверное, не посмели бы сказать, что мы мошенники, обдурили тех, тех и тех. Я в суде не выдержал: «Может, тогда закрыть надо все эти пять ведомств, что выдавали нам удостоверения, а нас наградить, выдвинуть куда-то, раз мы такие ушлые?» Пытался себе представить, как я обманывал, чтобы получить удостоверение. С одной стороны — да, мог прийти в управление труда, поляну накрыть и попросить сделать мне удостоверение. Но все 60 человек не могут же прийти сразу и накрыть поляну. А удостоверения мы получали все одновременно».

Шульпин

Неудобным стало дело командира самолета Ан-2 и второго пилота Ан-26 Анатолия Шульпина. На момент 86-го он работал на самарском авиационном заводе «Авиакор», доставлял на аэродромы Борисполя, Жуляна и Святошино расходные материалы к дезактивационным установкам «Тайфун», что работали у реактора. По словам Шульпина, бортовые дозиметры зашкаливало от уровня радиации, когда самолет пролетал над зоной отчуждения. 

В 96-м полеты Шульпин оставил навсегда и уволился — замучили головные боли и скачки давления. Обследования, медицинские комиссии, больницы… У него выявили лучевую болезнь, дали вторую группу инвалидности. Потом Шульпин переживет инфаркт и онкологию на глазах. Выкарабкается. Потом вторую онкологию, снова выкарабкается. Между больницами успеет на свои деньги поставить в парке Гагарина в Самаре памятник всем погибшим чернобыльцам. А потом у него заболеет жена. 

— Когда меня из дома ФСБ забирала, жена как раз в больнице еще лежала после операции. Тоже онкология… Забрали меня в 6 утра, выпустили с допроса в 23.00. Нервничал, конечно, плюс давление поднялось. Говорю оперативникам: «Мне плохо. Голова». А им пофиг. Это потом я узнал, что имел право попросить вызывать «скорую», чтобы сделали укол».

Но Шульпин смог доказать факт подлога со стороны следствия. Сегодня он ждет рассмотрения своего дела в апелляционной инстанции.

В суде над Шульпиным главный металлург Куйбышевского авиационного завода Синельников показал, что в 1986-м спасателям часто приходилось менять расходные материалы — колеса, бидоны и прочее — у той самой дезактивационной установки «Тайфун». Доставлял материалы через КПП Дитятки (село, расположенное на границе Чернобыльской зоны отчуждения) именно Шульпин. Другие подтвердили, что летали с ним в киевскую воздушную зону для доставки груза на Чернобыльскую АЭС.

— Я на всех трех судах смог доказать, что удостоверение ликвидатора мне дали по закону, — Шульпин в отличие от остальных про свой суд короток. Его больше заботит, чтобы коллеги по несчастью проверяли здоровье хотя бы раз в год. Типаж: домовенок. Пока Кириченко сосредоточенно объясняет мне по третьему заходу фабулу обвинения, Шульпин помогает супруге Кириченко Людмиле уносить со стола посуду и готовить чай. Потом заговорщески предлагает мне:  

— Козье молоко пьете? Очень полезно. Я вам к поезду принесу. У меня козы свои. 

— Толь, ты достал уже своим молоком. Мешаешь, — недовольно оторвался от показа мне карт и приказов Кириченко.  

— Слушай (это Шульпин мне, не реагируя на Кириченко, но показывая на него), возьми его с собой в поезд, он всю дорогу до Москвы будет тебе рассказывать про обвинение.

В Москву я уеду с обвинительным заключением, приказами и прочими бумагами от пилота Кириченко и четырьмя литрами козьего молока от пилота Шульпина.  

Лазунин и остальные

Парк Гагарина в Самаре. Идем к памятной стеле, которую поставил погибшим чернобыльцам Шульпин. По пути разговариваю с осужденным авиатехником Алексеем Лазуниным. Он тоже летал в составе экипажа в 86-м на Ан-26 в грузовой кабине на аэродромы Киевского узла: Борисполь, Жуляны, Святошино. Тоже потом был признан ликвидатором — и получил судимость теперь. Одна лишь разница: Лазунин ушел с «Прогресса» самым последним — в 2019 году, проработав в общей сложности на заводе 36 лет.

«Когда началось следствие, мне в ФСБ сказали: «Или признаешь вину и продолжишь работать, или мы тебя выгоним». Мне навстречу пошел директор авиакомпании, не хотел увольнять. Из ФСБ ему передали: «Пусть он сознается, мы его оставим». А чем сознаваться? Я десятки раз тогда летал в один только Борисполь... Ну и меня уволили. Выписали, спасибо, два оклада».

«На сделку пошел в большинстве своем техсостав. Рабочий люд, — говорит Кириченко. — Доказать со ссылкой на закон, что они не просто так льготы получали, поднять архивы, они не могли. Денег на адвокатов у большинства особо нет. Да и не бойцы. Махнули рукой, чтобы не связываться. Легче всего было на таких надавить. Хотя в законе есть статья о том, что даже если человек идет на сделку, следователь обязан перепроверить его это соглашательство, потому что всегда умысел какой-то в соглашательстве есть. Но никто не проверял естественно. Некоторые из подписавших сделку потом спохватились. Советовались. Я им показывал законы, документы. Но к тому моменту поздно было — они уже осуждены были в особом порядке». 

После обвинительных приговоров карты пенсионеров заблокировали в счет возмещения ущерба. Суммы разные в зависимости от инвалидности — от 500 тысяч рублей до 12 миллионов, как у Кириченко. У него и Брендеса «обрезали» даже гражданские инвалидности. Как они теперь говорят, «оздоровили». Плюс — летчиков лишили выплат и пенсий, которые никак не связаны с Чернобылем. Брендес: «Мы же отработали на заводе, у нас стаж, у нас должна быть трудовая пенсия. Так лишили даже этой пенсии! Представитель Минсоцдемографии на одном из судов заявил, что программы, которая бы пересчитала, какие выплаты должны остаться, в ведомстве нет. Никто не хотел заморачиваться в нюансах. Даже у ветеранов труда пенсии отобрали». 

Никто из администрации завода «Прогресс» их не поддержал.

МВД

Как это ни странно, не предаст членов летных экипажей только МВД, которому из 80 дел «чернобыльцев-мошенников» попадает для расследования 20. Эти дела МВД прекратит на этапе следствия — за отсутствием события преступления. 

Произойдет это благодаря к тому моменту уже осужденному второму пилоту Ан-26 Александру Кириченко, чье дело вела ФСБ. Кириченко продолжал писать обращения и жалобы в Москву. Москва все бумаги пересылала в Самару, ну а самарские чиновники оставляли все как есть. Они, правда, не до конца себе представляли уровень упрямости Кириченко. Одна из его жалоб взяла и попала прямо на стол Валентины Матвиенко. Та переправила обращение не в Самару, а в Генпрокуратуру и в центральный аппарат ФСБ с просьбой: разберитесь. На Лубянке ответили, что заниматься 159-й — это не их профиль, и выразили удивление, что самарское управление ФСБ иницировало это дело. Итог: более 20 дел, еще не успевших дойти до суда, по подведомственности будут переданы в самарское Управление МВД. 

Прекращены в том числе, на основании тех же документов в подтверждение своей невиновности, которые предоставляли ранее следствию осужденные летчики. Они, чьи дела в суд попали до вмешательства Матвиенко, включая автора жалобы Кириченко, будут осуждены. Хотя все летали вместе, сидели в одних самолетах. Хотя в постановлении о прекращении дел упоминаются фамилии Кириченко, Бендерса и других как летавших. 

— То есть часть людей из одного и того же летного подразделения, вместе летавших в 86-м — уголовники и предатели родины, часть — герои. Все сидели в одном самолете, — все повторяет Брендес.

— Меня четыре раза вызывала следователь от УВД, — вспоминает Кириченко. — Я удивлялся: «Зачем вы меня вызываете? Я уже осужденный враг народа». — «На заводе мне намекнули, что если я хочу получить детальную информацию и документы, нужно найти вас». Я ей показывал карты полетов, постановление Конституционного суда, которое гласило, что зона отчуждения — это территория, зараженная радионуклидами в районе реактора ЧАЭС вплоть до территории Российской Федерации. Она изумилась: «А где ФСБ про эти 30 километров увидела?» То есть у следователя по линии УВД в отличие от ФСБ не было никакой предвзятости изначально. 

Кириченко и его коллеги пытались отменить приговор по вновь открывшимся обстоятельствам. В Самаре это оказалось безрезультатно. Пока единицы пытались добиться справедливости на родине, сроки подачи жалобы в Европейский суд они пропустили. Успел лишь осужденный второй пилот Михаил Курдюков. 

Вместо послесловия 

За время судебных разбирательств скончалось 2 бывших члена летного состава «Прогресса», ещё четверо — уже после оглашения обвинительного приговора. 

Те, кто выжил, сегодня живут в долгах. Все деньги уходят на оплату «ущерба бюджету».

Слово Андрею Брендесу: «На душе паршиво. Летчики — я не преувеличиваю — это всегда было благородной профессией. Мы в 80-е и 90-е элитой считались. А эти говнюки малолетние, что дело состряпали, под стол ходили, когда мы летали туда. Некоторых в планах еще не было. Вы в жизни то своей хорошее что-то сотворили, кроме палок и подлогов? Вы создали имитацию якобы какого-то большого расследования. Зачем? Просто потому что кто-то наверху из ФСБ? И если у вас ксива ФСБ, можно с остальными людьми не считаться? Думаете, вы звезды? 

Обидно: все здравомыслящие люди, почитав наше уголовное дело, говорили нам, что это бред. Бывшие прокуроры, бывшие следователи. Иногда кажется, что если бы хотя бы один относительно порядочный сотрудник с Лубянки набрался терпения выслушать нас, то он бы спросил этих малолеток: вы че мундир позорите? Вы что творите? В ваших бумажках, которые вы написали — «преступным путем ввели в заблуждение», «обманули», «принесли ущерб» — ни одного факта, ни одного! Это ваши предположения. 

Те, кто придумал это дело, довели 6 человек до смерти. Мертвые на их совести. Они прошлись катком по живым людям. 

У нас командир экипажа был, Козлов. Он так переживал из-за этого уголовного дела… Если мы еще как-то высмеивали это все, то он не мог. Его осудили, и через два месяца он умер от инсульта.

Практически у всего общества не оказалось ни сострадания, ни доброты, ни порядочности. И это не какая-то там верхушка Кремля и какие-то негодяи-коррупционеры, а это все общество сейчас. Когда меня лишили всех выплат, даже не связанных с Чернобылем, я пошел в собес, пытался разобраться. А меня там сразу обхамили. Я ушел. 

Я настолько сломлен этой ситуацией, что я не хочу даже вспоминать Чернобыль, смотреть связанные с ним фильмы, что-то читать. У меня голова кипит от всего, что с нами сделали».